Тереза Крейн - Райский уголок
Однако куда все-таки запропастилась Филиппа со своей несчастной стрижкой?
Рейчел вышла из дома и пересекла лужайку, примыкающую к озеру. В вышине скользили по небу облака. Солнечный свет, заливавший все вокруг, то и дело сменялся тенью. Огромные деревья шумели, словно что-то тайно нашептывали ветру. Рейчел постояла у кромки воды, наблюдая за утиным семейством, копошившимся в траве. Она вспомнила, как несколько дней тому назад, когда она купалась здесь голой во время ночной грозы и капли дождя секли ее кожу, она заметила мужчину, который, стоя за деревьями, наблюдал за ней. Она внезапно содрогнулась от этого воспоминания — быстро подавленный легкий холод жуткого и чисто физического возбуждения, который, несмотря на знойный день, принес неприятное ощущение мурашек по коже. Конечно, она — и это было в порядке вещей, выпила в тот вечер немало шампанского, но не столько, чтобы точно не помнить, что она делала, и уже явно недостаточно для потери памяти. Она помнила все очень отчетливо. Странно, но каждый раз, думая об этом, она постоянно чувствовала резкую волнующую боль под ложечкой и по коже пробегали мурашки. Это ее раздражало. Просто смешно, тот мужчина — всего лишь слуга, совершенно неотесанный. У него варварская внешность, а манеры еще хуже. С того случая она не видела его неделю, хотя Филиппа все это время болтала о нем, как если бы провела с ним полжизни. Рейчел пришла к заключению, что он старательно ее избегает. Со свойственной ей бескомпромиссной честностью она решила также, что ей не в чем упрекать его. Ее поведение на танцах было ужасно. Избалованная девочка, которая пользовалась преимуществом своего социального положения для одурачивания взрослого человека. Удивительно было, что он не смог обуздать самого себя. Она вспоминала с легкой улыбкой, как приставала к нему, чтобы он потанцевал с ней, на пятьдесят процентов уверенная, что он откажется. Что бы там ни было, но первый шаг сделала она сама.
Она повернулась и пошла по влажной траве вдоль берега озера, неловко переставляя ноги в сандалиях не по размеру. На противоположном берегу озера маленький ручеек уносил свои воды в сторону от песчаного, усыпанного галькой берега в лес. Узкая, заросшая травой дорожка вилась вдоль журчащего потока. Рейчел, будучи истинной горожанкой, не могла определить, что за красные и розовые цветы росли на берегу. Птицы перелетали с ветки на ветку и сновали в высокой траве неподалеку от воды; их щебет звучал с захватывающей душу нежностью прямо над ее головой. Трепещущий солнечный свет падал золотыми волнами сквозь тяжелый лиственный полог леса. Она шла, ощущая чисто физическое удовольствие от тех красок, звуков и запахов, что ее окружали, о: решившись от всех мыслей; руки в карманах; нош в разношенных сандалиях промокли, словно она шлепала по воде. Лес стал реже, впереди показалась освещенная солнцем вырубка, испещренная зелеными пятнами и тенями, Рейчел замерла на несколько минут, затаив дыхание и прислушиваясь. Поначалу не было слышно ничего, кроме шелеста листвы, но затем ветер донес звук девичьего голоса и едва слышные взрывы смеха. Несомненно, это пропавшая Филиппа.
Рейчел быстро двинулась по тропинке по направлению к вырубке. По поляне были рассыпаны небольшие деревянные загончики для цыплят, окруженные изгородью постриженного кустарника и подлеска. Высокий загорелый мужчина ходил от клетки к клетке, одежда его по цвету почти сливалась с окружающей зеленью, так что в движении светящихся пятен света и тени его трудно было различить. В руках его были какие-то мешки. Она увидела, как он вынул из одного мешка корм и стал давать пронзительно кричащим цыплятам. Когда он выпрямился, в руках у него была пойманная птичка. Ом ловко засунул ее в мешок и завязал его.
— Сколько ты собираешься взять? — Филиппа сидела неподалеку от него на траве скрестив нош и лениво срывала одну за одной травинки вокруг себя, пуская обрывки по ветру.
— Каждую вторую.
— А почему не всех сразу?
— Остальные нужны, чтобы собирать цыплят. Молодым нужна защита, пока не начнут жить самостоятельно.
— И когда это будет?
— Скоро.
— А потом что?
Мужчина выпрямился, его мрачноватое лицо озарилось улыбкой, и с беззлобным раздражением, словно говоря с надоедливым ребенком, он спросил:
— Моя ракли, ты родилась, чтобы ко всем приставать со своими вопросами?
Филиппа рассмеялась, затем с легким оттенком уныния в голосе ответила:
— Моя мама говорит в точности то же самое. Разве я кому-то делаю плохо? Так надоели эти придирки!
Высоченная фигура Гидеона некоторое время оставалась неподвижной, словно он о чем-то задумался; мешки покачивались в его руках. Затем осторожно, чтобы не потревожить их живое содержимое, он положил мешки на землю, подошел к своей подружке и ласково потрепал ее по голове; Рейчел, затаив дыхание, с изумлением наблюдала за этой сценой, испытывая какое-то странное ощущение, очень похожее на зависть.
