Дэвид Лоуренс - Влюбленные женщины
На лице Джеральда играла недобрая усмешка, за ней таились огонь и подсознательное возбуждение. Он сидел, положив руки на стол; эти загорелые, довольно зловещие руки, в которых, несмотря на их красивую форму, было нечто звериное, как бы тянулись к девушке. Его руки очаровали ее. Она поняла, что покорена.
К столику подходили разные мужчины, чтобы перекинуться парой слов с Беркином и Холлидеем. Джеральд тихо спросил Минетту:
— Откуда вы приехали?
— Из деревни, — ответила Минетта тихо, но достаточно отчетливо. Лицо ее напряглось. Время от времени она переводила взгляд на Холлидея, и раз ее глаза ярко вспыхнули. Но привлекательный молодой человек полностью ее игнорировал; похоже, он и правда побаивался девушку. Некоторое время Минетта не замечала Джеральда. Он, видно, еще не полностью завоевал ее.
— А какое отношение ко всему этому имеет Холлидей? — спросил он все тем же тихим голосом.
Она ответила не сразу. Наконец неохотно проговорила:
— Он настоял, чтобы я жила с ним, а теперь хочет вышвырнуть. И не позволяет уйти ни к кому другому. Хочет, чтобы я похоронила себя в деревне. И твердит, что я преследую его и что от меня нельзя избавиться.
— Сам не понимает, чего хочет, — сказал Джеральд.
— Чтобы понимать, нужно иметь голову, — сказала девушка. — Он делает то, что ему скажут. И никогда — что хочет сам: он просто не понимает, что хочет. Самое настоящее дитя.
Джеральд взглянул на Холлидея, на его мягкое, несколько порочное лицо. Эта мягкость была привлекательна, она говорила о доброй, нежной натуре, которая располагала к себе.
— Но у него же нет над вами власти, надеюсь? — спросил Джеральд.
— Понимаете, он заставил меня жить с ним, когда я этого совсем не хотела, — ответила она. — Пришел ко мне, плакал в три ручья и говорил, что если я не вернусь, он этого не вынесет. Говорил, что никуда не собирался уходить и останется со мною навсегда. И заставил-таки меня вернуться. Потом всякий раз это повторялось снова. А теперь, когда я жду ребенка, он дает мне сто фунтов, чтобы сплавить в деревню и больше никогда не видеть и не слышать меня. Но я не стану этого делать после того…
На лице Джеральда отразилось недоумение.
— У вас будет ребенок? — недоверчиво спросил он. Глядя на девушку, в это верилось с трудом: слишком уж молода она была, да и сам образ ее жизни плохо вязался с материнством.
Девушка внимательно посмотрела на Джеральда; в ее голубых детских глазах появилось новое, чуть заметное выражение, говорившее о том, что ей известен порок, темная бездна и безрассудство. Затаенное пламя коснулось его сердца.
— Да, — сказала она. — Разве это не свинство?
— Вы не хотите ребенка?
— Конечно, нет, — решительно заявила она.
— А какой срок? — поинтересовался Джеральд.
— Десять недель, — ответила девушка.
Все это время она не спускала с него глаз. Он же молчал, задумавшись. Затем, потеряв интерес к теме разговора и приняв равнодушный вид, спросил участливым тоном:
— Здесь хорошо кормят? Может, заказать что-нибудь?
— Спасибо, — отозвалась она. — Обожаю устрицы.
— Вот и отлично, — сказал Джеральд. — Будем есть устрицы. — И он подозвал официанта.
Холлидей никак себя не проявлял, пока перед девушкой не поставили тарелку. Тогда он неожиданно воскликнул:
— Минетта, нельзя есть устрицы, когда пьешь коньяк.
— Какое тебе до этого дело? — сказала она.
— Никакого, никакого, — выкрикнул Холлидей. — Но устрицы не совместимы с коньяком.
— Я не пью коньяк, — заявила девушка и выплеснула ему в лицо остатки спиртного. Холлидей пронзительно взвизгнул. Она же продолжала сидеть с безучастным видом.
— Минетта, что с тобой? — испуганно вскричал Холлидей.
У Джеральда окрепла догадка, что Холлидей боится девушки и еще — что он получает удовольствие от этого страха. Казалось, он наслаждается им, как и ненавистью к девушке, муссирует их, извлекая максимум удовольствия.
— Минетта, ты же обещала не мучить его, — обратился к девушке еще один молодой человек. Выговор выдавал в нем студента Итона.
— Я его не мучаю, — ответила она.
— Хочешь выпить? — спросил все тот же юноша, смуглый, с гладкой кожей, полный скрытой энергии.
— Я не люблю портер, Максим, — сказала девушка.
— Закажи шампанское, — тихо шепнул кто-то интеллигентным голосом.
Джеральд вдруг понял, что шепчут ему.
