Лариса Шкатула - Пленница французского маркиза (Книга 1)
Так вот, именно сегодня все дела в доме Агриппина переделала с невероятной быстротой, только чтобы её отпустили с княжной, как она говорила, в "лабалаторию".
Софья просто диву давалась, глядя, как руки Агриппины трепетно касаются колб и реторт, как тщательно смешивает она составы смеси, которые перечисляет ей Соня.
Княжна лишь боялась, что её мать захочет в лаборатории присутствовать. К счастью, с появлением денег у Марии Владиславны появилось столько дел, она составила столько списков, что для дома нужно в первую очередь, что у неё совершенно не осталось времени вникать ещё в глупости, впрочем, по её мнению, вполне невинные, которыми вдруг увлеклась её дочь.
Достаточно того, что ежедневно составленные Марией Владиславной списки перечитывались, и из них вычеркивалось не очень нужное, и вписывалось нужнейшее...
Хорошо, что пока, для этих дел, княгине не нужна была горничная, и Соня могла пользоваться её помощью.
Княжна не стала посвящать и горничную во все свои планы. По её словам, готовили они всего лишь отбеливающую мазь, секрет которой оказался утерянным со смертью деда. И Соне никакого труда не составило отложить небольшую часть изготовленной мази, чтобы именно в ней увеличить количество ртути.
Агриппина не только оказалась толковой, скорой на руку помощницей, но и готова была предложить себя - точнее, свое лицо, для опробования кремов, которая княжна впредь станет изготавливать.
Неожиданно отбеливающий крем оказался так хорош, а результат не замедлил сказаться, что Агриппина ходила совершенно счастливая и целый день приставала к княгине, приближая свое "отбеленное" лицо к её близоруким глазам.
Однако, рисковать и проверять на Агриппине действие "красной сыпи" Соня не могла. Изготовленную мазь она опробовала на своей руке чуть пониже плеча, чтобы никто её опыта не увидел.
Рецепт деда и теперь действовал безотказно - её нежная белая кожа в самом деле покрылась красными прыщами. Но приготовленный "противосыпный" крем уничтожил даже её следы.
В эти два дня испытаний на самой себе княжна не ходила, а летала по дому. Она смеялась без причины, распевала песенки, чем очень удивила и даже насторожила княгиню.
Конечно, та первым делом стала расспрашивать Агриппину, и горничная подтвердила: да, княжна в самом деле изготовила крем, рецепт которого подсматривала в какой-то бумажке. Она даже принесла княгине эту самую бумажку, но Мария Владиславна в ней ничего не поняла.
Она с некоторой брезгливостью понюхала крем - что хорошего может изготовить девчонка, которая прежде ничем подобным не занималась! Потом полюбовалась результатом - тут уж Агриппина опять с удовольствием предоставила ей свое лицо. "Потрогайте, ваше сиятельство! Посмотрите, какая кожа, нежная да белая, будто у благородной!"
И на том Мария Владиславна успокоилась. Дочь радуется: смогла кое-что толковое сделать своими руками. Вот в чем секрет её хорошего настроения. Что ж, в этом её можно понять...
Теперь Соне предстояло осуществить вторую часть своего плана. Собственно, она нарочно ничего этакого себе не планировала, потому что не знала, как у неё получатся химические опыты.
Как она была счастлива, когда с руки её сошла сотворенная ею же красная сыпь! "Ай, да, Софья Николаевна! Ай, да княжна!" Так говорила она себе, рассматривая руку без малейших следов красноты. Вот только под каким предлогом заманить к ним в дом Разумовского, да ещё и подсунуть ему "уродующий" лицо крем?
Неожиданно ей на помощь пришел сам Николай Астахов. Он при сестре заявил княгине, что сегодня друзья устраивают в "Яре" - ресторане с цыганами - большой мальчишник, после которого они с графом Разумовским придут к Астаховым домой.
- У Леонида матушка не выносит пьяных, - смеясь, рассказывал он. - Она до сих пор считает, что её сынок ничего такого не употребляет. А как не выпить за то, что не сегодня-завтра мой боевой товарищ лишится привычной мужской свободы...
А до приезда в Петербург Даши Шарогородской оставался один день. Соня подозревала, что именно сегодня ночью Разумовский постарается с нею объясниться. Ведь она до сих пор не прислала ему никакой весточки.
Полдня мастерила Софья "отраву" для лица своего любимого. "Знал бы он, бедный, - с некоторым раскаянием думала она, - какую ловушку я ему готовлю. Как бы то ни было, позволить графу одним движением зачеркнуть все свое будущее, я не могу. Хотя и то, что случится после моих действий, ничего ему хорошего не сулит... Пусть хотя бы мамаша Шарогородская не станет ему мстить. Ведь это не он, а сама Екатерина Ивановна, даст ему отставку..." По крайней мере, так должно было произойти после того, как Соня ещё кое-что предпримет.
