Джон Пэрис - Кимоно
— Подумай, — сказал Джеффри, — прилично ли дамам, английским дамам, идти смотреть такое место?
— Конечно, — ответил приятель. — Это одно из зрелищ в Токио. Что ж, я ходил недавно с леди Цинтией. Она была восхищена.
— Клянусь Юпитером, — воскликнул Джеффри. — Но для молодых девушек? Ходила и мисс Кэрнс?
— В этот раз нет, но не сомневаюсь, что она бывала там.
— Но разве это не то же самое, что вести даму в публичный дом?
— Нисколько, — был ответ Реджи, — это все равно что пройтись ночью по Пиккадилли, заглянуть в «Эмпайр» и вернуться по Риджент-стрит; а в Париже пойти в «Ра-Мор» или «Баль-Табарен». Это местная версия старой темы.
— И это интересное зрелище для дамы?
— Как раз то, что дамы хотят видеть.
— Реджи, что за чушь! Девушка со здоровым чувством?
— Джеффри, старина, вы хотите видеть?
— Да, но для мужчины это другое дело.
— Зачем вам смотреть это? Вы идете туда не по делу, я думаю.
— Из любопытства, конечно. Слышишь, как столько людей толкуют о Йошиваре.
— Из любопытства, это верно; и вы в самом деле думаете, что любопытства у женщин, даже со здоровым чувством, меньше, чем у мужчин?
Джеффри Баррингтон расхохотался над собственным поражением.
— Реджи, вы всегда дьявольски искусны в доказательствах! — сказал он. — Но дома, в Англии, никто не говорит о таких вещах.
— Есть маленькая разница между домом и недомом. Там соблюдаются известные условия. А вне его ищут зрелища. Наблюдают внешность и привычки туземцев полунаучным методом, как смотрят на животных в зоологическом саду. Кроме того, никто не знает и не думает о том, где вы бываете. Нет ужасающей ответственности перед соседями; и нет или почти нет опасности встретиться с близким знакомым, когда бываешь в неудобном для таких встреч положении. В Лондоне живут в постоянном страхе таких встреч.
— Но моя жена, — продолжал Джеффри, смущенный еще больше, — я не могу представить себе…
— Миссис Баррингтон может быть исключением; но даю вам слово, что каждая женщина, как бы чиста и свята она ни была, чрезвычайно интересуется жизнью своих падших сестер. Они знают о них меньше нашего и потому представляют себе их жизнь таинственной и интересной. И они все-таки ближе к ним уже по своему полу. У них вечно является вопрос: ведь я тоже могла бы избрать эту жизнь, что она дала бы мне? Есть, кроме того, сочувствие, сожаление; а больше всего интерес соперничества. Кто не интересуется жизнью своего опаснейшего врага? И какая женщина может не желать узнать, с помощью какой черной магии ее конкурентка овладевает мужчиной.
Площадки для тенниса были полны молодежью, только что кончившей свои служебные занятия. Прямо против них два молодых человека начали партию. Один из них был японец; волосы и глаза другого указывали на туземное происхождение, но он был слишком высок и бел. Это — евроазиат. Оба играли исключительно хорошо: приемы были красивы, удары ловко рассчитанны. Немногочисленные игроки, не занятые сами, с интересом следили за игрой.
— Кто это? — спросил Джеффри, пользуясь случаем переменить тему беседы.
— Это брат Яэ, один из лучших игроков здесь, и молодой Камимура, должно быть самый лучший; но он недавно женился и потому играет теперь нечасто.
— О, — воскликнул Джеффри, — он ехал с нами на одном пароходе!
Он не сразу узнал изящного молодого японца. Он не ожидал его встретить в такой европейской среде. Но Камимура заметил своего бывшего спутника.
Когда игроки менялись местами, Джеффри подошел к нему с сердечным приветствием:
— Говорят, вы только что женились, поздравляю вас.
— Благодарю, — отвечал Камимура, краснея. Японцы краснеют легко, несмотря на цвет своей кожи. — Мы, японцы, не хвастаемся своими женами. Это было бы тем, что вы зовете дурным тоном. Но я хотел бы, чтобы жена встретилась с миссис Баррингтон. Она недурно говорит по-английски.
— Да, — сказал Джеффри, — я надеюсь, вы придете пообедать с нами в «Императорский отель».
— Чрезвычайно благодарен, — ответил виконт, — долго ли вы пробудете в Японии?
— Несколько месяцев.
— В таком случае, я надеюсь, мы будем встречаться часто, — сказал он, возвращаясь к игре.
— Чрезвычайно приличный юноша, и вполне человек, — заметил Реджи.
— Да, не правда ли? — сказал Джеффри и спросил внезапно: — Вы думаете, он взял бы свою жену смотреть Йошивару?
