Бетти Бити - Кентская красавица
— Абсолютно уверена, спасибо. — Я улыбнулась Ленни и проворно пошла назад к приближающейся станции, к успокоившимся вязам. Лопасти вертолета застыли, остановившись. Я торопилась к ступенькам, что вели к общественной дорожке через пастбище Ломбарда. Билл приземлился на земле самого неприятного человека в Пенфорде, думала я спускаясь. Раздумывая таким образом, я оступилась и замешкалась.
Прямо перед мной расстилалось пастбище со странно смотревшимся на нем вертолетом. А на той стороне деревня будто свернулась калачиком в излучине реки. Все стало по-прежнему спокойным. Я могла слышать пронзительный звук удара молота по железу, доносящийся из кузницы, звук охотничьего рога, трубящего сбор, и даже последнее, затухающее эхо от перестука колес поезда три двадцать пять, уже отмахавшего еще шесть миль по прямой.
Я оглянулась на станцию. Ленни все еще подозрительно выглядывал из-под викторианского навеса. Я помнила, что тогда даже подумала, что он выглядит как единственный уцелевший с ветхозаветного ковчега.
Я помахала ему со спокойным энтузиазмом. Большая фигура, только что выпрыгнувшая из вертолета, махала руками в ответ. И тогда я, казалось, очутилась между двух миров, хотя я тогда этого не поняла.
Большая фигура расстегнула шлем, приложила обе руки ко рту и крикнула:
— Это ты, Чарли?
Сердце у меня в груди замерло. Казалось, что в последний раз я видела его вчера. Но этот голос пронесся как эхо не только над полем, но и сквозь годы, самым странным образом задевая во мне какую-то чувствительную струну.
Я кивала и опять махала руками. Я направлялась к нему осторожно, не торопясь и слышала его смех — такой глубокий, хрипловатый, немного сдавленный, который внезапно стал столь же близким, как его голос.
Он широко шагал, распахнув объятия, как будто ждал, что я очертя голову брошусь в них — фигура знакомая и незнакомая. Оставшийся в памяти мальчик заслонял незнакомого мужчину. Упругие каштановые волосы, как и прежде, были знакомо взъерошены. Но он стал крупнее, чем тот, каким я помнила его. Высокий самостоятельный мальчик бесследно пропал. Его походка стала более уверенной, но манера держать голову совсем не изменилась.
Рядом с ним мое сердце опять забилось как бешеное и замерло. Как и следовало ожидать, его лицо изменилось, стало взрослым. Так хорошо запомнившиеся глаза были сейчас окружены морщинками. Широкий рот, твердые очертания губ, знакомые с детства. Новой была сардоническая складка. Но красиво очерченное лицо осталось худым — одни кости, только стало немного более жестким. Его кожа была смуглой от загара, с маленькими морщинками, — от улыбки — вокруг глаз и рта. Но глубокая прямая линия между его высокими бровями делала взгляд глубоким и выразительным, сразу привлекая внимание. Упрямый подбородок, который я все еще помнила, остался прежним. Тем не менее возникало пронзительное ощущение, что прошедшие годы взвалили на него больший груз, чем полагалось.
Теперь я хорошо понимала, почему моя мама не торопилась с выводами и суждениями.
— Ты изменилась, Чарли, — сказал он мягко, и его руки опустились. Замедлив шаг, он наконец остановился — возможно, с разочарованием. Его улыбка изменилась. Он посмотрел на меня с тревогой, будто у меня выросли рожки. — Двенадцать лет назад старушка Чарли могла бы… — Низкий голос задрожал.
— Шарлотта теперь, — поправила я, опуская глаза, прежде чем ответная реакция выдала меня.
Он, наконец, перестал хохотать. Его голос, когда он вновь заговорил, стал таким же непринужденным, как до этого смех. «Ну конечно, она больше не дорогая Чарли. Она просто должна была превратиться в Шарлотту». Он положил свои огромные ладони мне на плечи.
— Шарлотта. Да. Имя благовоспитанной леди.
— А ты до сих пор Билл?
— Должно быть, так, — ответил он, усмехнувшись.
Возникла пауза, полная странных и неожиданных затаенных чувств. Чтобы заполнить образовавшуюся тишину, я сказала:
— Ты, кажется, собирался сказать, что я сделала бы или что сделала бы другая Чарли?
— Пересекла бы поле, чтобы встретить меня.
— Как приятно. — Я улыбалась ему. — Я кажусь очень привлекательным ребенком.
— Нет, вовсе нет. Ты была довольно непослушным ребенком, клянусь тебе. — Он взял меня за подбородок, рассматривая каждую черточку. Потом взъерошил мои недавно вымытые и уложенные волосы. Темные, однажды он сказал, что это цвет крыла кискаде. Странно, но я вспомнила это только сейчас.
