Рози Томас - Скверные девчонки. Книга 2
Джош крутнул руль, и автомобиль почти врезался носом в грубо сколоченные деревянные ворота. Он проехал еще немного, а затем остановился.
Прямо перед собой Джулия увидела стену бревенчатой хижины.
Джош обошел машину, открыл дверцу и помог ей выйти. Она стояла среди зеленого уединения, потягиваясь и потряхивая затекшими после длительной езды ногами. Джош взял ее руки в свои.
— Вот мы и приехали, — нежно сказал он.
Обнявшись, они пошли по крутой тропинке. Низкая темная стена хижины казалась мрачной на фоне яркой зелени. Каблук Джулии попал в ямку, и она споткнулась.
— Туфли для города, — пояснила она.
— И девушка для города, — поддразнивая ее, сказал Джош.
Они подошли к стене хижины и обогнули ее; Джош пошел впереди, указывая дорогу. Джулия тяжело дышала после крутого подъема. По пути Джош отводил в сторону ветки, чтобы они не зацепились за одежду Джулии. Затем они завернули за угол. Джулия посмотрела вверх, и у нее перехватило дыхание. Летний домик Джоша был построен на маленьком плато у самой горы. С двух его сторон, сзади и над ним, росли деревья. Но перед хижиной была расчищенная площадка, с которой открывались великолепные виды прямо у них под ногами.
Джулия подошла к краю расчищенной площадки и посмотрела вниз на сплошной шатер из крон деревьев, падавших серебряных нитей водопада, на желто-зеленые пятна лужаек, убегающих за отдаленный пригорок маленького городка. Краски были другими, а воздух свежее и резче, но чувства, разбуженные воспоминаниями, были все те же. Все это напоминало Монтебелле, и она уже повернулась к Джошу, чтобы сказать об этом, как вдруг ощутила его теплое дыхание на своей шее.
— Я знаю, — сказал он, словно читая ее мысли. — Мне это напоминает то же самое.
— Не хватает только той старухи в черном платье и привязанного козла, — задумчиво сказала Джулия. — А также надтреснутых колоколов, отзванивающих каждый час.
Джош тронул ее за руку.
— Входи, — сказал он.
Джулия последовала за ним. Под покатой, покрытой кровельной дранкой крышей было крыльцо, открытое на три стороны. На нем стояло плетеное кресло. Джош вынужден был нагнуться, чтобы пройти под низкой притолокой двери. Внутренняя часть хижины была разделена на две комнаты. В большей по размеру комнате стояли стол и пара прямых стульев, два кресла, несколько полок и печка, отапливаемая дровами. Через открытую дверь сбоку Джулия увидела кровать с откинутым одеялом и кое-что из одежды Джоша, аккуратно сложенной на стуле. В углу стояли две рыболовные удочки и охотничье ружье. На полках было множество книг в бумажных обложках, радиоприемник и телефон, довольно нелепый даже здесь, тяжелый, черный и старомодный. Больше почти ничего не было. Никакого намека на ценные приобретения — ни картин, ни фотографий или сувениров, ничего такого, что украшало бы стены.
Джулия вспомнила свой маленький дом на канале. Он был полон предметов, связанных с какими-то дорогими воспоминаниями, или приобретений, служащих целям удовольствия, что все вместе создавало атмосферу столь необходимой стабильности. Но у Джоша ничего этого не было. Его хижина, прилепившаяся к склону горы, была такой же, как тот коттедж в уголке Кентских лесов, обезличенное место, где можно просто переспать, а затем уйти, не оглядываясь.
— Это все, что здесь есть? — спросила она и тут же смутилась. — То есть, я не имела в виду конкретно…
Он широко улыбнулся.
— В задней части дома есть кухня и очень удобная ванная, если ты не слишком привередлива. Вода из колодца, а он пересыхает только во время засухи. Есть и электричество, газовый баллон для приготовления пищи и, как тебе уже известно, телефон. Что еще нужно человеку?
— Чем же ты здесь занимаешься, Джош?
— Ловлю рыбу, немного охочусь, выслеживаю дичь, пью пиво. Вот, пожалуй, и все.
Джулия тщетно пыталась представить себя в подобной самоизоляции.
— И ты не чувствуешь себя одиноким?
Он рассмеялся.
— Ты всегда любила находиться среди людей.
«Чтобы уходить от себя самой», — подумала Джулия.
— Нет, я не одинок. Мой ближайший сосед живет всего в четверти мили вверх по дороге. А в этих местах полно отдыхающих, жаждущих избавиться друг от друга и найти уединение. Если у меня возникает необходимость в обществе, я могу поехать на Медовый ручей, посидеть в баре и поболтать о бейсболе.
