Роксана Гедеон - Хозяйка розового замка
Он сказал это грубо, отрывисто, и по его тону я поняла, что неприятности действительно серьезны и он сильно огорчен.
— Поместье принадлежит Филиппу, — сказала я. — Мне бы хотелось, чтобы оно было доходным.
— Вы же знаете, что у меня нет времени этим заниматься.
— О да… Вас увлекают другие дела.
— Вас — тоже. Вы предпочитаете разгуливать по парку в компании этого сопляка и слушать его россказни. Вы хоть видели сегодня Филиппа?
Наступило молчание. Голос герцога звучал сухо и раздраженно, но мне было трудно назвать его слова лишь проявлением ревности.
— Я видела Филиппа утром, — произнесла я спокойно и неторопливо. — Вам, видимо, невыносимо замечать, что не все мужчины чувствуют ко мне такое же пренебрежение, как вы.
— Как далеко вы намерены зайти в своем флирте с Бурмоном?
Я подняла голову, глаза у меня блеснули.
— Это вас не касается. Вам следовало бы поскорее забыть о том, что я ваша жена.
— Вот как? Когда же нас развели?
— Одиннадцать дней назад.
— Этот развод, похоже, не был обставлен такими формальностями, как тот, о котором ходатайствовал я.
Я молчала, кусая губы. Сырость все сильнее обволакивала парк, силуэты каштанов размывались светлым туманом. Вечер был влажный, холодный. Из глубины парка до нас долетали шорохи и шепот деревьев. Запахом мокрой после дождя земли, терпкой жимолости и майорана дышал сад. Становилось темно; сквозь заросли пробивался лишь слабый отблеск света, лившегося из окон замка.
Я передернула плечами и зябко поежилась. В тот же миг теплая рука герцога сжала мой локоть — ласково, нежно, так, что волна тепла разлилась по моему телу. Я не шевелилась.
— Вы замерзли, — сказал он тихо, гладя мой локоть. — И у вас капли дождя сверкают в волосах. Как алмазы.
Я взглянула на него, и он даже в сумерках увидел, как холоден мой взгляд. Александр отпустил мой локоть и отступил на шаг. Потом, с силой сжав хлыст обеими руками, проговорил:
— Пойдемте, наконец, в дом. Нас ждут.
Я поднялась и мгновение постояла в нерешительности, размышляя, не опереться ли мне на руку герцога, — это было вполне возможно, ибо его полусогнутая в локте рука была рядом. Я не воспользовалась ею. В полном молчании мы медленно пошли в дом, и лишь раз, когда я споткнулась в темноте, Александр поддержал меня за талию — сухо, не особенно ловко и совсем не любезно.
— Приведите себя в порядок, — сказала я уже в вестибюле. — Вы весь в грязи.
Не прибавив больше ни слова, я отправилась в голубую гостиную, распорядившись на ходу, чтобы поскорее подавали чай.
Чаепитие, к счастью, удалось, и все были довольны. Если бы не Поль Алэн, отравлявший своим присутствием вечер, я бы и вовсе была рада. Александра в гостиной не было, он явился только к полуночи, когда все расходились по своим комнатам, подошел ко мне и незаметно протянул связку ключей.
— Вот как? — спросила я, невольно улыбаясь.
— Вы победили. Анна Элоиза сдалась.
— Сдались и вы, господин герцог.
На короткое время нам удалось найти довольно дружеский тон. Провожая меня в спальню, он подробнее рассказал мне о том, что видел во время поездки, и даже выслушал несколько моих советов. Мне казалось, что, раз уж в сельском хозяйстве мы терпим убытки и оба в этом плохо разбираемся, может быть, лучше продать некоторую часть земель и вложить деньги в лионские шелковые мануфактуры — они почти всегда были выгодны.
— Мой отец так делал еще до революции, — сказала я в заключение.
— Может, вы и правы. Хотя, с другой стороны, раз Суворов отобрал у Республики Италию, лионские промышленники лишились гигантской фабрики шелка-сырца.
Помолчав, он добавил:
— Во всяком случае, над этим стоит подумать.
Мы остановились у дверей моей спальни. Я взялась за ручку двери и, подняв голову, посмотрела на герцога. Он молчал, пристально меня разглядывая. Потом вдруг его рука легла на мои пальцы и сжала их.
Я никак не отреагировала: не вздрогнула и не стала освобождать пальцы. Смысл этого жеста был мне ясен. Александр с легкой усмешкой произнес, лаская мое запястье:
— Может быть, мы забудем нашу недавнюю размолвку и соединим на эту ночь наши холодные постели?
