Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. В ладонях судьбы
— Наконец-то ты здесь, милая моя, — пробормотал он.
Он никогда ее так не называл, и его томный взгляд загорелся от вожделения. Бывший рабочий похлопал по кровати рядом с собой.
— Перестань меня томить, Андреа. Взгляни, как я тебя люблю!
С этими словами веселый, сильно захмелевший Жозеф откинул простыню и выставил напоказ свой пенис внушительных размеров, чем окончательно привел в ужас свою супругу.
— О нет, нет! — простонала она. — Я не смогу!
Она считала себя сведущей в мужской анатомии, но ей не хватало практики и опыта. Охваченная паникой, она попятилась назад, не в силах оторвать взгляд от предмета своего ужаса.
— Что с тобой, женушка моя?
— Спрячь его! — взмолилась она. — Я не лягу в постель, ты причинишь мне боль!
— Послушай, будь благоразумной! Это наша брачная ночь. Разве ты не догадывалась, что я такой же, как другие мужчины?
— Ты же у меня первый, Жозеф, я тебя предупреждала, — разрыдалась старая дева.
Растроганный, но еще более возбужденный, он поднялся и подбежал к ней. Его руки легли на ее ягодицы, а настойчивый язык проник ей в рот.
«Нужно просто потерпеть», — сказала себе Андреа, вспомнив о неловком предостережении Мирей.
Внезапно став послушной, она позволила увлечь себя к брачному ложу. Лучше было покончить с этим скорее. Прерывисто дыша, Жозеф осыпал жену утешающими словами, снимая с нее ночную рубашку. Наконец он завладел этой девственной и пышной плотью, вздрагивающей под его грубыми ласками.
— Нет, нет, нет, — твердила Андреа. — Прошу тебя, не сейчас…
Но он не слушал и проник в нее почти сразу. К великому удивлению Андреа, она совсем не ощутила боли, скорее замешательство, которое переросло в приятные, даже пьянящие ощущения. Полчаса спустя она с улыбкой смотрела в гипсовый потолок с затейливым лепным орнаментом.
«Я замужем, это случилось!» — восхищенно подумала она.
Жозеф уже спал, выполнив свой супружеский долг.
Берег Перибонки, суббота, 28 августа 1943 годаЭрмина развешивала белье за дровяным сараем, ей помогала Мадлен. Ветер был приятно теплым, солнце еще не клонилось к закату.
— Простыни высохнут завтра, — сказала молодая женщина, одетая в белое ситцевое платье, короткие рукава которого открывали ее красивые загорелые руки.
— И тряпки тоже, — откликнулась индианка. — Ах! Моя дорогая Эрмина, если бы ты знала, как я здесь счастлива! Нет, в Валь-Жальбере мне тоже нравится, но мне в сотню раз милее этот уединенный дом, расположившийся между рекой и лесом. И на Акали любо-дорого посмотреть! Как только мы сюда приехали, она изменилась, все время смеется и даже становится довольно шаловливой. Я бы так хотела, чтобы и ты вновь обрела радость!
— Не будем об этом говорить, Мадлен, это ничего не изменит.
— Наберись терпения, Тошан в конце концов поправится.
— Его тело уже здорово, даже если он не может пока свободно пользоваться своей левой рукой, но душа его больна! В мае, когда мы сюда вернулись, я надеялась, что он выберется из своей депрессии. Но ему ничто не помогло: ни любовь его детей, ни моя любовь, ни твои заботы — ничто!
Эрмина опустила голову, ей было стыдно признаться, что она совсем пала духом. Они могли быть счастливы в этом хранимом Богом уголке, где родился ее муж, где он играл ребенком, где стал мужчиной. Под ступеньками крыльца, в плетеной корзине, по-прежнему лежали белые камни, которые Тала использовала, чтобы выложить на поляне магический круг. Деревья образовывали успокаивающую завесу зелени, в которой щебетало множество птиц. Мукки с близняшками каждое утро этого теплого лета купались в речной заводи, где течение было не таким быстрым, а вода прозрачной, словно в роднике.
— А ведь здесь мы вдали от остального мира, — вздохнула Эрмина. — Вчера один человек с Перибонки передал мне письмо от моего отца. Я хотела бы прочесть его Тошану, но не решаюсь.
— Может быть, ты чересчур его щадишь? — заметила Мадлен. — Что пишет месье Жослин? Надеюсь, плохих новостей нет?
— Нет, в Валь-Жальбере все в порядке, — ответила Эрмина, усаживаясь на траву. — Мама чинит центральное отопление, Луи много играет с Ламбером Лапуэнтом, который стал благоразумней. Андреа и Жозеф, судя по всему, купаются в своем счастье. Мирей скучает. Она грозит маме уволиться и вернуться в свой родной Тадуссак.
