Мэри Уэсли - Опыт воображения
Прихватив для себя пинту горького пива, Морис подошел к столику Тима.
— Не возражаете, если я присоединюсь к вам? — спросил он.
— Располагайтесь, — ответил, не глядя, Тим.
Морис сел за столик, попил молча пива, закурил.
— Вас, как я понимаю, послала за мной Джанет, — сказал Тим.
— Точно.
— Я отрезвляюсь, — сказал Тим.
— Думаете, я поверю?
— Это же вода, — сказал Тим.
— Вода? — Морис вгляделся в стакан Тима. — Это джин с лимоном.
— Нет. Это „Перье“.
— Ну да, конечно, так я и поверил!
— А вы попробуйте!
Морис окунул в стакан палец и попробовал.
— Гм… Вода. Почему?
— Я же сказал — отрезвляюсь. Я ведь пьян.
Морис отпил еще пива, прежде чем спросил:
— А зачем это?
— Должно подействовать, — сказал Тим, по которому, правда, не было видно, чтобы он хотя бы немного протрезвел.
Морис затянулся сигаретой. У стойки несколько мужчин обсуждали объявление о продаже козы: „Да, точно, такое объявление действительно висит у Пателей“. — „А что козе делать в Лондоне? Так ты говоришь, продается?“ — „Да“. — „Думаю, что какой-нибудь дурак подарил в свое время своему ребенку козленочка“. — „Для чего это?“ — „Вместо игрушки, глупый!“
Морис нагнулся к Тиму:
— Расскажите мне о Джулии Пайпер.
— Квартира на последнем этаже.
— Хорошо ее знаете?
— Нет. Джанет думала, что она хотела покончить жизнь самоубийством.
— Самоубийством?
— Она напоила Джанет пьяной. Бедная малышка, ей потом с непривычки было очень плохо. Не могли бы вы принести еще бутылку или две „Перье“? Вот вам деньги. — Тим покопался в боковом кармане. — Мне понадобится очень много этого „Перье“. — Он икнул. — Извините…
Морис подошел к стойке бара, взял себе вторую порцию пива и три бутылки „Перье“ для Тима, которые, вернувшись, поставил перед ним на столик.
— Спасибо, — сказал Тим. — Не могли бы налить? Руки немного трясутся.
Морис налил.
— Так мы говорили о Джулии Пайпер…
— Она накричала на Джанет. Что-то такое о Боге. Что-то уж слишком чудное.
— О Боге?
Тим пил „Перье“ большими глотками.
— Действует, — сказал он, наполняя вновь стакан. — Мне уже лучше. — Он нагнулся к Морису: — Хочу вам кое-что сказать.
— Да?
— Хочу ее… — зашептал он, — но не могу, когда я сильно поддатый. Вы понимаете, что я хочу сказать?
— Хорошо, но…
— Ничего хорошего, — громко шептал Тим. — Если я не смогу, она будет презирать меня. Это очень унизительно, это…
— Вы о Джулии Пайпер?
— Нет, нет! О Джанет! Какое отношение к этому имеет Джулия Пайпер?
— Я думал, что мы говорили о Джулии Пайпер, — сказал Морис.
— Нет, нет! Что вы! Я и не разговаривал даже с ней никогда! Мой объект — Джанет. — И он снова принялся пить „Перье“.
У стойки бара раздался взрыв смеха, и кто-то сказал:
— Если эти паки купят ее, то уж, конечно, не испортят ею свой кошер!
На что другой возразил:
— Ты путаешь — кошер едят евреи.
— Если бы здесь сейчас была Джанет, — сказал Тим, — то она подошла бы к этой компании и произнесла речь о расизме. Она такая замечательная девушка. Вы женаты?
— Нет.
— Есть девушка?
— Нет.
— Мальчик?
— Нет.
— Так и думал. Никого нет? Тогда как же все-таки насчет секса? Ты им вообще-то занимаешься или нет? — Чувствовалось, что он был еще под парами.
— Занимаюсь, — сказал Морис, — понемногу.
— Ну и ну! — сказал Тим. Потом принялся молча, медленно, задумчиво тянуть свой „Перье“, пока не опустошил стакан. После этого он встал, повернулся к Морису, потряс его руку и, улыбаясь, сказал: — Вот теперь все прояснилось! Пора домой. Большое спасибо. Должен идти к моей прекрасной Джанет. Еще глоток свежего воздуха на улице, и я снова буду свежий как огурчик. Не находите, что я мог бы послужить отличной рекламой минералки „Перье“? — С этими словами он толкнул дверь и исчез.
— Сволочь! — выругался Морис Бенсон и отправился за очередной порцией пива. Пока он пил его у стойки бара, он думал о Джулии Пайпер. Теперь, когда он нашел ее, он спрашивал себя, зачем ему это понадобилось.
„А почему бы не позвонить ей? — подумал он. — Можно было бы, но, наверное, лучше не сейчас, после всего этого выпитого пива. Чего спешить? Подождем“.
ГЛАВА 15
Джулия в полусне протянула руку и сняла телефонную трубку. Телефон молчал. Она перевернулась на другой бок, свернулась калачиком и снова заснула.