Он наклонился и запечатлел у меня на лбу братский поцелуй.
— Юный Билл Напьер никогда бы так не сделал.
— Юная Чарли Бетс никогда бы не заслужила этого.
— Заслужить означает получить награду, — улыбаясь, я попробовала перейти на прежний язвительный тон. Но, так или иначе, не смогла. Мой голос предательски задрожал.
Билл решил проигнорировать мою язвительность и сказал с интимно-дружеской братской интонацией:
— Конечно, это награда. И я не уверен, что ты ее заслуживаешь, даже сейчас.
— Я заказала для тебя комнату в «Кентиш-Мейд». Самую лучшую. — Я улыбнулась. Единственную у них, конечно.
— А ты поужинаешь со мной сегодня вечером?
Я встряхнула головой.
— Тогда ты не заслуживаешь этого.
— Ты собираешься поужинать с нами?
— С нами? — Его холодные серые глаза сузились.
— С Марией и со мной. Мы живем вдвоем в клетушке на первом этаже поместья.
По какой-то причине он все еще выглядел несколько разочарованным, даже слегка обеспокоенным. Прежние дружеские отношения не могли больше вернуться. Это была как моя ошибка, так и его. Я ощущала его физическое присутствие так же хорошо, как его личность, такого у меня никогда не было с другим мужчиной. Мы стояли посередине затихшего поля, внезапно отрезанные от всего мира. Я припомнила неромантическую поверхность старого каменного корыта для рогатого скота, которое по каким-то причинам было оставлено в поле, как памятник «Битвы при Ватерлоо», и теперь отражало два наших силуэта, похожих на статуи. Мы стояли, затаив дыхание. Я вспомнила сладковатый запах молодой весенней травы, солнечные блики на цветках мать-и-мачехи и желтые калужницы в поле.
— Ты изменилась, Чарли, — сказал он наконец очень мягко.
— Стала выше?
Он потрепал меня по волосам, его глаза улыбались, излучая спокойствие и мягкость.
— Полнее?
Его «пробная» улыбка сделалась озорной.
— Сомневаюсь в этом.
— Как же тогда?
Он взял меня под руку.
— Я не могу описать. — Он нахмурился и после длинной паузы добавил: — Как-то особенно.
Я живо помнила, что Билл никогда не относился к типу людей, всегда готовых преподнести комплимент, и то, что он сказал, было уже много для него. Я хотела ответить, что то, что он сказал, было действительно замечательно, и что такого я еще не слышала ни от кого, и что я хочу быть для него больше, чем кто-либо.
Но я не могла. Это было нужно в наших новых взаимоотношениях — я поняла, что они стали новыми и что не могу ответить. Вместо этого после минутной тишины я спросила его о моих родителях. Действительно ли он думает, что климат подходит моей матери. Как много времени прошло с тех пор, как он видел Дика, понравилась ли ему Венесуэла, и поддразнивала его прибытием в Пенфорд.
— Хорошо, что это не выглядело точно поджог деревни, — ответил он, показывая на погруженную в дремоту главную улицу Пенфорда, за которой было только поле и рощица.
— Замечательные слова! — произнесла я, вздохнув полной грудью. — Оглядись!
Я видела, как Билл медленно перевел глаза с моего лица и стал смотреть на лошадь и всадника, скачущего галопом по соседнему лесу.
Конечно, я так же легко узнала Элоизу Стофард, как любого в Пенфорде и его окрестностях, не только по ее ненавистной фигуре, одетой в черный охотничий жакет и кремовые бриджи, но и по ее лихому и виртуозному стилю верховой езды. Она была на Неро, своем любимом охотничьем коне. Ее семнадцатилетняя рука сдерживала каштанового мерина, разгоряченного быстрой ездой, как и его хозяйка, а я затрепетала, как только она появилась столь эффектно.
— Будут неприятности, — предупредила я. — Теперь точно появятся проблемы!
Но Билл, казалось, не слышал меня. Его глаза зафиксировались на Элоизе, на красотке с неистовым лицом, выглядывающим из-под козырька элегантной каски.
Она направила Неро правее и, перейдя на легкий галоп, без понижения шага, резко осадила коня, дернув вожжи. Тяжелая уздечка железной цепочкой беспощадно впилась в лошадиную морду, вызывая возмущение против такого обращения с лошадью.
Кусочки гальки разлетались из-под его скользящих копыт. Неро встал на дыбы. Обильные брызги пены падали на землю из потемневших уголков рта.
— Девчонка! — вскрикнул Билл Напьер каким-то новым, помертвевшим голосом. Он схватил уздечку. Я видела, как он сдерживает свой гнев, успокаивая коня. Между его бровями резко обозначилась складка.