— А не выпить ли нам шампанского? — предложил он, посмеиваясь.
— Да, пожалуйста. И пвошу, если можно, сухого, прошепелявила по-детски девушка.
Джеральд наблюдал, как она ест устрицы. Ее манеры за столом были безукоризненны; изящными пальчиками с очень чувствительными, по-видимому, подушечками, она мелкими, отточенными движениями управлялась с устрицами, ела их красиво, не торопясь. Джеральду доставляло удовольствие смотреть на нее; Беркина же, напротив, она раздражала. Все пили шампанское. Максим, серьезный русский юноша с гладкой смуглой кожей и черными блестящими глазами, — единственный среди всех сохранял спокойствие и был полностью трезвый. Беркин сидел с отрешенным видом, очень бледный; Джеральд улыбался, в его глазах по-прежнему сохранялся тот же холодный довольный блеск. Он покровительственно склонился к Минетте, очень похорошевшей и нежной, раскрывшейся, как прекрасный ледяной цветок в пугающей обнаженности цветения, самолюбие ее было удовлетворено, она раскраснелась от вина и восхищения мужчин. Холлидей выглядел по-идиотски. Он опьянел от бокала вина и глупо хихикал, сохраняя, впрочем, очаровательную наивность, которая делала его привлекательным.
— Я ничего не боюсь, только черных тараканов, — сказала Минетта, поднимая на Джеральда круглые, подернутые пеленой страсти глаза. Он рассмеялся, и этот смех, поднимающийся из самых глубин существа, таил в себе угрозу. Ее детские речи успокаивали его нервы, а обращенные на него горящие, затуманенные глаза, из которых ушла память о прошлом, как бы давали ему право идти дальше.
— Да, не боюсь, — упорствовала она. — Не боюсь всего остального. Но черные тараканы — брр! — Она содрогнулась от отвращения, словно сама мысль о них была непереносима.
— Вас страшит сам вид черного таракана или же вы боитесь, что он может укусить или принести еще какой-нибудь вред? — спросил Джеральд с дотошностью подвыпившего человека.
— А они еще и кусаются? — испугалась девушка.
— Гадость какая! — воскликнул Холлидей.
— Не знаю, — ответил Джеральд, обводя взглядом столик. — Кусаются ли черные тараканы? Не суть важно. Боитесь ли вы укуса или у вас к ним метафизическая антипатия?
Все это время девушка не сводила с него замутненного взгляда.
— Они гадкие, ужасные, — вскричала она. — От одного их вида у меня мурашки бегут по коже. Уверена, я умерла бы, если б на меня заполз хоть один. Не сомневаюсь.
— Надеюсь, что нет, — шепнул молодой русский.
— Говорю тебе, Максим, умерла бы, — настаивала девушка.
— Ни один из них никогда не приблизится к вам, — сказал Джеральд, сочувственно улыбаясь. По-своему он понимал ее.
— Это метафизический страх, как называет его Джеральд, — заметил Беркин.
Возникла неловкая пауза.
— И больше ты ничего не боишься, Минетта? — спросил молодой русский тихим голосом хорошо воспитанного человека.
— Почти ничего, — сказала она. — Кое-что меня пугает, но это совсем двугое. Квови я не боюсь.
— Не боишься крови? — воскликнул молодой человек с одутловатым и бледным насмешливым лицом. Он только что подсел к столу и пил виски.
Надувшись, Минетта бросила на него недовольный, совсем не красивший ее взгляд.
— Неужели ты действительно не боишься крови? — настаивал тот, широко усмехаясь.
— Да, не боюсь, — заявила она.
— А ты видела кровь где-нибудь, кроме как в плевательнице дантиста? — продолжал подначивать ее молодой человек.
— Я говорила не с тобой, — высокомерно отозвалась девушка.
— Но ответить, надеюсь, можешь? — сказал он.
Вместо ответа она неожиданно вонзила нож в его пухлую, белую руку. Молодой человек вскочил со своего места, грязно выругавшись.
— Вот сразу себя и показал, — презрительно заметила Минетта.
— Пошла ты к черту! — Стоя у столика, молодой человек злобно смотрел на девушку.
— Немедленно прекратите, — приказал Джеральд, повинуясь внутреннему инстинкту.
Молодой человек продолжал стоять, глядя на девушку сверху вниз с презрительной насмешкой; на одутловатом, бледном лице появилось выражение неловкости и страха. Рука окрасилась кровью.
— Какой ужас! Сделайте что-нибудь! — завизжал Холлидей, отворачивая вмиг позеленевшее лицо.
— Тебе нехорошо? — поинтересовался участливо молодой человек. — Тебе нехорошо, Джулиус? Не обращай внимания, парень, ничего особенного не произошло. Не доставляй ей удовольствия, пусть не думает, что совершила подвиг. Не доставляй ей такой радости — ведь именно этого она и хочет.