Санта Монтефиоре - Соната незабудки
— С удовольствием.
— Молодым людям придется немного подождать, — добавил Генри Гарнет. Радостное согласие его дочери позволило ему почувствовать себя молодым и полным сил.
Гости прибывали, оставляя подарки на столе у входа, но Одри искала в толпе лишь одно лицо. Тетя Эдна вошла вместе с мамой, затем появилась тетя Хильда с четырьмя своими бледными дочерьми и мужем Гербертом, чопорно вышагивавшим в своем белом галстуке и во фраке. Сестры Персон впорхнули в зал, щебеча, подобно двум весенним воробышкам, за ними проследовали полковник Блис и Шарло Осборн, которая ослепила присутствующих блеском своего серебристого платья и серебристых же волос, собранных в высокую прическу и украшенных великолепным жемчугом. Когда остальные «крокодилицы» увидели ее идущей под руку с полковником, они тотчас собрались в тесный кружок и с упоением сплетничали до тех пор, пока последний, подобно льву, не набросился на них, разогнав эту стайку хищников, столпившихся над куском старого мяса.
Оркестр играл, гости общались, а Одри делала все возможное, чтобы быть вежливой, приветствуя вновь прибывших, и не забыть сделать любезный комплимент по поводу платья или прически. Ни одна женщина не должна была уйти с приема, не услышав приятных слов о своем очаровании и красоте.
— Роуз, твои дочери прелестны. И невероятно обаятельны, особенно Одри, — с неподдельным восхищением произнесла Филлида Бейтс.
Прежде чем Роуз успела поблагодарить ее, Синтия Кляйн, стоявшая к ним спиной, резко обернулась, чтобы поддержать подругу.
— Я согласна с Филлидой, — решительно сказала она. — Огромное удовольствие — видеть в девушках такую грацию и деликатность. Здесь достаточно дурнушек, от которых мужчинам впору снова сбежать на войну. По правде говоря, при виде их безжизненных маленьких мордашек у меня на глаза наворачиваются слезы, — громко прокомментировала она.
Роуз вспыхнула и огляделась по сторонам, чтобы удостовериться, что этого никто не слышал.
— Ты абсолютно права, Синтия, хотя я бы никогда не осмелилась заявить об этом с такой прямотой, — согласилась Филлида. Ее тараканье лицо при этом сморщилось от удовольствия.
— Красота — не более чем внешняя оболочка, — тактично возразила Роуз, питая надежду, что кто-то подойдет и спасет ее.
— Дорогая, но мы все смотрим именно на эту оболочку, — фыркнула Синтия. — Какая польза от прекрасного характера, если он скрывается под непривлекательной внешностью? — продолжала она с настойчивостью пожилых людей, полагающих, что имеют право говорить все, что думают.
Но в этот момент появился долгожданный спаситель — к ним подошел стройный и красивый Сесил Форрестер.
— Добрый вечер, миссис Гарнет, — сказал он, кланяясь. Затем подошел к «крокодилицам» и, назвав каждую по имени, поприветствовал дам. — Какой чудесный вечер, не правда ли?
Он сделал хозяйке изысканный комплимент, похвалив убранство комнаты. Роуз горячо поблагодарила его.
— Вот это — по-настоящему благородный молодой человек, — сказала Синтия. — Сесил, в этой комнате есть молодая особа, достойная вас. Предлагаю вам окольцевать ее, пока этого не сделал никто другой.
Роуз снова зарделась.
— Вы возводите меня на пьедестал, миссис Кляйн, однако, боюсь, я этого не заслуживаю, — скромно ответил он.
— Очень даже заслуживаете, — настаивала Филлида.
— Надеюсь, вы потанцуете с именинницей, — сказала Синтия, вопросительно подняв брови.
— Да, — подтвердил Сесил и повернулся к Роуз. — Сочту за честь.
— Я так рада, — ответила та смущенно. — Не слушайте Синтию, она слишком добра к нам.
— Полно, Роуз, ты ведь меня знаешь! Филлида, скажи Сесилу, что я всегда говорю только правду.
— Если вы имеете в виду Одри, миссис Бейтс, то меня не нужно убеждать. Эта девушка — само совершенство, — сказал Сесил, поднимая глаза, чтобы отыскать Одри в толпе.
— Пойдемте, Сесил, я уверена, мой муж будет рад вас видеть, — сказала Роуз, найдя удачный предлог, чтобы удалиться. — Прошу прощения, — обратилась она к «крокодилицам», которые, стоило ей отойти, пустились на поиски следующей жертвы.
