Николай Новиков - Опасная любовь
— Дон-Кихота, — подсказал Котляров.
— Если он Дон-Кихот, ты, Боря, по внешнему виду больше, чем на Санчо Пансу, не тянешь. Нет, Арику нужна другая бородка, испанская, аристократическая… донжуанская. Я вот посмотрела на него и вспомнила, что мой муж уехал вроде бы в Испанию. Если он в Испании, почему я не могу пригласить в гости испанского гранда? Арик, приходи сегодня вечером ко мне в гости.
— Не могу, — Аристарх покачал головой. — Котляров ревновать будет, и наше замечательное трио распадется, захлебнется в пучине интриг и сплетен.
— Какой Котляров, вот этот?
— Этот, этот, — подтвердил Котляров. — Шурик, ты такая лапочка, что я просто не могу позволить Аристарху безнаказанно приходить к тебе в гости. Если это случится, я машинально сделаю на сцене знаешь что? Когда впервые увижу его в троллейбусе?
— Поймешь, что третий — лишний. И сгинешь, — серьезно сказала Шура.
— Не-е-ет! — замотал головой Котляров. — Я брошусь на него с кулаками и закричу: «Так это ты тот самый подлый муж, который всё деньги зарабатывает и совсем не уделяет внимания своей прекрасной жене?! Убью, скотина!» Он обидится и не пригласит меня в гости. И — все. Спектакль кончился.
Эта шутка раздосадовала Аристарха. Ведь и вправду, если муж зарабатывает много денег и поэтому уделяет жене мало внимания, она найдет себе развлечения на стороне. А если муж еще и денег зарабатывает мало?.. Спонсор, черт бы его побрал! Это ж надо было до такого додуматься!
— Арик, — Шура дернула его за рукав куртки. — Не обращай внимания на Котлярова. У него психология голодного холостого мужчины. А мы с тобой люди семейные, сытые, понимающие толк в изысканной экстравагантности.
— А я, выходит, не понимаю? — обиделся Котляров.
— А ты зачем ко мне в гости напрашиваешься?
— А ты зачем Аристарха приглашаешь?
— Потому что он мой муж по пьесе. И я должна знать все его сильные и слабые стороны.
— А я твой любовник по пьесе.
— Там про это не написано. Встречались — вот и все. А что они делали во время этих встреч — никто не знает.
— Ну как что? Понятное дело! — засмеялся Котляров.
— Вот я и говорю, что у тебя психология холостяка. Арик, ты почему такой хмурый сегодня? У испанского гранда проблемы?
— Проблемы, — вздохнул Аристарх, внезапно понимая, что он должен сделать. — Кто-нибудь займет мне тысяч пять? Срочно деньги понадобились.
— У меня… — начал было Котляров и замер, глядя на Шуру.
— Да все знают, что у тебя нет, — растягивая слова, сказала она. — Арик, тебе только пять или больше?
Аристарх наклонился, коротко поцеловал ее в губы.
— Но в гости к тебе я не пойду.
— Господи, да твой поцелуй стоит намного дороже, Арик. И потом, это же не последняя командировка моего мужа. — Она порылась в сумочке, достала пятитысячную купюру, протянула Аристарху. — Отдашь, когда станешь знаменитым.
— Никогда не отдаст, — сказал Котляров.
Шура поднялась с лавки, встала на цыпочки, потянулась и смачно поцеловала Аристарха в губы.
— Во всем этом есть особенное, изысканное наслаждение, — с улыбкой продекламировала она. И добавила, глядя на Котлярова: — Непонятное слишком прямолинейным личностям.
— Точно непонятное, — согласился Котляров. — А какое это наслаждение, Шурик?
Аристарх засмеялся. В раздевалку влетел запыхавшийся Эйнштейн, приглаживая на ходу свои знаменитые волосы.
— Заждались? Был у директора, говорили о повышении зарплаты. Сопротивлялся, но я убедил его. Приказ подписан. А теперь — прошу на сцену. Начнем со второго действия. Они в квартире…
— Они в квартире, — повторил Котляров, обнимая Аристарха и Шуру. — А нас туда не приглашают… Очень обидно, очень.
11
Сергей вышел из редакции «Московских новостей», с надеждой посмотрел вверх. Может быть, небо смилостивилось, вспомнило наконец, что по календарю уже весна?
Куда там! Грязно-серые тучи бесконечной чередой ползли над унылыми домами. Для цвета весны, синего, в небе не было места. Но фонари еще не зажглись на шумной Пушкинской площади, и это хоть немного согревало душу. День заметно прибавился, и скоро, как бы погода ни капризничала, небо станет голубым.