Медовым ручьем назывался, вероятно, тот маленький городок с грузовиками и открытыми навесами. Представляя все это и Джоша, сидящего в баре с фермерами и лесорубами, Джулия прошла через комнату. Она погрузила носок своей городской туфли в пепел, скопившийся у походной печки.
— А как выглядит твой постоянный дом? — спросила она. — В Вэйле?
— О, это вполне современная квартира. Если ты имеешь в виду, есть ли там картины на стенах и украшения на обшивке, то нет, там этого нет.
Она опять подошла к нему и прикоснулась пальцами.
— Неужели тебе никогда не хотелось осесть, пустить где-нибудь свои корни?
Джош внимательно посмотрел на нее. Она подумала, что впервые видит его лицо, не прикрытое добродушным юмором или непроизвольным желанием очаровывать. Ей пришла в голову мысль, что она никогда не знала настоящего Джоша.
— Я так долго уклонялся от всего этого, — сказал он, — что теперь вряд ли имею представление, с чего начать.
— Ты совсем один? — повторила она свой вопрос.
На этот раз он подумал, прежде чем ответить, а затем спокойно сказал:
— Не всегда. И даже не большую часть времени. — Он, помолчав, добавил: — Я обрадовался, когда ты позвонила. — Прикоснувшись указательным пальцем к кончику ее носа, он опять стал прежним, подтрунивающим Джошем. — Но я что-то плохо тебя принимаю. Моя хижина не столь примитивна, как ты думаешь. Правда, здесь нет английского чая или тостов с анчоусами…
— Не думаешь ли ты, что я провожу всю свою жизнь, сидя на холмистых лужайках, потягивая высокосортные чаи и грызя тосты?
— Здесь есть холодное пиво и кофе. Чему отдашь предпочтение?
Он уклонился от взятого ею тона, и она не стала продолжать. Для Джоша и такая доза откровенности была необычна.
— Я бы предпочла пиво.
— Давай устроимся на крыльце.
Он принес из кухни две банки охлажденного пива и усадил Джулию в кресло. Себе он притащил один из стульев с прямой спинкой и сел, задрав ноги на перила.
Солнечный свет угасал, переходя из голубого в сизо-серый, и шум водопада где-то внизу, казалось, стал громче отдаваться в неподвижной вечерней тишине.
Джулия смотрела, как сгущаются сумерки, и вздыхала от удовольствия.
— Кажется, что находишься далеко от Нью-Йорка.
Джош не сводил глаз с ее лица.
— Расскажи мне об этом. Расскажи обо всем, чем ты занимаешься. И о крошке Лили. И о Мэтти. Я видел один из ее фильмов. Девушка, с которой я был тогда, не поверила, когда я сказал, что знаком с ней.
Джулия сделала большой глоток.
— За это время произошло много всего, — сказала она. — Хотя, с другой стороны, вряд ли что-нибудь изменилось вообще.
И вот в этих сумерках, когда казалось, будто темнота выползает из-под густых ветвей деревьев, она рассказала ему о Лили и Александре, о Леди-Хилле, о Мэтти и Крис, о «Чесноке и сапфирах» и Томасе Три, а также о доме у Регентс-канала.
Джош слушал и кивал, а когда они допили пиво, он принес с кухни еще две банки.
Небо над ними утратило последний розовато-серый отсвет, и Джош зажег лампу, стоявшую на окне хижины. Свет от нее падал на старые доски у них под ногами, и большие бледные мотыльки налетели откуда-то из темноты и стали биться о стекло.
— Сколько прошло времени, — сказала под конец Джулия.
Джош встал. Он перешел к перилам за ее спиной, при этом старые доски заскрипели у него под ногами. Склонившись над ней, он поцеловал Джулию в макушку.
— А что теперь? — спросил он.
— Не знаю, — тихо ответила она, но про себя подумала: «Теперь-то я знаю». Ей хотелось уехать домой, к Лили и Александру. Мысль о них, находящихся вместе в Леди-Хилле, пронзила ее острой болью. И даже мысль о самом Александре приобрела теперь особое значение. Казалось, она вызревала в ее сознании, требуя все большего внимания, хотя из чувства суеверия она старалась не задерживаться на ней. Эта мысль засела у нее в голове еще в Нью-Йорке, и незримое присутствие Александра ощущалось все больше теперь, когда рядом с ней на перилах крыльца сидел Джош. Она мечтала приехать сюда, опять увидеть Джоша, но с особо обостренным чувством размышляла над тем, сможет ли избавиться от необходимости связывать свободные концы. Выстроить свою линию, освободить себя. Так, чтобы она смогла опять встретиться с Александром. Она не надеялась, что он скажет или сделает что-нибудь такое, что отличалось бы от его обычных поступков. Она уже достаточно хорошо знала его мягкую, сухую, истинно английскую манеру поведения. Но неожиданно поняла, что наконец-то готова поехать в Леди-Хилл, не испытывая чувства страха и застарелого ужаса.
