Геннадий Соколов - Философия любви
- Ну, тогда вы и меня научите, - выразил надежду Саша.
- Конечно научим, если вы и правда не умеете, - согласилась Валя. Миновав большие металлические ворота, они прошли на стадион. Футбольное поле было неважным. Травы на нем почти не было, и можно было понять, что пустовало оно редко. Трибуны были невысокими, но внутри них находились какие-то помещения. Когда стемнело и на небе появились звезды, Саша завел разговор о далеких мирах, где возможно живут разумные существа. Он рассказывал об этом с таким увлечением и убеждением, со знанием, в общем-то, туманной проблемы, что Таня, почувствовав его интерес к науке, посоветовала ему после школы продолжить учебу. Такой вывод подсказал Саше, что он далековато зашел в своих рассуждениях о внеземных мирах, и он стал больше слушать и спрашивать. В стороне виднелись душевая и тир. На баскетбольной площадке играла группа ребят. Прогулявшись вокруг футбольного поля, девушки предложили направиться к "Броду"(так здесь называли центральную улицу) Говорили о спорте, о кино и театре.
"Брод" уже опустел, когда молодые люди повернули домой. Валя жила поближе, и к подъезду Тани они подошли вдвоем. - Таня, а у вас есть друг? спросил Саша. - В общем да, но мы с ним сейчас не встречаемся. - Вы поссорились? - Да. Но вы не спрашивайте меня об этом. Скажите, есть ли у вас немецко-русский словарь? - Есть. - Не могли бы вы принести мне его завтра, а то мой куда-то пропал? Саша утвердительно кивнул головой и попрощавшись, направился к дому. Уже лежа в постели , Саша перебирал в памяти девчонок, с которыми ему доводилось встречаться, и решил , что Таня несомненно лучшая из всех. Она очень красива. Он даже внешне ей не подходит. Если же говорить о характере, то здесь Саша боялся и перечислять все свой недостатки. Учеба ему давалась легко, но памятью он не блистал, особого успеха у девчонок не имел, хотя две или три были в него влюблены. "Нет, - подумал он, - завтра мне не следует идти к ней. К тому же у нее есть товарищ, и он, наверняка, любит ее. Да, такую девчонку не полюбить просто нельзя". Заснул Саша с мыслью о том, что завтра пойдет в школу, а сестренку попросит, чтобы она занесла Тане словарь. В школе Ковалев нашел классного руководителя, и она проводила его в класс, представила ученикам и пригласила занять свободное место. Первым уроком была история. Ее вел директор школы - человек лет сорока пяти, среднего роста, в черном костюме. Его лицо с несколько выдвинутой вперед нижней челюстью либо улыбалось, либо было готово к улыбке. Он чем-то располагал к себе, и ученики вели себя на уроке довольно свободно. Нередко переговаривались между собой, бурно реагировали на его шутки, совсем как "дневники", жаловались на большой объем параграфа и фактического материала. Он успокаивал их, говоря, что кое-какой материал не столь уж необходим. Главное в революции, - говорил он , - не точные цифры забастовщиков, а ее мотивы, задачи и ее содержание. Если вы будете поступать в вуз и сдавать историю, то цифры вы можете даже немножко приврать. Экзаменаторы не все их помнят, а если и заметят ошибку то наверняка простят. Факты же, которые сыграли в истории наиболее существенную роль, проще запоминать не как таковые, а в связи с причинами, их породившими, и результатами, к которым они привели. В школьную методику в то время только что входил фронтальный опрос, и Алексей Иванович его широко использовал. Руки поднимались на каждый вопрос, и ему оставалось только выбирать ученика для ответа. По окончании урока человек восемь из пятнадцати получили оценки. Общее представление о занятиях у Саши осталось хорошее. Фронтальная форма опроса его устраивала больше, так как без записей, на которые дома обычно не хватает времени, он затруднялся раскрыть достаточно сложный вопрос. Двоек учителя ставили мало, чаще обещали спросить на следующем уроке, и это