Слева, по Тверской, с монотонным грохотом мчались потоки машин, и прямо перед глазами, по Пушкинской площади к Страстному бульвару, — машины, машины, машины. Сергей попытался представить себе центр Москвы без железных коробчонков на колесах — Господи, да это же была бы совсем другая Москва! Такая, в которой и погрустить приятно, сидя на лавочке на том же Тверском бульваре и наблюдая за чинно проезжающими экипажами…
Когда-то здесь так и было. Сейчас же не только машины, но толпы людей, рвущихся поскорее, до наступления темноты, завершить свои дела, заколачивали грусть в глубину души, где она превращалась в черную тоску.
Шумно, грязно — и над всем этим возвышается бронзовый Александр Сергеевич. Вид его был мрачен. Такое же настроение было и у Сергея. День прошел совершенно бездарно. В редакции только и говорили о предстоящем референдуме по Конституции, обсуждали различные политические ситуации после него, гадали, что скажет народ: да-да-нет-да или нет-нет-да-да, и все это называлось будущим политическим устройством России.
Сергей еще раз взглянул на Пушкина, почему-то не сомневаясь, как бы ответил великий поэт на призывы политических попугаев кричать вместе с ними да-да или нет-нет: послал бы их всех далеко-далеко.
Бурный людской поток подхватил Сергея, понес его вниз, в подземный переход, потом направо и еще раз направо — к Пушкину. Ведь именно там, у знаменитого памятника, почти год назад он впервые назначил свидание Наташе. Глупенькая деревенская девчонка приехала поступать в Экономическую академию, поверив объявлению в газете. Конечно, ничего из этого не получилось, а когда старый профессор, обещая всяческую помощь, пытался залезть ей под юбку, тут же получил по морде. Сергей тогда работал в коммерческой палатке на Калининском и оказался в толпе разгневанных абитуриентов по чистой случайности: пришел посмотреть, как новые Морозовы и Мамонтовы не жалеют денег для того, чтобы в России стало еще больше Морозовых и Мамонтовых. Поступать в эту академию он не стремился, но и не отказался, если бы предоставилась возможность. Конечно, можно было запросто устроить себе вакансию через мать, недовольную, что ее единственный сын, выпускник журфака МГУ и бывший сотрудник «Литературной газеты», работает в коммерческой палатке, но Сергей привык всего добиваться сам. Тогда он, как и Наташа, ничего не добился.
Она выскочила из дверей вся в слезах, обиженная, злая и… невероятно красивая. Опустив голову, почти бегом пошла прочь от ненавистного здания. И он, не раздумывая, помчался следом. Не так-то просто было догнать длинноногую девчонку, не так-то просто было говорить с ней, объяснять, что он хочет помочь. А уж как мучительно было стоять у памятника Александру Сергеевичу и думать, что, если она не придет, он больше никогда не увидит ее, потеряет навсегда. Но она пришла. С этого все и началось.
Сергей остановился у памятника, вглядываясь в лица идущих мимо людей, как будто надеялся увидеть среди них Наташу… Глупое занятие. Наташа уехала в свой далекий Гирей. Он все же потерял ее, потерял навсегда…
Кто-то хлопнул его по плечу, Сергей вздрогнул, обернулся. Невысокий смуглый парень в кожаной куртке смотрел на него наглыми, цепкими глазами.
— Привет, Серый, давно не виделись.
— Привет, Валет. Ты, наверное, дань собираешь, а я уже не работаю в коммерческой палатке, — хмуро сказал Сергей, но руку Валету пожал.
— Да ладно, какие дела, — развязно протянул Валет. — Мы с тобой давно знаем друг друга, в одной школе учились, так что же, просто поговорить не можем?
— О чем?
— Да хотя бы о женщинах. Я же не случайно приканал сюда, от дверей твоей конторы иду следом.
— Вот как? Интересно. Ну давай, говори, только побыстрее, а то холодно тут стоять.
— Может, пойдем в мою машину?
— Я и в своей-то сидеть не люблю, — усмехнулся Сергей. — Говори здесь.
— Ты помнишь черненькую телку, с которой прошлой весной балдел в своей палатке? Наташей ее, кажется, зовут.
— Только не надо называть ее телкой, — резко сказал Сергей. — Я уж терплю, когда жена говорит о ней всякие гадости, но если и ты туда же — это будет перебор.
— Вот-вот… Короче, дело вот какое. — Валет говорил негромко, но жестким, властным голосом. — Друзьями мы с тобой никогда не были, но ты свой человек, плохого мне не сделал. А я как-то сотворил тебе подлянку. Твоя жена, сука, уговорила. Она спала и видела, как бы загнать тебя в угол, а потом приказать: ну-ка брось эту Наташу.
Сергей придвинулся к Валету, испытывая сильное желание схватить его за отвороты щегольской куртки и тряхнуть так, чтобы все подробности того, что он сказал, в одно мгновение вылетели наружу. С трудом удержал себя.
