Мейв Бинчи - Ночи дождей и звезд
Как необычно, что в газетах по всей Америке фотографии его родного города. Но здесь, в Чикаго, он никому об этом не скажет. Он приехал сюда много лет тому назад потому, что Элени в Агия-Анне дала ему адрес одного из ее кузенов, который работал здесь, и парень с рекомендацией получил работу.
Кузен уехал, но Адонис остался. Ему здесь нравилось, даже несмотря на то, что порою было очень одиноко. Здесь он не станет рассказывать о трагедии в его родном городе. Печаль останется с ним.
Здесь, в овощном магазине, где он трудился, о нем никто ничего не знал. Если он станет рассказывать, они удивятся, почему он не поддерживал связь с родными, узнают о его ссоре с отцом, о годах отчуждения. Они никогда не поймут. Те, у кого он работал, жили ради семьи. Их отцы постоянно приезжали домой и уезжали. Что они подумают о сыне и отце, которые не разговаривали друг с другом девять лет?
Конечно, он мог позвонить отцу и высказать сочувствие по поводу случившегося в Агия-Анне. Но отец воспримет это как слабость, отступление, признание, что Адонис был не прав. Отец знал, где он. Если бы он хотел что-то сказать, то сказал бы.
Шейн не знал, как пользоваться метро в Афинах. Когда они были здесь с Фионой, она сумела сориентироваться довольно быстро. Все это называлось электрикос или еще как-то. Она покупала билеты в киоске? Или это только для троллейбусов? Он не помнил.
Шейн знал, что ему надо в район Акзархии, он слышал на пароме, что там полно таверн и магазинов, где торговали узо. У него все еще было много травки, можно было продать там. А потом он придумает, что делать дальше. Он свободен, свободен, как птица. Теперь никто не станет ныть, что он мог бы стать официантом на всю жизнь в какой-нибудь дыре. Фиона, должно быть, не в своем уме, предлагая ему такое.
А в итоге, как и все остальные, она его предала. Но Шейн привык к такому отношению. И она вовсе не была беременна. Он точно знал. Если бы это было так, то не бросила бы его в тюрьме. Теперь она, должно быть, на пути домой к своей ужасной семье в Дублине. Узнав, что Шейн больше не с ней, они обязательно зажарят жирного ягненка.
Он вычислил, что ему нужна станция метро под названием «Аммония». Господи, какие у них странные названия, а пишут так, что никто не может понять.
— Входи, Барбара. — Мать Фионы пригласила ее в дом.
— Ты что-то припозднилась. — Голос отца Фионы звучал неприветливо.
— Вы же знаете, как это бывает, мистер Райан. С восьми до восьми, а до больницы час добираться. — Барбара была весела. Она упала в кресло, как делала это в их доме многие годы, ее рыжие волосы взлохмачены, лицо усталое после долгой работы.
— Выпьешь чаю, Барбара, или чего покрепче?
— О, могла бы прикончить джин, миссис Райан, особенно если мы собираемся говорить о Шейне, — извинилась Барбара.
— Шейн?
— Ну, если мы собираемся говорить о нем, тогда мне нужно обезболивающее, — сказала она.
— Я подумала, не написать ли нам Фионе и не сказать, что мы как бы не поняли ситуацию. — Мать Фионы подала джин, тоник и села, переводя взгляд то на одного, то на другого.
Муж ее завелся:
— Думаю, мы отлично поняли ситуацию. Наша дочь связалась с недоумком. Чего тут еще понимать?
— Но, сказав ей это, мы ничего не добились. Она теперь за сотни миль от нас. Я скучаю по ней, Шон, каждый миг скучаю. Хочу, чтобы она приходила к нам, как Барбара теперь, рассказывала о том, как прошел день. Своим поведением мы оттолкнули ее, верно, Барбара?
— Я согласна с миссис Райан. Вообще-то мы все поняли. Шейн настоящий подонок, потому что манипулирует Фионой, всегда делает так, что якобы виновата она, а не он. Изображает из себя жертву, будто весь мир против него. С этим труднее всего.
— Я считаю самым трудным то, что они называют это любовью. — Лицо Маурин Райан омрачилось.
— Он всегда любил только себя и будет с ней лишь до тех пор, пока она ему нужна, а потом она окажется в полном одиночестве, где-нибудь далеко, без друзей, униженная. Она не захочет вернуться к нам, потому что знает, что мы о ней думаем. Я уже говорила, даже если мы будем молчать.
— Ты скучаешь по ней так же, как и мы, — удивился отец Фионы.
— Конечно, я скучаю и на работе, и по вечерам, когда мы с ней вместе отдыхали. Думаю, сколько могла бы рассказать ей, а как вспомню, что она уехала… Интересно, можно ли навести хотя бы какие-нибудь мосты?
— Какие еще мосты? — Шон Райан не совсем понял.