— Вероятно, нет; но ведь это японцы, живущие в Японии. Это — другое дело.
— Не думаю, — сказал Джеффри, полагая, что на этот раз он победил приятеля.
Мисс Яэ Смит пришла на площадку; она делала это ежедневно. Ее окружала маленькая свита молодых людей, которые, однако, рассеялись при приближении Реджи.
Мисс Яэ милостиво улыбнулась подошедшему и осведомилась о миссис Баррингтон.
— Так приятно было поговорить с ней, как будто опять побывала в Англии.
Да, мисс Яэ бывала в Англии и в Америке тоже. Ей эти страны нравятся гораздо более Японии. Там гораздо веселее. Здесь положительно нечего делать. Кроме того, в Японии так мало людей, и все так неприятны, особенно женщины, вечно говорящие неискренно и неестественно.
Она казалась такой нематериальной, такой одухотворенной в своем голубом кимоно, с глазами, потупленными по привычке, когда она говорила о себе и своей жизни, что Джеффри счел ее неспособной на злое и дурное и не удивлялся взгляду Реджи, полному восхищения; этот взгляд освещал ее, как солнечный луч картину.
Однако Асако, верно, ожидает его. Он простился и вернулся в отель.
Асако только что приняла посетителя. Она вышла на час сделать покупки, не совсем довольная, что осталась одна. Когда она возвращалась, японский джентльмен в ярко-зеленом костюме поднялся с кресла на террасе отеля и представился сам:
— Я — Ито, ваш поверенный.
Это был маленький, жирный господин, с круглым масляным лицом и закрученными усами. Выражения глаз не видно было за очками в золотой оправе. Европейцу было бы невозможно угадать его возраст: вероятно, между тридцатью пятью и пятьюдесятью. Его густые напомаженные волосы были начесаны на лоб в грубых завитках. Во рту блестели искусственные золотые зубы. Он носил костюм цвета зеленого горошка, радужный галстук и желтые ботинки. По выпуклому, напоминающему своей формой яйцо, животу проходила толстая золотая цепочка часов с какими-то полугеральдическими брелоками; они могли быть масонскими эмблемами или значками клуба велосипедистов. В карманах на груди, казалось, содержались целые колчаны автоматических перьев.
— Как поживаете, миссис Баррингтон? Рад встретиться с вами.
Голос был высокий, писклявый, похожий на ломающийся голос подростка-мальчика. Протянутая рука была мягкая и вялая, несмотря на то, что он сделал попытку энергичного пожатия. С утонченной вежливостью усадил он миссис Баррингтон в кресло. Сам сел рядом, близко, скрестил свои толстые ноги и запустил пальцы в рукава.
— Я ваш старый друг Ито, — начал он, — друг вашего отца, и надеюсь быть также и вашим.
Только ввиду упоминания об отце она не обошлась с ним резко. Все же она решила предложить ему чай здесь и не приглашать в свои комнаты. Возрастающая подозрительность по отношению к соотечественникам, результат наблюдений над маневрами Танаки, сделали Асако уже не такой доверчивой, какой она была раньше. Она еще охотно забавлялась их манерами, но уже не верила показному простодушию и неизменной улыбке. Однако она скоро была тронута мягкостью и ласковостью манер мистера Ито. Он похлопал ее по руке и назвал «девочка».
— Я ваш старый поверенный, — продолжал он, — друг вашего отца и ваш друг также. Захотите чего-нибудь, сейчас же звоните мне, и это у вас будет. Вот мой номер. Не забывайте его. Шиба, тринадцать-двадцать шесть. Как вам нравится Япония? Прекраснейшая страна, по-моему. А вы еще не видели Мияношита, или Камакура, или храмов Никко. Наверно, у вас еще нет автомобиля? Право, это очень жаль. Это очень нехорошо. Я добуду вам самый лучший автомобиль, и мы совершим большую поездку. У всякого богатого и знатного человека бывает автомобиль.
— О, это в самом деле было бы хорошо! — воскликнула Асако, хлопая в ладоши. — Япония такая красивая. Я хотела бы получше посмотреть ее. Но о покупке мотора я должна спросить мужа.
Ито улыбнулся жирной, масляной улыбкой.
— Право, это по-японски, девочка. Японская жена говорит: я спрошу мужа. По-американски жена говорит совсем иначе. Она говорит: мой муж сделает то, сделает это — совсем как кули. Я часто бывал за границей и очень хорошо знаю американские обычаи.
— Мой муж дает все, что мне нужно, и даже гораздо больше, — сказала Асако.
— Он очень любезный человек, — осклабился адвокат, — потому что деньги все ваши, совсем не его. Ха-ха-ха!
Потом, заметив, что, пожалуй, несколько перешел границы дозволенного, прибавил:
