Джоан Айкен - Джейн и Эмма
От одной этой достаточно неприятной мысли Джейн погрузилась в глубокую депрессию.
«Но опять-таки, разве судьба, ожидающая Рейчел, лучше? Она должна научиться нравиться мужчине. Но какому мужчине? Умному, опытному, доброму мужчине вроде мистера Найтли? Или раздражительному, неблагоразумному и вспыльчивому мужчине вроде полковника Кэмпбелла? И как может бедняжка Рейчел нравиться, если она бледнеет и заикается или у нее начинается сильнейшее носовое кровотечение при одной только мысли и разговоре с одним из мужчин — со своим отцом!»
Глава 5
«У нас произошла совершеннейшая неожиданность, моя дражайшая Дженни, — написала Рейчел после того, как Джейн провела в Хайбери пару недель. — К нам приехала жить бабушка Фицрой. Ни папа, ни мама не знали, что у нее имеются такие намерения; насколько нам всем было известно, она очень хорошо устроена в Бате. Но она, кажется, сделала какие-то неудачные инвестиции (или что-то еще, чего я до конца не понимаю). Как бы то ни было, она прибыла к нам три дня назад с целой кучей сундуков и картонок, пронзительно орущим попугаем в клетке и горничной-француженкой Флери и сразу умудрилась перевернуть в доме все с ног на голову. Диксонам пришлось сократить свой визит, о чем я очень сожалею, потому что нашла общий язык с Мэттом и Сэмом. Их странный английский язык, который не раз заставлял меня смеяться, начал исправляться, и мы вместе разучили несколько ирландских баллад, потому что у обоих мальчиков прекрасные голоса и они любят музыку. Но даже если бы в доме было достаточно места, они ни за что не остались бы здесь с бабушкой Фицрой. К моему большому разочарованию, они пока перебрались к друзьям в Честер, а потом вернутся в Ирландию. А мне так хотелось, чтобы ты с ними познакомилась.
Кроме того, боюсь, ты, когда вернешься, найдешь наш дом совсем не таким комфортным, как прежде. Скоро увидишь, почему я так думаю. Но я всегда буду твоим самым преданным другом. В этом можешь не сомневаться. Надеюсь, ты скоро вернешься. Обнимаю тебя…»
И действительно, вскоре после этого Кэмпбеллы приняли любезное предложение мистера Уэстона, который ехал в Хайбери с грузом мебели для нового дома и собирался возвращаться в Лондон налегке.
— Я могу взять тебя, могу не брать, — усмехнувшись, сказал он Джейн. — Но полковник Кэмпбелл согласен, и мы с тобой вполне могли бы приятно поболтать в пути.
Что они и сделали. Мистер Уэстон был веселым словоохотливым человеком и с удовольствием разговорился относительно помолвки Изабеллы Вудхаус с Джоном Найтли.
— Мистер Вудхаус говорит, что им надо подождать не меньше четырех лет до свадьбы. Но мисс Тейлор, очаровательная женщина, благоразумная и проницательная, думает, что постепенно он сократит срок до трех лет. В конце концов, бедному Джону Найтли уже двадцать семь, к свадьбе ему исполнится тридцать один. Мужчина должен жениться молодым, я так считаю.
Они поговорили о новой ученице миссис Годдард.
— Очень милая малышка; никто не знает, откуда она и из какой семьи; девицы Кокс считают, что здесь кроется что-то романтическое и что она, должно быть, принцесса инкогнито.
И конечно же, они много говорили о сыне мистера Уэстона Фрэнке — о нем счастливый отец мог рассказывать бесконечно.
— Он такой красивый, веселый мальчик и совершенно неиспорченный, хотя жизнь рядом с такой вздорной особой, как миссис Черчилль, может испортить кого угодно. Иногда опекуны с ним в высшей степени либеральны, позволяют абсолютно все, что он попросит; а иногда миссис Черчилль превращается в настоящего тирана и не позволяет ему даже встречаться с его другом Томасом Брейтуэйтом или уходить из дома больше чем на полчаса. Она человек настроения, и никогда не знаешь, что ей придет в голову в следующий момент.
— Да, миссис Кэмпбелл говорила то же самое, — согласилась Джейн. — Наверное, очень тяжело жить с таким неблагоразумным человеком.
— Да, но говорят, что у миссис Черчилль плохое здоровье и она нередко испытывает сильные боли, так что по крайней мере частично ее плохой характер объясняется этим.
То же самое, думала Джейн, можно сказать о полковнике, который после ранения в голову часто испытывает сильные боли. А поскольку он к тому же хромает и плохо слышит, остается лишь удивляться, как он уживается с тещей.
Миссис Фицрой была из семьи Деспенсер, о чем она, не теряя времени, сообщала каждому новому знакомому, которого считала достойным такой чести; один из ее предков был вершителем правосудия при дворе Плантагенета, а другой — графом Уинчестером, казненным в 1322 году королевой Изабеллой. «Не сомневаюсь, у нее были на то причины», — обычно бормотал себе под нос полковник Кэмпбелл, когда ему доводилось слышать очередной исторический экскурс тещи. Брак с генералом Фицроем стал бесспорным мезальянсом для Амелии Деспенсер, но очень уж привлекательными показались ей имеющиеся у генерала пять тысяч годового дохода, поскольку к тому времени Деспенсеры уже были на грани разорения. Ряд неудачных финансовых решений, принятых еще при жизни генерала, снизили его доходы, и после его смерти, случившейся пятью годами раньше, вдова, сохранившая глупо расточительные и экстравагантные привычки, настолько серьезно уменьшила оставшийся капитал, что была вынуждена отдаться на милость зятя. Полковник Кэмпбелл, человек большой честности и высоких принципов, не пытался уклониться от обязательств по отношению к матери жены, но при этом сказал Сесилии:
— Сомневаюсь, что в будущем у нас будет хотя бы один спокойный день. На мирную семейную жизнь больше нет ни одного шанса.
— О, я думаю, дорогой, мы притремся друг к другу и будем сосуществовать вполне терпимо, как только мама обустроится и привыкнет, — спокойно ответствовала миссис Кэмпбелл. — А тебе пока придется чуть больше времени проводить в своем клубе.
Сама миссис Кэмпбелл, не считавшая своим долгом лицемерно изображать привязанность к матери, решила еще больше времени уделять своим комитетам. Таким образом, основное бремя присутствия миссис Фицрой в доме легло на детей.
Мисс Уинстэбл, конечно, была давней союзницей этой дамы, ведь ее когда-то впервые наняли гувернанткой именно в дом миссис Фицрой к двум ее собственным дочерям. Она была счастлива, узнав о приезде своей прежней нанимательницы на Манчестер-сквер, и постоянно ставила ее девочкам в пример, как воплощение элегантности и благовоспитанности.
— Какие манеры! Какой внешний вид! Какое достоинство! Все-таки породу видно с первого взгляда. Даже королеве до нее далеко.
Миссис Фицрой действительно была на удивление элегантна. «А какой ей еще быть, принимая во внимание стоимость ее гардероба?» — мрачно ворчал полковник Кэмпбелл. И в самом деле, до того как Париж был отрезан террором, миссис Фицрой совершала регулярные ежегодные путешествия в столицу моды и никогда не покупала ничего, кроме разве что сорочек, в других местах. После того как кульминацией весьма огорчительных событий стала смерть французского короля и королевы, она была вынуждена прекратить свои визиты, но все же старалась поддерживать переписку с людьми, сведущими в моде, и получала рисунки, выкройки и отрезы намного раньше, чем остальная британская публика. Она узнала о таких оттенках, как египетский терракотовый и серый антик, прежде всех своих знакомых и первая стала следовать шокирующей моде носить красную бархатную ленту на шее — символ гильотины, — к яростному возмущению своей дочери, которая хоть и не была в тот момент в Англии, но узнала о возмутительном поведении матери из писем шокированных друзей.
Внешне миссис Фицрой была похожа на дочь и внучку: очень худая, с длинным носом, тонкими губами, светлыми близко поставленными глазами и великолепной бело-розовой ухоженной кожей. Ее светло-русые волосы, уже начавшие седеть, всегда были завитыми и уложенными в высокую прическу в классическом греческом стиле, а одежда была предметом восхищения всех женщин в доме, за исключением собственной дочери.
— Даже странно, что вкусы мамы т-так сильно отличаются от б-бабушкиных, — сказала Рейчел Джейн. — Если бы они не были так похожи внешне, никто бы не поверил, что они родственники.
Джейн не считала это обстоятельство странным. Ей, наоборот, казалось нормальным, что дочь миссис Фицрой захотела как можно меньше походить на мать, тем более такая умная и здравомыслящая особа, как миссис Кэмпбелл.
А миссис Фицрой, со своей стороны, никогда не упускала возможности высказаться относительно вкуса бедняжки Сесилии.
— Одежда моей дочери не поддается описанию. Боюсь, она переняла свои представления о моде от корсиканских рыбачек. Тут уже ничего не поделаешь. Но возможно, я еще успею привить хотя бы какие-нибудь понятия о приличиях и хорошем вкусе моей внучке. Но почему все обстоятельства против меня? Ее отец — неотесанный грубиян. А этот дом… в нем же почти нет мебели! С таким же успехом можно жить в амбаре.
