Джудит Гулд - Вторая любовь
— Привет, красавец, — хрипло прошептала она, и Хант обнял ее. Последовал страстный поцелуй.
Спустя мгновение Дороти-Энн вырвалась из его объятий.
— Дай-ка мне хорошенько тебя рассмотреть. Последний раз мы с тобой виделись в больнице.
Хант отступил назад и театрально развел руки в стороны. В одной руке он держал трость из черного дерева с массивным серебряным набалдашником в виде лошадиной головы.
— Ну, как? Не правда ли у меня изысканный вид? — поинтересовался он, сверкая белоснежными зубами.
— Очень изысканный, — подтвердила Дороти-Энн. Ее сердце забилось вдвое быстрее, когда она взглянула на папку. Женщина немедленно вспомнила о том, что ему пришлось только что пережить, как близко он был от смерти.
«Мне так повезло, что Хант остался в живых», — подумала она.
Хант заметил выражение ее лица и снова обнял ее. Он начал осыпать легкими поцелуями ее лицо, шею, потом стал нежно покусывать мочку уха.
— Я так рад тебя видеть, — прошептал Хант.
Дороти-Энн снова отступила назад.
— Я тоже рада тебя видеть. Но тебе все же следовало позволить мне встретить тебя в аэропорту.
— Нет, — возразил Хант. — Я знал, что ты занята, и меня все равно встречал лимузин. — Он улыбнулся. — Но раз уж я теперь здесь, я намереваюсь занять все твое время. С этой самой секунды и до моего отъезда.
— Я полностью в твоем распоряжении.
«Отныне и вовеки», — подумала она.
И произнесла вслух:
— Мы будем пользоваться моей машиной и услугами моего шофера, пока ты здесь. Так нам легче будет передвигаться по городу. — Дороти-Энн чмокнула Ханта в губы. — Давай присядем. Тебе не следует перегружать ногу.
Он изумленно поднял брови:
— Уже командуешь?
— Только ради твоей же пользы.
Рука об руку они подошли к обтянутому вощеным ситцем дивану в гостиной, элегантно обставленной несколько казенной, но удобной английской и французской мебелью. Сквозь причудливо задрапированное окно Дороти-Энн видела постепенно зажигающиеся огни города, напоминающие зарождающиеся миллионы звезд. На кофейном столике она заметила серебряный поднос с двумя высокими тонкими узкими бокалами и бутылку шампанского «Луи Родерер Кристл» в ведерке со льдом.
Они сели, все еще держась за руки. Хант вытянул раненую ногу и положил рядом трость.
— Я вижу, что ты обо всем позаботился, — Дороти-Энн кивком головы указала на шампанское.
— Мы должны отпраздновать. Ведь я встречаюсь с тобой не каждый день. Подожди, я открою бутылку.
— Глупости, — возразила Дороти-Энн. — Ты посиди спокойно. Я отлично справляюсь с пробками от шампанского.
Она мастерски открыла бутылку, наполнила оба бокала и протянула один Ханту.
Он высоко поднял свой бокал, и Дороти-Энн дотронулась до него своим.
— За нас, — произнес Хант, глядя ей в глаза.
— За нас, — повторила Дороти-Энн, не отводя взгляда. Она отпила глоток. Шампанское пенилось и оказалось отменным на вкус. Молодая женщина поставила бокал и посмотрела на Ханта. — Ты уже подумал над тем, чем бы тебе хотелось заняться, пока ты здесь? — спросила она.
— Разумеется, подумал, — последовал ответ. Уинслоу хитро улыбнулся.
Он обнял Дороти-Энн, и она приникла к нему, прижалась головой к груди, слушая тяжелые удары его сердца. Потом его губы нашли ее, и он целовал ее глаза, плечи, ощущая губами биение жилки на шее.
Дороти-Энн почувствовала все очарование безоговорочной капитуляции. Дрожь предвкушения пробежала по ее телу, и они начали раздеваться, по пути в спальню оставляя за собой шлейф разбросанной одежды. Они улеглись рядом на большой кровати, глядя друг на друга.
— Твоя нога, — напомнила Дороти-Энн.
— А что с ней такое?
Она взглянула вниз на колено, все еще пребывающее в гипсе.
— Можно? — спросила она.
— Конечно. Давай.
Она аккуратно прикоснулась, нахмурилась, легко поглаживая пальцами раненую ногу. Потом снова взглянула на Ханта:
— Тебе больно?
Он покачал головой и улыбнулся.
— В данный момент ощущения очень приятные.
— Но ты уверен, что мы можем заняться любовью? Я хочу сказать, что мне не хотелось бы причинить тебе вред.
