Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Нежная душа
— Кто там? — спросил Тошан.
Она не смогла ответить, ее переполняли эмоции. Но дверь открылась сама. В стране снегов и холода не принято оставлять за дверью никого, будь то даже сам дьявол во плоти.
— Тошан! — крикнула Эрмин.
Он смотрел на нее, настолько удивленный, что не мог сказать ни слова. Она пожирала его глазами, которые полнились слезами. Для нее это был самый красивый мужчина на земле. Словно пребывая в экстазе, она снова открывала для себя рисунок его губ, его лицо, черноту его волос и мускулистые плечи, все это обожаемое тело.
— Я пришла! — воскликнула она. — Сегодня Рождество! Тошан, я не могу больше жить в разлуке с тобой!
Не говоря ни слова, он притянул ее к себе и стал осматривать окрестности. Все такой же молчаливый и серьезный, он забрал у нее из рук корзину и сумку. Постепенно легкая улыбка осветила его черты.
— Ты пришла? — спросил он наконец. — Одна? Но как тебе удалось? Кто тебя привез? С тобой кто-то пришел?
— Нет! Никого нет, ты же и сам видишь! Тошан, не отталкивай меня, прошу, не прогоняй меня! Я прошла две мили по следам твоих саней. И я была у Кионы. Она поправляется, представляешь? Наша прелестная маленькая сестричка!
Молодая женщина сняла анорак и шапку с торопливой неловкостью. Она тряхнула золотистыми волосами и улыбнулась, но вид у нее был чуть испуганный.
— Значит, ты знаешь правду? — спросил он тихо.
— Всю правду, — уточнила она. — Но во мне нет ни ненависти, ни злости. Эти чувства исчезают, стоит только посмотреть на Киону. Тошан, мне столько надо тебе сказать! Сначала главное: я отказываюсь от карьеры певицы. Это не для меня — город, контракты. Я исполню свои обязательства, сыграю в «Фаусте» 10 января, но потом вернусь к тебе. Будущим летом я хочу учить детишек петь, особенно сирот, и выступать перед больными и обездоленными. Я буду жить здесь, в нашей хижине. С нашими детьми — Мукки, Мари и Лоранс, но еще с нами будут жить Тала и Киона. Ты построишь новые комнаты, я знаю. И больше я не хочу с тобой расставаться.
То, чего Эрмин хотелось больше всего на свете, случилось: Тошан смотрел на нее, и во взгляде его сияла радость. Он снова улыбался, но не осмеливался приблизиться.
— Я пришла, — повторила она. — Я не смогла бы встретить Рождество без тебя. Я принесла еду: Мирей положила в корзину много вкусного. Ее было тяжело нести, уж можешь мне поверить! И я счастлива быть здесь и видеть тебя!
Он подошел и прижал палец к ее губам, заставляя замолчать.
— Чш-ш-ш! Об этом мы поговорим завтра. Я сидел у огня и мечтал о тебе, когда вдруг в дверь постучали. Я ждал чего угодно, но только не увидеть на пороге тебя, мою женушку-ракушку. Одну, такую храбрую, такую красивую! Завтра, а может, и сегодня ты расскажешь, каким чудом прилетела сюда из Квебека. Позже… Но уже сейчас я могу сказать тебе одно — я очень горжусь тобой, и я очень счастлив…
И Тошан нежно ее обнял. Она прижалась к нему, смежив веки, пьяная от счастья. Он нашел губами ее губы, скользнул руками под свитер, который тут же стащил, чтобы насладиться прикосновениями к ее горячей атласной коже.
Две свечи освещали комнату. Молодой метис потушил их и, не отрываясь от Эрмин, уложил ее на покрытую мехами лавку перед очагом.
— Любимая, моя любимая жена, — сказал он, целуя ее в шею, — ты сделала мне самый лучший в жизни подарок!
Она хрустально засмеялась, празднуя победу над судьбой, пустотой и разлукой. Несколько мгновений — и она уже была обнаженной и лежала на полу. Пламя отбрасывало пурпурные отблески на ее перламутровую плоть.
Все началось заново — это была вторая брачная ночь, но вдали от круга лиственниц, в приятном тепле отвоеванного у одиночества супружеского очага.
Тошан тоже разделся. Он показался Эрмин очень высоким и по-прежнему похожим на великолепную бронзовую статую, но живую, настолько живую!
— Иди ко мне! — взмолилась она. — Прошу тебя! Иди! Я тебя люблю!
Он наклонился, потом встал на колени, потом лег на нее с коротким криком страсти. На этот раз Эрмин закрыла глаза, жадная до ощущения, из которого после ласк и поцелуев рождается наслаждение. Она полностью отдавалась ему, будучи уверенной, что выбрала правильный путь — путь любви, который вел ее к Тошану и только к нему.