Ирония почудилась мне в его голосе. Он словно пытался скрыть под ней свои истинные чувства — искреннее желание и симпатию. Но я понимала, что эти чувства проснулись тогда, когда ко мне проявил интерес Бурмон. Кроме того, прикосновение Александра не пробудило сейчас во мне ни малейшего отклика. Да и повторять ошибки я не хотела.
— Мне трудно забыть то, что было, — отчеканила я твердо.
Он негромко спросил:
— Так да или нет, Сюзанна?
— Нет. Доброй ночи, Александр.
Я вошла, оставив его за дверью. И хотя по натуре я вовсе не была злопамятна, сейчас мстительное торжество завладело мною. Он хотел меня, а я отказала. Ни капли сожаления не проснулось во мне, когда я думала о своем отказе. Я предчувствовала, что впервые за несколько недель буду спать безмятежно и крепко, как ребенок.
Кто знает, может быть, я и вправду переставала его любить?
3
В четверг после мессы Аврора просто ошарашила меня заявлением:
— Мне кажется, если и дальше так пойдет, месяца через два Жильбер сделает мне предложение.
Ошеломленная, я уставилась на нее.
— О ком ты говоришь? Кто такой этот Жильбер?
— Так зовут господина де Буагарди, мама, — терпеливо пояснила она.
— И вы называете друг друга по имени?
— А что тут удивительного?
— Ничего, но… я даже не подозревала, что у вас настолько близкие отношения.
Настороженная, я ждала от Авроры объяснений. Она задумчиво молчала, качая туфелькой, потом, вдруг встрепенувшись, простодушно произнесла:
— Кажется, он влюбляется в меня. Или, по крайней мере, я ему очень нравлюсь.
— И он дал тебе понять, что хочет жениться?
— Нет. Пока нет. Но я дала ему понять, что иначе он ничего не добьется.
— А ты его любишь?
Надув губы, она протянула:
— Не знаю. Мне еще надо подумать. Но ведь он хороший, правда?
«Гм, — подумала я, — совсем недавно она досадовала, что он насмехается над ней». Я, впрочем, не сомневалась, что Аврора любого может очаровать: она расцветала с каждым днем, становилась красивее, стройнее, увереннее, изящнее. Если бы здесь, в Белых Липах, бывало больше мужчин, у нее была бы тьма поклонников.
И все-таки в Буагарди я сомневалась. Он казался мне слишком насмешливым и ветреным для того, чтобы взвалить на себя такую обузу, как брак. Я смутно слышала, что он заводит любовниц чуть ли не в каждом городе. Он был старше Авроры лет на четырнадцать. Кроме того, он был очень знатного рода, и я не была уверена, что он решится жениться на девушке столь сомнительного происхождения.
Полагая, что для Авроры лучше знать правду, я в мягкой форме все это ей высказала.
— Ну и что? — спросила она равнодушно. — Даже если он сделает предложение, я, наверное, ему откажу.
— Вот как?
— Мне как-то боязно представить себя его женой, мама. Он такой необузданный, ироничный… с ним не будет покоя. Может быть, я слишком неопытная для него.
— Если ты не имеешь намерения становиться его женой, не провоцируй его на предложение.
Она рассмеялась.
— Не провоцируй? Разве это возможно? Никто на свете не может повлиять на Буагарди, кроме него самого. Ты не знаешь, какой он. Я даже хочу, чтобы он решился наконец на предложение… хочу немножечко посмеяться над ним, как он подтрунивал надо мной.
Я со вздохом произнесла, поднимаясь:
— Ладно. Решай сама, ты уже взрослая. Только, пожалуйста, будь благоразумна. Оба твоих поклонника — Буагарди и Поль Алэн — кажутся мне слишком опасными партиями, так что не спеши.
Подумав, я добавила:
— Брак — иногда невыносимая вещь, Аврора.
Впрочем, я понимала, что настроена сейчас слишком предвзято. Потом я вспомнила, что Буагарди, при всех его достоинствах и его знатном имени, далеко не богат. Иначе говоря, у него ничего нет. Может быть, тот бриллиант на пальце — это все его состояние. Словом, вполне возможно, что ему даже некуда будет привести свою жену.
Не полагаясь всецело на благоразумие Авроры и считая Поля Алэна потенциально более опасным и нежелательным, я, встретив своего деверя на лестнице, заставила себя заговорить с ним. Я сказала ему, что будет лучше, если он, как более взрослый, оставит Аврору в покое и предоставит ее самой себе. Не нужно этих бесконечных прогулок верхом, этих гуляний по саду… Я вскользь намекнула, что у нее вскоре будет жених, хотя и не была в этом уверена.
— Прошу вас, — сказала я настойчиво, — оставьте ее, у вас ведь нет серьезных намерений.
Он слушал мои слова, но, похоже, они действовали на него, как красная тряпка на быка. Поль Алэн побагровел.