Когда среди облаков шелка и ярких пятен галстуков Одри различила фигуру Луиса, ее сердце снова посетило чувство спокойствия, впервые испытанное ею в тот день, когда они вместе играли на фортепиано. Она не могла сдержать своей радости: ее лицо озарила широкая улыбка, а щеки от волнения вспыхнули румянцем. Он тоже заметил ее и улыбнулся в ответ с обезоруживающей искренностью и нежностью. Эта улыбка была адресована ей, ей одной. В те короткие мгновения, когда во взгляде ясно отражались их чувства, прятать которые больше не было сил, они ощутили, что знают друг друга так хорошо, как никого другого в мире. Пока праздник набирал обороты, Луис и Одри без слов говорили друг другу о своей любви, и никто из них не хотел нарушать это понятное только им двоим красноречивое молчание.
Когда послышались первые аккорды вальса, Одри встала в пару со своим отцом. Но она не возражала, поскольку, скользя в танце, чувствовала на себе взгляд Луиса, следивший за каждым ее шагом и придававший ей еще больше энергии и грации. Генри Гарнету приходилось вглядываться в лицо дочери, чтобы удостовериться, что он танцует не со своей супругой, какой она была восемнадцать лет назад. Но Одри не знала, что за ней следит еще одна пара внимательных глаз, — Сесил, которого порадовал разговор с ее матерью, размышлял о том, что, когда они получше узнают друг друга, он непременно пригласит девушку на ужин. Конечно же, предварительно испросив разрешения у отца Одри, хотя для себя он уже точно решил, что его намерения самые серьезные и что выбор свой он уже сделал.
Когда гости уселись за стол, Одри оказалась между Сесилом и Джеймсом Персоном, старшим братом близняшек. Ей так и не удалось поговорить с Луисом. У нее не было ни одной свободной секунды: отец передал ее требующему двух танцев дяде Герберту, который крепко и бесцеремонно прижимал ее к себе, затем она очутилась в тесных объятиях Сесила, который, как и подобает офицеру, расправив плечи, спину и высоко подняв подбородок, терпеливо дожидался своей очереди. Одри не нужно было украдкой оглядываться, чтобы удостовериться, что Луис наблюдает за ней. Она знала это наверняка. Его пристальный взгляд пронзал ее, подобно солнечному лучу. При мысли об этом Одри улыбалась, и эта улыбка освещала ее счастливое лицо. Сесил был уверен, что она улыбается ему, потому что ее глаза, казалось, смотрели ему в душу, выражая полное понимание и доверие.
Сесил чинно наполнил тарелку Одри, а затем, пока не подали десерт, оживленно беседовал с ней. Одри безумно хотелось найти Луиса, и пока Сесил делал все возможное, чтобы развлечь ее, она лихорадочно осматривала зал. Придя к выводу, что его нигде нет, девушка извинилась и кинулась в дамскую комнату, где наткнулась на Айлу.
— Одри, — завопила сестра, — я танцевала с дядей Гербертом, и клянусь тебе, в кармане он носит орех.
— Орех в кармане? — переспросила смущенная Одри, в растерянности разглядывая пол.
— Да, понимаешь, о-орех! — Сестра широко раскрыла глаза, изображая удивление, а затем снова разразилась хохотом.
Внезапно Одри все поняла и укоризненно покачала головой.
— Как отвратительно, — воскликнула она. — Он же твой дядя!
— Такой трогательно маленький орешек! Неудивительно, что тетя Хильда всегда ходит с такой кислой миной. — На лице Айлы появилась самодовольная улыбка.
— Айла!
— Но ведь это так и есть. Маленький орешек дяди Герберта не удовлетворит и мышки!
— По-моему, ты снова слишком много выпила.
Одри вздохнула, забыв внезапно о своем волнении и обратив все свое внимание на пылающее лицо сестры.
— Я никогда больше не стану с ним танцевать, — продолжала Айла. — Что хорошего в мужчине с маленьким орешком? Я должна пойти и рассказать тете Эдне, ей это понравится!
И она резко бросилась прочь из дамской комнаты, оставив Одри перед зеркалом вглядываться в свое бледное лицо. Вечер скоро подойдет к концу, а она еще ни разу не танцевала с Луисом.
Внезапно дверь приоткрылась и она увидела веселое лицо Луиса.
— Луис! — Одри пришла в ужас. Неужели все ее желания так быстро сбываются?
Его глаза с нежностью поймали ее взгляд, уголки губ тронула улыбка, словно он прочел ее самые потаенные мысли.
— Я понимаю, сюда мужчинам вход запрещен, но ты здесь уже целую вечность, а Сесил сказал, что ты обещала мне танец, — сказал он, вопросительно подняв бровь.
Одри не могла удержаться от смеха. Она подбежала к нему.
— Я ждал весь вечер, — добавил он, беря Одри за руку.
Они оба почувствовали внутренний импульс, совсем как тогда, когда он впервые прикоснулся к ней. Одри жалела, что их руки разделял атлас ее перчаток. Прикосновение к его коже успокоило бы ее. Но жар его руки проник сквозь атлас и, пока он с достоинством вел ее по залу, стал подниматься вверх по руке к груди. Тело Одри горело подобно китайскому фонарю.