Для начала княжна купила в магазине очень дорогое мыло. Брат уже получил деньги за два слитка, которые купил у него ювелир, но он и не подумал дать хоть что-то своей сестре, отчего-то считая, что деньги ей ни к чему. Пришлось бедной Софье тратить сэкономленные долгими усилиями карманные деньги, к которым частенько прибегала в свое время княгиня. Она, конечно, клятвенно обещала дочери все отдать, но тотчас о том забывала. Теперь деньги к Марии Владиславны появились, и дочь могла бы ей о том напомнить, но она не хотела испортить какой-нибудь нелепой случайностью то, что так тщательно готовила.
В настоящее время Соня занималась тем, что осторожно снимала на мыле обертку, чтобы потом по возможности восстановить её в прежнем виде.
Потом она руками в старых перчатках осторожно начиняла мыло кремом с "красной сыпью", чтобы опять завернуть его в обертку.
Княжна считала, что Разумовский, даже собираясь с нею объясниться, не сможет на мальчишнике совсем ничего не выпить, а, значит, в любом случае он не должен заметить, что мыло какое-то не такое.
Агриппине она дала самый строгий наказ дать это мыло именно графу и ни в коем случае не князю Астахову. Горничная несколько подивилась её горячности. Но сочла за лучшее промолчать, соглашаясь с княжной, что граф и впрямь мужчина хоть куда. Будь она на месте госпожи, тоже постаралась бы дать ему лучшее. Пусть это будет всего лишь французское мыло...
Софья пока не хотела видеться с Разумовским. Разве что, после того, как скажутся результаты её усилий на внешности графа, а до того...
До того, она постучалась в комнату брата, который как раз собирался на свой мальчишник.
- Чего тебе, Соня? - покровительственно поинтересовался он; в последнее время Николая трудно было узнать. Сейчас на нем к тому же красовался новый костюм, который только что принесли от портного. Подмастерье - или кто был этот молодой человек? - все ещё стоял перед Николаем в угодливой позе, оправляя и так безукоризненные складки.
- Наверное, нынче неудобно высказывать тебе мою просьбу, - начала Соня, оглядываясь на постороннего человека.
- Пустое! - махнул рукой князь. - Говори, что тебе нужно.
- Видишь ли, - произнесла она нарочито заискивающе, - мне нужно немного денег ...
- Конечно, конечно, - приветливо закивал он. - Прости, я все время забываю, что у женщин гораздо больше нужд... Этого будет достаточно?
Он протянул сестре десятирублевую купюру.
- Достаточно, - пролепетала она; умом Соня понимала, что теперь они разбогатели, но до сих пор таких денег в руках держать ей не доводилось. Спасибо, Николя, ты очень щедр! - Соня чмокнула брата в щеку и покинула его комнату.
Пока все складывалось так, как она ждала. Оставалось дождаться утра и посмотреть на плоды своих усилий.
Поздно ночью Соня слышала, как вернулись её брат с графом, но к ним не вышла. Невольно молилась лишь о том, чтобы Агриппина не ослушалась её и подала графу для умывания то, что нужно.
Утром она нарочно шумно прошествовала по коридору мимо комнаты брата, где ночевал и граф Разумовский, позвала Агриппину так, что слышно было, кажется, во всем доме, но дождалась лишь того, что из своих покоев появилась сонная княгиня.
- Ты чего поднялась чуть свет? - недовольно спросила она, позевывая и крестясь.
- Ищу Агриппину, - сказала Соня.
- Ты оделась сама, зачем тебе горничная? - поинтересовалась Мария Владиславна, которая всегда была внимательна к мелочам.
- Я хотела... видите ли, маменька, мне не хотелось будить вас, но раз вы все равно уже встали, то не могли бы вы разрешить мне съездить к мадам Григорьевой. И пусть бы Агриппина меня сопроводила.
- Ты хочешь поехать к Аделаиде Феликсовне? - удивилась княгиня. - Но разве не ты совсем недавно обзывала её старой сплетницей и собирательницей грязного белья.
- Наверное, я была не права, - с усилием произнесла Соня, которая вовсе не перестала так считать. - А если вы сказали об этом Аделаиде Феликсовне, я бы перед нею извинилась...
- Вот еще! - возмутилась княгиня. - Стала бы я говорить этой старой... стала бы я передавать постороннему человеку мнение собственной дочери. Не вздумай перед нею извиняться. Она ни о чем таком не знает.