служило сигналом к серьезной подготовке по теме. Желающие отвечать были всегда, и учителя поощряли их инициативу, нередко завышая им оценки. С последнего урока биологии соседка Саши по парте ушла, и он решил воспользоваться относительным одиночеством и написал Тане письмо: "Таня, Вы очень хорошая девушка, и мне Вы понравились. Но все-таки нам не следует больше встречаться. Я не знаю вашего друга, но уверен, что он должен быть неплохим человеком, и Вы, наверняка, еще с ним помиритесь. А я ..., лучше я буду жить так, как я жил до встречи с Вами. Поверьте, что я с грустью пишу это письмо и мне трудно объяснить вам, почему я так поступаю, почему я пишу. Мы с Вами так мало знакомы, что я, пожалуй и не имею права и причин писать Вам, но если рассудить иначе, если учесть, что мы соседи, то такое письмо не написать я не мог. Я простой парень, самый обыкновенный, таких вокруг Вас десятки. Вы же - необыкновенная девушка и Вам будет со мной скучно. Вам уже было скучно, и я это заметил, но Вы не подали вида и даже наоборот пытались развлекать меня самого. Прощайте и не судите меня за откровенность... (Саша)." Когда Саша пришел домой, окно напротив было темным, задернуто белой занавеской. Однако в одной из комнат горел свет, и Таня, по-видимому, еще не спала. Он включил свет в прихожей, а сам прошел на кухню, разогрел чай и сел ужинать. Окно на кухне выходило на другую сторону, и из него не было видно соседнего дома, поэтому Саша время от времени поднимался из-за стола, выходил в прихожую и наблюдал за окнами Тани. Вдруг он заметил, что шторка напротив отодвинута наполовину. Он отодвинул свою шторку и стал ждать. Через некоторое время появилась Таня. Она увидела его и приветствовала рукой. Саша ответил. С минуту она стояла в раздумье, затем вдруг решительно вывела на стекле большой знак вопроса. Саша растерялся и не знал, что ответить, но, овладев собой, медленно выводя каждую букву, написал: "Я был в школе". "Вы могли бы предупредить". "Я не мог иначе", - написал Саша, а про себя подумал: "Я не мог отказаться и не мог прийти". "Почему?". "Не мог, но я думал о вас на каждом уроке". "Вы должны были думать, потому что поступили нечестно". "А вы обо мне хоть подумали?". "Я занималась по вашему словарю, и он напоминал мне о вашем существовании". "Извините меня, если можно, и выйдите на минутку на улицу. Мне надо вам кое-что передать", - написал Саша. Таня кивнула. Подойдя к подъезду, где она его уже ожидала, он молча достал из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул его ей. - Что это, письмо? - удивилась она. - Да, что-то в этом роде... И еще я хотел..., - он приблизился к ней и, подавая конверт, неожиданно поцеловал ее в щеку. Таня хотела что-то сказать, но он опередил ее словами прощания и быстро зашагал домой. Она окликнула его, но он не обернулся, вошел в прихожую и выключил свет. Таня тоже зашла домой, достала из конверта письмо и стала читать. Оно удивило ее и показалось излишне откровенным. "А может это тактический ход? - подумала она, - и за внешним благоразумием и благородством здесь скрывается волокита? И его поцелуй... Что он хотел этим сказать? Выразить искренность своего сожаления или высокомерное право поступать так, как вздумается?! Впрочем, утро вечера мудренее..." Она положила письмо в конверт и подойдя к окну, вывела на стекле вопросительный и восклицательный знаки, попрощалась и задернула шторку. Саша еще долго стоял враздумье, перебирая в памяти последние вечера. Ему стало вдруг неловко за свое письмо. Она наверняка и не собиралась заводить с ним близкие отношения, а он взял и написал ей такую глупость. "А какая у нее необыкновенная прическа. Совсем как у светской дамы. И вообще у нее благородное, интеллигентное лицо". Прошла неделя с тех пор, как Ковалев отдал записку Тане. Ответа не последовало. У окна она больше не появлялась. Не было видно ее на улице. Может