— Не беспокойся, — рассмеялся Хант. — Такому вреду я только обрадуюсь.
Ее руки медленно двинулись вверх по его бедру к плоскому животу, потом по груди. И на ее лице не отразилось и тени смущения. Хант взял ее голову обеими руками и прижал к себе. Потом глубоко вздохнул.
— Мммм, — прошептал он. — Ты пахнешь сахаром и специями и всеми милыми вещами.
— А это потому, — отозвалась она, поднимая голову и отбрасывая волосы назад, — что у тебя есть хобот. — Дороти-Энн улыбнулась, нащупывая руками его член. — Ну-ка подумай и скажи, бывает ли время, когда твой хобот не дает о себе знать?
Хант взглянул ей в глаза пристальным, напряженным взглядом:
— О, очень часто.
— И с чем же это связано?
— Стоит мне оказаться вдали от тебя, — Хант улыбнулся. — Но как только я о тебе подумаю и — раз! Старина Джонсон там внизу сразу становится по стойке смирно.
— Тогда нам надо что-то сделать для бедного старины Джонсона, — торжественно произнесла Дороти-Энн, нагибаясь над Хантом и прижимаясь губами к его губам.
Их поцелуй превратился в страстные объятия, которые невозможно описать словами. Они рассказали о том, что оба оставили позади эмоциональный груз прошлого и не собирались больше скрывать свой голод. Наконец, забыв о чувстве вины и ни о чем не думая, каждый из них подарил свое тело и свою душу другому с глубоким смирением и с такой щедростью, которая не знала границ. Они не ставили никаких условий, во всем уступая друг другу.
Не забывая о его ране, Дороти-Энн прошептала:
— Я займусь гимнастикой за нас обоих. А ты просто лежи и наслаждайся.
Она оседлала его, опустилась на его член и начала двигаться вверх-вниз, на ее лице появилось выражение сосредоточенности.
Тяжелый вздох вырвался из груди Ханта. Она была теплой и влажной, и очень быстро он забыл обо всем на свете. Потом Дороти-Энн почувствовала, как мужчина напрягся и тут же попросил ее остановиться.
— Слишком рано! — выдохнул он.
Но она покачала головой.
— Нет никакой необходимости сдерживаться, Хант, — мягко сказала Дороти-Энн. — Мы слишком долго ждали. Пусть все идет само собой! Дай себе волю!
И с криком, в котором слились наслаждение и боль, он взорвался в ней, все накопленные годами страхи, ярость, раздражение были сметены могучим порывом, и вместо темноты появился яркий свет. Страстные движения ее бедер, нежность глаз и любовь ее сердца поглотили отравлявший его существование яд.
Позже они лежали в объятиях друг друга, и никому не хотелось разговаривать. Они понимали всю мощь и совершенство своей взаимной любви.
Когда они снова занялись любовью, их движения были более целеустремленными, медленными, не такими поспешными. Они позволили друг другу тянуть время, изучать тело другого, и лишь потом достигли долины наслаждения, наивысшего и всеобъемлющего, и в таком единении, что это казалось почти невозможным.
«Я даже не могла представить, что снова испытаю такие чувства к мужчине, — блаженно думала Дороти-Энн. — Благодарю тебя, Господи. Спасибо, что ты ответил на мои молитвы».
И только в это мгновение она осознала, что ей ниспослан самый лучший дар. Она не чувствовала никаких угрызений совести, занимаясь любовью с Хантом. Абсолютно никаких.
Напротив, Дороти-Энн ощущала себя помолодевшей. И в глубине души она понимала — где бы сейчас ни находился Фредди, он тоже хотел для нее этого.
Тропическая буря, назревающая у берегов Африки, постепенно становилась все более буйной. Она впитала в себя огромную силу из теплого Атлантического океана и теперь, яростно кружась, неслась на северо-запад, медленно, но неумолимо надвигаясь на Наветренные острова, становясь все сильнее, втягивая в себя воду.
За движением стихии наблюдали с очень близкого расстояния. Из космоса за ней присматривали метеорологические спутники. А ближе к земле с нее не спускал глаз модифицированный самолет С-130, оборудованный как метеорологическая летающая станция.
Пока буря все еще находилась над открытым океаном, было слишком рано говорить о ее направлении и силе.
Ей все еще не придали статуса урагана.
Но очень скоро она его получит.
64
Благодаря помощи портье, Хант самым чудесным образом раздобыл два билета на мюзикл «Титаник» в театре Лант-Фонтейн.
— Два места в десятом ряду партера на сегодняшний вечер, — объявил он Дороти-Энн. — И у нас заказан столик в ресторане «У Джо Аллена», чтобы поужинать перед спектаклем.