— Вы могли бы написать письмо о том, что мы все знаем теперь, что она и Шейн будут всегда вместе. Я тоже могу послать весточку и спросить, не приедут ли они с Шейном на серебряную свадьбу или Рождество. Что-то в этом роде.
— Но мы не можем допустить, что она будет с ним вечно, Барбара. Какой пример мы подадим другим детям, если признаем, что Шейн — часть жизни их сестры?
— Послушайте, мистер Райан, он уже часть ее жизни, они уехали вместе, но, видит Бог, в душе я не уверена, что это у них надолго. Если мы сделаем вид, что считаем их отношения серьезными, тогда перестанем быть частью «жестокого мира, противостоящего бедному, непонятому Шейну». — Барбара перевела взгляд с одного на другого.
Отец Фионы беспомощно пожал плечами, словно говоря, что это ему не под силу. Мать боролась с нахлынувшими слезами.
Барбара сделала еще одну попытку:
— Поверьте, мне тоже это не нравится, и мне не по душе сидеть здесь и разговаривать о моей подруге Фионе за ее спиной, но думаю, что надо что-то предпринять, иначе мы ее потеряем навсегда.
Кто-то просунул письмо в дверь, и оно упало на пол. Мириам Файн пошла посмотреть, кто это доставил письмо в столь поздний час.
Конверт был большой и толстый, адресованный им обоим. Внутри была тяжелая открытка. Она принесла ее мужу, и они открыли конверт вместе.
Это было подтверждение, что Гарольд Файн удостоен награды «Бизнесмен года», и подробности церемонии. Вручение состоится в ноябре в Таун-Холле перед объединенной аудиторией. Они надеялись, что он пригласит семью и друзей присоединиться к поздравлениям на обеде у мэра.
— О, Гарольд, я так рада. Снова увижу тебя в торжественном костюме. — Она прослезилась.
— Это замечательно. — Он взглянул на документ, словно тот мог испариться в его руках.
— Дэвид будет очень горд и рад, когда мы сообщим ему, что официальное приглашение получено. Уверена, он обязательно приедет домой в конце концов, — сказала Мириам.
— Не будем такими уверенными, Мириам. С точки зрения Дэвида, бизнесмены недостаточно хороши. А «бизнесмен года» должен казаться ему самым плохим.
— Привет, Билл.
— Привет, Энди.
Энди сел перед мальчиком в кресло-качалку возле дома.
— Хочешь чем-нибудь заняться, малыш? Как насчет побегать?
— Нет, бег не решает всех проблем. — Ребенок даже не посмотрел на него.
— Ты очень прав, малыш. Но он помогает забыть о многом плохом на время.
— У тебя, Энди, мало плохого.
— Неужели? Значит, я хорошо потрудился, скрывая многое. — Он хлопнул Билла по плечу с любовью, но мальчик сморщился и отстранился от него. — Извини, малыш. — Энди растерялся.
— Ничего, ты не виноват.
— Так кто же виноват? — спросил Энди.
— Не знаю, думаю, я сам. Им меня не хватало, маме и папе. Я не смог сделать их счастливыми.
— Они тебя обожают, малыш, это единственное, в чем они единодушны.
— Мама так и говорит, но, может быть, она просто хочет, чтобы я так думал.
— И папа так говорит, он сказал мне перед отъездом.
— Но он все же уехал, Энди.
— Он сделал это ради тебя, малыш, чтобы у тебя было время привыкнуть ко мне и почувствовать, что я часть маминой и твоей жизни. Он это правильно сделал.
— Мне не нужно время.
— Чего ты хочешь, Билли?
— Думаю, чтобы мама и папа любили друг друга, но это не получается, поэтому хочу, чтобы он жил рядом. Вы с мамой не против, если я буду видеться с ним часто. Верно? — Он с нетерпением посмотрел на Энди.
— Верно, ты знаешь это.
— А папа знает об этом?
— Ах, Билл, ты же сам не сомневаешься в этом.
— А если он знает, зачем уехал так далеко? — недоумевал мальчик.
Ханна, секретарь телецентра, подслушала разговор Клауса и Бригитты и не могла поверить услышанному. Эльза уехала далеко, бросив того, кого любила так сильно, а эта катастрофа свела их вместе.
— Клаус, прости, можно сказать?
— Конечно! — Жизнерадостную, уверенную, добрую Ханну любили все. Она была подругой Эльзы.
— Только хотела спросить, вернется ли она. — Ханна тоже не церемонилась.
— А ты хочешь, чтобы она вернулась? — нежно спросил Клаус.
— Да. Хочу, чтобы моя подруга вернулась домой. Но она… думаю, для нее лучше не возвращаться. — Ханна говорила от сердца.
— Хотелось бы рассказать, что случилось, но, честно, не знаю. Дитер велел нам вернуться раньше его. И мы, конечно же, так и сделали. Но это была другая, не прежняя Эльза, которую мы знаем. Она как-то изменилась, словно решилась на что-то.