Индианка подняла корзину для белья и прижала ее к бедру.
— Не вижу ничего, что могло бы шокировать Тошана или хотя бы заинтересовать, — со смехом сказала она.
— Папа также держит меня в курсе последних новостей. Жан Мулен, возглавлявший французское Сопротивление, скончался 8 июля под пытками гестаповцев. Это расстроит Тошана, я знаю. Есть один позитивный момент: 17 августа прошла очень важная конференция в Квебеке. Высадка союзников на севере Франции предусмотрена на 1-е мая будущего года. Возможно, этот кошмар скоро закончится. О, Мадлен, я бы так хотела, чтобы война завершилась! Не ради нас, а ради всех тех людей во всем мире, которые страдают и погибают каждый день.
— Идем, ты должна сказать об этом моему кузену. Тошана порадует эта новость.
Она протянула свободную руку Эрмине, которая встала и последовала за ней. Женщины пересекли поляну, усеянную дикими цветами. Показался деревянный дом, который метис в свое время расширил и обустроил.
После возвращения Тошан проводил целые дни в шезлонге, под навесом деревянной террасы. Отсюда он мог любоваться лесом, движением облаков и играми детей. Он часами читал, прикрыв ноги одеялом, даже в сильную жару.
«Бог мой, как грустно видеть его таким! — подумала Эрмина, глядя на своего мужа. — Я была так рада, когда он согласился вернуться сюда, в наш настоящий дом! Мне не в чем его упрекнуть: он приветлив с каждым из нас, ест что дают, общается на повседневные темы, но я знаю, что он больше не хочет жить… что он ничего не хочет!»
Она вцепилась в руку Мадлен в надежде получить от нее поддержку.
«А ведь мы спим в одной постели. И однажды ночью — всего раз! — он ответил на мои ласки». Воспоминание об этих торопливых объятиях, показавшихся ей чисто гигиеническими, вызывало в ней отвращение. Тошан взял ее без малейшего слова любви, и она не получила никакого удовольствия. «Он не может забыть о смерти Симоны и ее сына! Ему снятся кошмары, он просыпается в поту, не понимая, где находится. Кто сможет его вылечить?»
Мадлен сочувственно ей улыбнулась и замедлила шаг.
— Месье Жослин не сообщает в своем письме о Шарлотте? У них нет от нее никаких известий?
— Если бы были, родители обязательно написали бы. Эта история сводит меня с ума. Я очень беспокоюсь за Шарлотту, и мне так ее не хватает! Будь я тогда дома, я смогла бы все уладить. Представляешь, Тошан даже не высказал своего мнения, когда я рассказала ему о случившемся. Я живу с фантомом, Мадлен. С фантомом моей великой любви! Но что поделать… Пора идти готовить ужин.
— Я поставлю тушиться фасоль с салом. Но куда подевались дети? Кузен, ты не видел ребятишек?
Она церемонилась с ним меньше, чем Эрмина. Тошан поднял глаза от своей книги.
— Они на берегу реки. Кроме Кионы. Она отправилась в другую сторону.
— Но зачем? — тут же встревожилась Эрмина. — Я запретила ей уходить далеко одной.
Жослин с сожалением расстался со своей младшей дочерью в мае месяце. Она попросила у него разрешения провести лето на берегу Перибонки, возле своей любимой Мины. Лора нашла эту идею замечательной прежде всего ради собственного спокойствия, а также в тайной надежде, что девочка поможет Тошану. Но странно: Киона избегала сводного брата. Со своей стороны он не пытался ни сблизиться с ней, ни даже заговорить. Это раздражало Эрмину, которая узнала, какой опасности подвергала девочка свою жизнь ради Тошана.
— Ты должен был присмотреть за ней, — упрекнула она своего мужа. — Напомнить, чтобы она не уходила далеко!
— За ней увязались собаки. Твоя мать отправила их сюда, вот пусть и приносят пользу.
«Собаки! — внутренне оскорбилась Эрмина. — Ты лишний раз даже не взглянешь на них, не приласкаешь, тогда как эти животные так радуются тебе и лежат у твоих ног».
Она поднялась по ступенькам и смерила мужа гневным взглядом. Он снова погрузился в чтение. Мадлен пожала плечами и вошла в основную комнату, где готовили и принимали пищу за большим столом из еловых досок. В эту секунду из леса, с северной стороны дома, донесся разноголосый лай.
— Боже мой, что это? — воскликнула Мадлен. — А вдруг Киона встретила медведя — самку с детенышами?
— Побегу туда, — сказала Эрмина, собираясь снять со стены охотничье ружье.
Не двигаясь с места, Тошан высказал свое мнение, продиктованное опытом:
— Если бы это был медведь, собаки рычали бы и выли. А сейчас они просто тявкают. Явно чему-то радуются.