быть, она гуляла в дни, когда Саша был в школе, но он об этом не знал, а проверить свои предположения не решался, хотя мысль такая его занимала. В пятницу он уже было собрался уйти с занятий, но поразмыслив о том, что не знает, как надо будет себя вести, если вдруг ее встретит, он отказался от своего намерения. Сентябрь был уже на исходе, и вечерами становилось прохладно. Танцевальные вечера на площадке городского сада прекратились и в нынешнею субботу открывались в помещении Дворца культуры. Саша уже по-своему приобщился к таким вечерам, но втайне хранил надежду на то, что он сможет обойтись и без танцев. Однако все надежды вдруг разом рухнули, когда он, прогуливаясь вечером, зашел на звуки музыки в фойе Дворца культуры и увидел в ярко освещенном зале столь знакомую и близкую его сердцу картину. Безвестная, но непреодолимая внутренняя сила потянула его в круг танцующих. Музыка и яркие краски одежды соединились в неумолимом призыве, призыве к ритму, грации и красоте. На лбу у него выступила испарина, голова закружилась, и он с недоумением и испугом, взволнованный зрелищем танцев и своим состоянием, вышел на воздух. Перед ним промелькнули какие-то знакомые лица и, когда его память повторила ему слова их приветствия, он понял, что это были Валя и Таня. Все его дальнейшее поведение проходило в полусознательном, полуавтоматическом режиме. В гардеробной, как в цирковом аттракционе, в один момент он поймал слетевшие с него шляпу и плащ и небрежно перебросил их через барьер гардероба. Пожилая женщина в синем халате поверх очков внимательно посмотрела на него: "не пьян ли?" и подала номерок. Звуки вальса заполняли зал. Увидев свободный стул, он прошел и сел. Танец закончился, все разошлись по сторонам, и в зале стало как будто свободнее. Неподалеку, справа у квадратной колонны Ковалев увидел Таню и Валю. Таня была в оранжевом платье. На груди блестели янтарные бусы. Прическа со спадающей прядью волос украшала ее лицо. Белые туфли на высоком каблуке подчеркивали стройность ее фигуры. В этом вечернем наряде она показалась Саше недоступной и далекой, как яркая, но не досягаемая звезда. Он мысленно поблагодарил случай, что написал ей об этом, и попытался принять позу торжественного одиночества, которая в сложившейся ситуации, как он полагал, к нему явно шла. Он решил не танцевать сегодня, а просто послушать музыку и понаблюдать за атмосферой и духом этого нового общества. Он обвел взглядом желтоватые стены зала. Квадратные колонны в верхней части были покрыты узорами, имитирующими капитель. На стенах под потолком были изображения поющих лиц и театральных масок. Ниже виднелись портреты передовиков производства, обязательства и экономические показатели завода, которому принадлежал Дворец. На стене справа перечислялись кружки самодеятельности, и отдельный стенд был посвящен народному драматическому театру с фотографиями сцен из различных спектаклей. Пол был выстлан керамической плиткой. Участники ансамбля разместились на невысоком деревянном помосте темно-коричневого цвета. Он был для них тесноват, но соответствовал своими размерами сравнительно небольшому фойе, ибо специального зала для танцев, здесь не было. Рядом с Сашей сидела узколицая девушка с острым носиком и пугливыми бегающими глазками. В перерывах между танцами к ней подходила черноглазая пухленькая подружка и, постояв с ней несколько минут, покидала, чтобы станцевать с очередным кавалером. К этой девушке юноши не подходили, и Саша подумал: "не пригласить ли ее?". Но оценив ее достоинства и сопоставив с Таней, он пришел к заключению, что лучше посидеть просто так. Таню же приглашали поочередно два юноши, и Саша предположил вначале, что один из них ее друг. Но вероятности в этом было мало, ибо он представлял его постарше и посимпатичнее этих юнцов. Мысли, впечатления и танцы сменяли друг друга, но время шло, и торчать на одном месте, разглядывая