— Глупенькая шави, конечно же, в твоих расспросах нет ничего плохого. Когда фазанята начнут жить самостоятельно, их все равно нужно подкармливать — подсыпать зерно на охотничьих тропах. Кроме того, необходимо бороться с этими мерзкими лисами. И с браконьерами тоже…
— Для этого ты ставишь сигнальные огоньки на охотничьих тропах? Тетя Фи рассказывала мне, что по вечерам они так красиво сверкают между деревьями…
Рейчел наблюдала за этой идиллической сценой все еще оставаясь незамеченной. Вдруг краем глаза она заметила поодаль какое-то быстрое движение. Раздался собачий лай, и она вздрогнула от неожиданности. Лай перешел в предупреждающее рычание — незваный гость, чужак!
— Эй, Кили!
Двое одновременно повернулись к ней: одно из лиц сияло открытой улыбкой и радостным ожиданием, на другом читалась настороженность и подозрение.
— Рейчел! О Господи, сколько же времени? — Филиппа поспешно вскочила на ноги. — Извини, пожалуйста! Я совсем забыла. Ты ищешь меня? — Она беспомощно всплеснула руками. — Вот черт, я всегда забываю про время! Рейчел, честное слово, я прошу прощения. Ох, как это ужасно! Гидеон, а ты помнишь Рейчел? — Она обернулась и замерла. — Гидеон?! Куда ты пропал?
Поляна опустела. Мужчина исчез вместе с собакой. Филиппа передернула плечами.
— Вот смешной. Исчез как горошина в фокусе с наперстком. Ну, ты знаешь, — добавила она в ответ на вопросительно поднятую бровь Рейчел, — вот она есть, а вот ее нет.
— Ты три дня приставала ко мне со своей стрижкой… — интонации Рейчел были куда мягче, чем произнесенные ею слова.
— Я очень извиняюсь… А ты подстрижешь меня? Только покороче, ладно?
— Можно и покороче.
Рейчел, положив руку на крепенькое молодое плечо Флип, улыбнулась, глядя в открытое, усыпанное веснушками лицо. И тут она испытала похожее на шок ощущение, осознав, что плавное течение детства Филиппы подошло к концу. В ярком свете летнего солнца перед ней стояла девочка — нет, уже не девочка, хотя пока еще и не женщина, в которой явственно проступала вполне сформировавшаяся личность. Темные глаза, невозмутимо спокойные, смотрели прямо и доверчиво, излучая уверенность, что весь мир должен принадлежать их обладательнице без каких-либо усилий с ее стороны. Преодолев завесу времени, отделяющую ее от детства, Рейчел вспомнила отца Флип, Филиппа Ван Дамма. Именно от него она унаследовала это обаяние, перед которым невозможно было устоять, а от своей матери — силу, о которой пока не догадывалась, поскольку еще не представился случай ее испытать.
— Но что скажет Салли?.. — спросила Рейчел.
— О моей короткой стрижке? Ох, не задавай глупых вопросов. Ей это не понравится. Родители всегда возмущаются, когда дети сами что-то меняют, разве не так? Ладно, Рейчел, пойдем — я просто умираю от нетерпения, чтобы это наконец произошло.
Они уже были перед самым домом, когда Рейчел как бы ненароком спросила:
— Как этот человек называл тебя?
— Что? — Филиппа обернулась; на лице ее читалось неподдельное смущение.
Рейчел помедлила, словно вспоминая:
— Он называл тебя… ракли, моя ракли. — Она вновь вспомнила сдержанный оттенок нежности в голосе мужчины, когда он произносил это слово. — Что это значит?
— Ах, ракли. Это значит, — Филиппа сделала паузу, — цыганочка.
— Цыганочка? Что ж, наверное, так оно и есть. Только, — Рейчел понизила голос почти до шепота, — это было сказано как-то уж очень ласково. Ты не находишь?
— Ну… — растерянно протянула Филиппа.
— Ладно, не будем об этом. — Рейчел легкими скользящими шагами, преодолевая сразу по две ступеньки, взлетела на террасу. — Надеюсь, твой цыган не очень огорчится, что его ракли коротко постригли?
Дафни Андерскор терпеть не могла покупать наряды. Она вообще не любила ходить по магазинам, но покупка одежды была особенно неприятным делом. В магазинах всегда было жарко. Чувствуя, что бойкие и изящные продавщицы высокомерно посматривают на ее угловатую фигуру и некрасивое лицо, она терялась и ощущала неловкость. Ее приводила в раздражение мысль, что любая вещь, какую бы она ни примерила, будет выглядеть на ней словно тряпка на пугале. Дафни понятия не имела, что ей идет, и довольно сильно подозревала, что не идет ничего. Поэтому дома она обычно ходила в покошенных джемперах и юбках, и никогда не надевала явно неподходящие для нее короткие модные платья. Тем не менее накануне посещения оперы, куда ее пригласил Тоби, она попыталась что-то предпринять, хотя заранее сожалела о напрасно потерянном времени. Она прошлась по универмагам Оксфорд-стрит и Регент-стрит, поскольку умеренная сумма, которую выделил ей отец, не позволяла воспользоваться услугами маленьких дорогих салонов, а также шикарных магазинов на Бонд-стрит. И не нашла абсолютно ничего, что хоть каким-то образом подошло бы ей. В раздражении Дафни подумала, что лучше уж нацепить на себя уцененный абажур, когда продавец из магазина Питера Робинсона пытался пробудить в ней симпатию к какому-то замысловатому изделию, сплетенному из черных ниток. В магазине Дикинса и Джонса вечернее бархатное платье цвета недозрелого лимона, отороченное обезьяньим мехом, показалось ей столь нелепым, что поймав в зеркале над плечом фальшиво-восторженный взгляд продавца, она не нашла ничего лучшего, как рассмеяться вслух.
