Анник Жей - Дьявол в сердце
Скоро Антуан закончит юридическую академию — вот и все, что я знаю о нем. Когда-нибудь, возможно, у меня будет другая жизнь, новый муж, ко мне вернется Антуан. Грудь же не вырастет никогда.
«Я расплачиваюсь за бунт, я была честолюбива, распутна, для меня не было ничего святого», — говорю я иногда д-ру Жаффе. Онколог напоминает мне, что и добропорядочные отцы, и примерные граждане, и вполне разумные люди тоже болеют раком. Я отвечаю, что они искупают ошибку, о которой не догадываются, но за которую подсознательно упрекают себя вплоть до того, что от этого и умирают. Ничуть не убежденный, онколог качает головой. Д-р Жаффе тридцать семь лет посвятил молекулам, причинно-следственным связям их роста, но он все равно знает меньше меня. Знание пациента вписано в мою плоть. Я ложусь и встаю с ним. Я знаю: рак не возник у меня из ничего. Он появился в результате долгого и немыслимого разрыва между мной и окружающими. «И не такие строптивые усмирялись», — говаривала мне старшая воспитательница лицея. В конечном счете она оказалась права.
Биологический отец, приемные мужья, фальшивые братья, сын и начальники — все эти мужчины по-своему хотели мне добра. Чтобы соответствовать их желаниям, я с грехом пополам была дочерью, женой, матерью, служащей. Влюбленная в свободу, ведьма, появившаяся на свет во Франции — стране литературных салонов и Республики, я задыхалась в предписанных эпохой ролях. Рак — это цена, которую я заплатила. Мужчины и матроны шли проторенной дорогой, а я — нет. Как и мой рак, я шла напролом, и на моих дорогах не было указателей. Вместо сожжения на костре приверженцы порядка приговорили меня к скитаниям по коридорам лечебницы Поль-Брусс с последующей смертью. Весьма изысканная пытка, должна признать.
Мужчины боялись меня. У меня было тело женщины и их образ жизни. Я пользовалась ими для удовольствия, как поступают с женщинами они. По утрам я их бросала, а днем занимала их место. Это длилось столько, сколько должно было длиться. И вот чертова метка, мое клеймо позора — это след от ножа хирурга на моем теле.
За твое здоровье, Антуан, «пока здоровье есть…», сказал бы твой отец Этьен. Я бросила его, потому что он мне до смерти надоел, и за это ты упрекаешь меня, милое дитя, как и за мою беспутную жизнь, а также за то, что не любила мужчин, как следовало бы. И вправду: у меня никого не осталось, никого. В этом я вся! Сначала горю, а потом — пшик! Но ведь если долго жить с кем-то, то он в конце концов надоест, разве нет? Брак? Да это лицемерие.
Я признаю себя виновной, Антуан, я женщина, мой дорогой сын, а это слово надо произносить с уважением. Ты хоть и очень умный, но, может быть, никогда не поймешь этого. Успокойся, не один ты. Некоторые женщины тоже не понимают, видишь, как это сложно.
Надо быть, как все — родители, мужья, дети, кружева, непыльная работа — или платить по счетам. Серьезно я относилась к свободе, а не к семье. Ни к той, из которой я вышла, ни к той, которую скрепя сердце создала. Однако семья — это святое. Семьи меня и сгубили. Я дорого плачу за побег от условностей, но если бы можно было все начать сначала, я бы снова выбрала жизнь «а капелла», на лезвии бритвы, без сетей и семей! И будь прокляты отцы, сыновья, мужья и все мужчины доброй или недоброй воли! Они любили меня, как умели, их волновало, что с такой беспорядочной жизнью я могу остаться одна. Они не ошиблись! Вот уже семь лет я сижу в одиночке, семь лет, пропавших вместе с летом, осенью, Рождеством, Пасхой и всем, всем, всем.
Сейчас предстоит еще одна зима, но весна вернется, как обещает «мистер Вильжюиф» в своем белом халате, делая вид, что не замечает одной вещи: я выбрала плохое время для рака, потому что если я выкарабкаюсь (допустим, выкарабкаюсь), то меня все равно ждет зима.
Рак отнял у меня мои последние весны, которые я берегла на десерт, забрал у меня последнее лето любви, лишил меня бабьего лета.
Прежде чем сделать мне искусственную грудь, д-р Жаффе хочет убедиться, что я вне опасности. Он не называет эту достославную опасность, но я знаю, что он имеет в виду метастазы. Эти бешеные клетки могут гнездиться в каком-нибудь уголке, а потом выскочить, когда их не ждут. С такими мерзавками нельзя шутить.
Любая хоть чуточку свободная женщина сама не сотворит себе рак. Чтобы достичь такой степени соматизации, надо было сделать своим кумиром Мериньяка. Это имя вам что-нибудь говорит? Гигант недвижимости.