окружающих, становилось утомительно и неприлично, и Ковалев стал подумывать об уходе. Но в это время руководитель ансамбля объявил дамский вальс, и он решил его переждать. Вдруг из толпы, окружающей танцевальный зал, появилась Таня и пригласила его на танец. Ковалев растерялся, но спохватившись, встал, и они вошли в круг танцующих. - Давайте покружимся, - предложила Таня, положив свою руку ему на плечо. - Давайте, поддержал Саша, и они закружились, искусно лавируя между парами. - Почему вы не пригласили меня ни разу? - спросила она. - Кавалеров у вас очень много было. - Вы явно завышаете мои возможности. Я такая же обыкновенная, как и вы. А вообще я хотела спросить, как у вас идут дела в школе? - Пока неплохо, учителя еще жалеют меня и совсем мало спрашивают. - В таком случае надо самому поднимать руку и выступать. Преподаватели это любят, и вы с первых же дней составите о себе положительное мнение, которое им будет трудно переменить, если на вас вдруг нападет лень или, чего доброго, влюбитесь в какую-нибудь нашу девчонку и вообще охладеете к наукам. - Положим, влюбляться я пока не собираюсь, но ваша идея мне нравится и, я постараюсь проявить себя в ближайшее время. - Как сказать... Говорят, что от любви, как от тюрьмы, зарекаться нельзя. - Ну, а где же вы скрывались всю эту неделю? спросил Саша, не найдя подходящего ответа на ее замечание. - Я зубрила немецкий. Кстати мне надо вернуть вам словарь, ведь вам тоже надо учить. А вообще я подумала: почему бы нам вместе не заниматься немецким? Ведь мы с вами изучаем один и тот же материал, как вы на это смотрите? - Положительно, - не задумываясь выпалил Саша. - Вот и прекрасно. Приходите к нам завтра же часов в двенадцать. Наши уедут в гости к моей старшей сестре, и нам никто не будет мешать. - Хорошо, я обязательно приду. Они снова закружились в вальсе, но столкнувшись с какой-то парой, перешли на шаг. Танец закончился, и Саша проводил Таню к колонне, где они с Валей обычно стояли. - Побудьте с нами, сказала она, - а то мои юноши в школе мне надоели, да и здесь вздумали приглашать попеременке; строго через танец, - договорились, наверное. Подошла Валя и предложила: - Ребята, пойдемте-ка домой. Я так сегодня устала. - В гардеробной старушка, подавая пальто, вновь внимательно посмотрела поверх очков сначала на Сашу, затем на девушек, чему-то усмехнулась и продолжила читать какой-то журнал. - Странная бабулька, заметил Саша, - когда раздевался, она разглядывала меня поверх очков и сейчас тоже. - Она видит, что вы здесь впервые, вот и присматривается. Эта бабуля, кстати, работает здесь со дня открытия дворца. Была когда-то его директором, а сейчас вот на пенсии, но уходить не хочет, "приросла" к молодежи. - Так что ж это директора в раздевалку затолкали? Хотя бы в кассу посадили билеты продавать. - В кассе и молодым можно работать, а гардеробщицу сыскать труднее. Она нас вот таких знала, - и Валя показала рукой возраст ребенка, который, как говорят, под стол пешком ходит. - Мы в детский хор сюда с Таней ходили. А если б вы знали, какой у нас танцевальный ансамбль замечательный... За границу уже два раза ездили. - Надо же! У вас большие таланты есть, - удивился Саша. - Да, не смотрите, что наш город небольшой. У нас три кинотеатра, стадион, большой спортивный зал есть, два ресторана, кафе, много магазинов, колхозный рынок. Ну, в общем все есть, что нужно современному человеку. Правда, театра и цирка нет, но со временем, я думаю, будут и они. Рядом река, лес; летом здесь просто прелесть. Таня шла молча и думала о том, что больше ее привлекает все-таки Саша. Вадим, с которым она встречалась около года, приходил к ней накануне. Он был раздражительным, потребовал порвать все свои фотографии, нес какую-то чепуху о том, что она еще пожалеет о своем поведении, о том, что увлеклась соседом, совершенно не зная его. А ему, соседу, пообещал