Опять какой-то шум заставил ее проснуться. Вспомнив, что Жиль умер и вряд ли сможет донимать ее теперь полуночными звонками, Джулия слегка успокоилась. Вначале, позвонив среди ночи, он осыпал ее оскорблениями и угрозами, а в последнее время поменял тактику — молча дышал в трубку, и это, конечно, действовало ей на нервы. Имела ли ее мать отношение к тому последнему звонку? Звонили, должно быть, из ее дома. Скорее всего, она ничего не слышала, поскольку к полуночи обычно бывала уже в постели. Жиль, видимо, сидел и пил — обычно он был пьян, когда звонил ей. Он был простужен. Услышав, как он чихнул, она сказала: „Высморкайся“. Он рассмеялся. Она была рада, что последнее, что она слышала от него, — это смех. С ним был Кристи, и она не бросила, как обычно, трубку. Все равно на этом все и кончилось — Жиль засмеялся и сам повесил трубку.
И вот снова тот же странный шум. Она вздрогнула, окончательно пробудилась от сна и, напряженно вслушиваясь, приподнялась на локтях. Шум повторился. Она спустила ноги с кровати, включила свет и, схватив свисток Кристи, сжала его в руке.
Стряхнув с себя остатки сна, она ждала. Послышался негромкий мягкий стук и царапающий звук. Удивленная, она подошла к двери и открыла ее.
В комнату тихо вошла собака.
Джулия в изумлении попятилась и опустилась на тахту. Собака положила голову ей на колени, и она нежно тронула ладонью мохнатый затылок.
Часы показывали три утра. На улице и в доме стояла тишина; все спали. Она слышала, как у нее глухо стучало сердце и в такт ему билось о худые ребра сердце собаки. Пес часто задышал, потом взглянул ей в лицо и отвернулся. Джулия поднялась и налила в миску воды. Собака с жадностью выпила ее.
— Ты, видно, потерялся, — сказала Джулия, — и мне не следовало бы сманивать тебя. — Она дала собаке хлеба и молока, которые та быстро проглотила. — Сейчас слишком рано, попозже мы что-нибудь придумаем, — сказала Джулия и, скользнув опять в кровать, натянула до подбородка пуховое одеяло. Удовлетворенно вздохнув, животное растянулось на полу рядом с кроватью. — Отведу тебя в полицию или в собачий приемник в Баттерси, — сказала Джулия. Собака постучала хвостом по полу. — Ты прокрался сюда как вор. Ты чей? — обратилась она к собаке, но та никак не среагировала на вопрос. Джулия понюхала свою ладонь, и собачий запах напомнил ей о деревне. — Не знаю, как ты попал в дом, но если кто-то решил таким образом пошутить, то я лично не нахожу эту шутку смешной. Перед тем как идти на работу, я выведу тебя, и мы распрощаемся. — Собака не повела даже ухом — она спала.
Утром Джулия проснулась поздно, и ей пришлось поторопиться, чтобы вовремя добраться до многоквартирного дома у реки, где она убиралась у женщины-журналистки, отвечала на телефонные звонки и, уходя, оставляла приготовленный ужин, который хозяйке, вернувшись вечером домой, требовалось лишь подогреть. Ей не нравилась эта женщина. Она была неряхой. Почти ежедневно Джулия подбирала с пола оставленные ей для стирки трусики и колготки. Правда, журналистка учитывала все это и платила Джулии больше, чем полагалось по текущим расценкам.
Она опаздывала, и у нее не было времени отвести собаку в полицейский участок или собачий приемник в Баттерси, которые были ей совсем не по пути. Собака с довольным видом бежала рядом с ней по улицам. Когда они добрались до дома, в котором на пятом этаже жила журналистка, Джулия повернулась к собаке и скрепя сердце, как можно суровее, прикрикнула на нее:
— Иди домой! Ты не моя!
Пес озадаченно поднял на нее свои глаза.
Поднимаясь в лифте наверх, она стиснула зубы, твердо решив не принимать на себя никакой лишней ответственности, а войдя в квартиру, даже не высунулась из окна посмотреть, не ждет ли ее внизу пес.
Будучи сама женщиной неаккуратной, журналистка любила, чтобы к ее приходу все было в абсолютном порядке. Джулия собрала разбросанную повсюду одежду, закинула ее вместе с банными полотенцами и постельным бельем в стиральную машину, застелила постель чистой простыней, перетрясла пуховое одеяло, вымыла кухню и полы в ванной, пропылесосила ковер. Пока она все это делала, она пыталась убедить себя, что глупо быть сентиментальной. „У оставленной на улице собаки больше шансов выжить, чем у отведенной в полицейский участок, — уверяла она себя. — Эта собака потерялась. У нее должны быть где-то хозяева. Она непременно найдет в конце концов дорогу к своему дому. Из полицейского участка ее отведут в собачий приемник, где о ней уже точно никто не позаботится. Была бы она породистая, тогда другое дело, а так… кому она нужна такая! Лучше не вмешиваться“. Джулия досадливо выругалась, услышав звонок телефона. В ее обязанности входило отвечать на телефонные звонки, но она не стала поднимать трубку, чувствуя, что не сможет быть любезной, вежливо выслушивать и записывать разные глупые просьбы.