Больница Сен-Мишель, среда, 26 декабря 1934 годаЛора колебалась уже несколько бесконечных минут. Сердце ее переполняли противоречивые чувства. Оставалось только открыть дверь, которая была прямо перед ней, чтобы лицом к лицу оказаться с Талой и маленькой Кионой.
«Может, будет лучше, если я уеду? — думала она. — Ничто не заставляет меня встречаться с этой женщиной. Жослин целовал и ласкал ее; я думаю только об этом и могу повести себя надменно и оскорбительно. И эта девочка… Почему мне так хочется ее увидеть? Даже если она приходится сводной сестрой моему дорогому Луи, то будет расти на расстоянии многих километров от него и от меня, и хорошо, что так!»
Никто в Валь-Жальбере не знал, куда направилась Лора. Она попросила Симона отвезти ее в Роберваль под безобидным предлогом. Теперь же, со свертком в руке, ей предстояло исполнить последнюю часть задуманного. Из соседней комнаты вышла монахиня и с любопытством посмотрела на эту элегантную даму, искусно подкрашенную, с неестественно светлыми волосами.
— Мадам, я могу вам помочь? Вам нехорошо?
— Нет. Спасибо, сестра!
На этот раз Лора легонько постучала. Не дожидаясь ответа, она повернула ручку и вошла. И сразу же встретилась взглядом с тревожными черными глазами Талы. Она замерла на пороге — во рту пересохло, дар речи пропал.
— Здравствуйте, Лора, — тихо сказала индианка.
— Здравствуйте, — отозвалась та растерянно.
Перед лицом соперницы решимость покинула Лору. Она считала ее именно соперницей и ничего не могла с этим поделать. Несмотря на успокаивающие слова Жослина, вечером, в интимном уединении их спальни, несмотря на страсть, которую он демонстрировал, она терзалась ревностью к Тале.
— Очень любезно с вашей стороны приехать нас навестить, — добавила Тала.
— Да, да, конечно, — ответила Лора.
Тала показалась ей утратившей всю свою необыкновенную соблазнительность, которой наделяла ее Лора. В черных косах серебрились нити седины. Она была одета в старомодное серое платье с высоким воротником. А гармоничные черты тронула усталость — бессонные ночи у постели ребенка не прошли для нее бесследно.
— Надеюсь, ваша дочь по-прежнему хорошо себя чувствует, — сказала Лора вежливо. — Я принесла ей подарок к Рождеству.
— Что ж, проходите и присаживайтесь, — сказала индианка. — Киона не сводит с вас глаз, но вы на нее не смотрите.
Это была правда. Лора сознательно старалась не поворачиваться к кровати, на которой она успела заметить ребенка. Высокий хрустальный смех заставил ее обернуться. Онемев от восторга, она смотрела на десятимесячную девочку, в которой так желала увидеть обычного младенца.
— Думаю, это она вас позвала, — добавила Тала.
— Позвала? — повторила Лора, не отрывая глаз от девочки.
— Не сейчас, я говорю не о ее смехе! Со вчерашнего вечера она стала беспокойнее, в ней появилась какая-то новая веселость…
Лора уже поняла, почему Эрмин и, конечно же, Жослин так восхищаются этой малышкой. Она казалась очень сообразительной и развитой, как ребенок двух лет от роду. Ее глазенки цвета золота сияли. Смуглая кожа гармонировала с темными, теплого оттенка волосами, обрамлявшими ее выпуклый лобик. А своей улыбкой это дитя могло бы завоевать любое сердце, даже самое зачерствевшее.
— Какая она милая! — вздохнула Лора.
— Вы очень смелая, раз решились прийти, — заметила Тала. — Присаживайтесь! Нам нужно поговорить. К счастью, остальные кровати пусты. Мы одни, ну, или почти одни.
Это «почти» означало, что нужно считаться с присутствием Кионы. Лора положила перевязанный лентой сверток перед ребенком и присела на стул.
— Я могла бы сказать, что сожалею, но это была бы неправда, — начала индианка. — Я чувствую ваш гнев, вашу ревность, которые вы хорошо скрываете. Лора, хочу вас заверить, что никогда не собиралась отнимать у вас мужа. Когда Жослин пришел ко мне, он был отчаявшимся и больным. Я чувствовала, как смерть бродит вокруг него. Это может казаться вам глупым или невозможным, но в моей крови пребывает сила очень уважаемого у монтанье шамана, моего деда. Он прожил долгую жизнь и никогда не переставал исцелять тела и души. Он передал мне свои знания и много чего другого. Я поняла, что смогу вылечить этого человека, пожираемого страхом и любовью. Я так любила Эрмин, что решила вернуть ей отца, но не на несколько месяцев, а надолго. Ей — отца, а вам — супруга.
Лора кивнула. Все это она уже знала на память. Киона играла с красной ленточкой на свертке, ее ловкие пальчики пытались разорвать блестящую зеленую обертку.