Любитель искусства, Франк Мериньяк вместе с Аленом Делоном владеет всеми бронзовыми статуэтками Бари. Фанат американского кино 50-х годов, он превратил в просмотровый зал один из подвалов своего особняка на бульваре Сюше. По воскресеньям Франк пилотирует личную «сессну» в Сакле, а 14 июля летает вместе с Французской эскадрильей. Он купил себе два «мазерати» и несколько чистокровных жеребцов; один из них, знаменитый Хасти Флэг, принес ему на ипподроме «Отей» целое состояние: деньги идут к деньгам. Как и все богачи, Франк выглядит просто. Единственное, в чем проявляется его снобизм, так это в одежде: он всегда носит одно и то же. Его 320 черных пиджаков, 400 темно-серых фуфаек, 600 брюк «от Кардена» похожи как две капли воды. Только ткань меняется в зависимости от времени года.
Став директором многонациональной корпорации и общаясь с политиками на «ты», бывший нотариус раздает направо и налево тайные поручения, и в этом нет ничего странного. Зато его манеры резко выделяются на общем фоне. После провинциальных университетов Франк сохранил классическую культуру, которая отличает его от прочих сотрудников Французской национальной ассоциации недвижимости. Прозванный в деловой среде Мелким Бесом, он часто появляется в передачах на «TF1» и «LCI». Там он исполняет роль индустриального короля, которому всегда есть что сказать о евро, о повышении курса доллара, об индексе «Сас-40» или об избирательном праве иммигрантов. У Франка все при нем, даже внешность. Светлые глаза и коротко стриженные седые волосы придают ему богатый лоск, как у Стива МакКуина в «Афере Томаса Крауна». Он никогда не ест десерт, и я никогда не видела его в купальных плавках.
Президент Франс-Иммо — прирожденный оратор. Он мог бы произвести настоящий фурор в Национальной ассамблее, если бы не его ненависть к политике. Он напускает на себя загадочность и усталость знаменитостей, поэтому люди на улице просят у него автограф. Вот и все, что я могу рассказать о своем бывшем покровителе для тех, у кого нет ни радио, ни телевизора и кто ни разу не открывал «Экспансьон», «Форбс», «Уолл-стрит джорнэл» или «Эко».
После развода с третьей женой Франсуазой и исчезновения их дочери Алисы Любимой, Франк решил жить один. За ним не было замечено ни одной связи. Может, как утверждают некоторые, он ходит по ночам к воротам Дофин и в кое-какие сомнительные заведения? Вряд ли. Я провела с ним столько времени, что имела бы доступ к такого рода тайнам. Так называемый гуляка — убежденный пуританин, и только деревня этого не поймет. Зато я точно знаю, что Франк — алкоголик. У каждого свои недостатки! Начиная с шести часов вечера, где бы он ни находился, Мелкий Бес накачивается кампари. Он поглощает его литрами, что не мешает ему быть с утра свежим как огурчик.
Франк был для меня всем. Отцом, матерью, дядей и кузеном. Он любил мое честолюбие и ненавидел установленный порядок. Если бы Мод была жива, я бы ни за что не позволила Франку занять такое место в моей жизни. Работодатель, духовный наставник, приемный отец и учитель, Менеджер Года устроил в моей жизни блистательное one man show.
Теперь, изгнанная с бульвара Сюше, я смотрю на виллу издали. Любая мелочь задевает меня. Тихая жизнь без Мериньяка высасывает мои силы, хуже — сводит меня с ума. Я поезд, растерявший вагоны.
* * *«После сего взглянул я, и вот великое множество людей, которого никто не мог перечесть, из всех племен, и колен, и народов, и языков стояло пред престолом и пред Агнцем в белых одеждах и с пальмовыми ветвями в руках своих. И восклицали громким голосом, говоря: спасение Богу нашему, сидящему на престоле, и Агнцу!» (Апокалипсис, 7; 9,10) Элка закрывает Библию, подаренную Мелким Бесом.
Каждый вечер она вынимает накладную грудь из бюстгальтера. Фальшивка очень похожа на оригинал. Это силиконовый протез с артикулом «204 А 01». Он стоит 740 франков у Жильбера (улица Сент-Оноре), в магазине товаров для больных раком. Перенесшие операцию женщины убеждают себя, что с протезами Жильбера можно жить, (почти) как прежде. Достаточно приставить к телу такое дополнение, и снова становишься женщиной.
Пеньюары с вшитыми грудями, корсажи для одной груди, набитые боди — у Жильбера все можно примерить под присмотром продавщицы, заведующей отделом мастэктомии. Элке досталась такая энергичная служащая, что она купила бюстгальтер, придающий груди объем. Кладешь в чашечку студенистую кучку и получаешь роскошную грудь! «Великолепно!» — совершенно искренне согласилась Элка, примеряя вещь, и продавщица со сложенными в немой молитве руками покраснела от удовольствия, как будто сама нуждалась в одобрении. «А как быть с мужчинами?» — спросила Элка, расстегивая лифчик. «Существуют клеящиеся протезы, которые в точности копируют структуру кожи. Взгляните», — заговорила продавщица, не давая сбить себя с толку. Элка остановила ее. Что касается мужчин, то никакой спешки не было.
