Генри Вуд - Замок Ист-Линн
— Какой он бледный! — невольно воскликнул м-р Карлайл, переведя взгляд на мальчика. — И эта постоянная сонливость! К добру ли это?
— Я полагала, миссис Карлайл отведет его, — наконец выдавила из себя мадам, чтобы сказать хоть что-нибудь.
— Миссис Карлайл ждет гостей. Да и без этого она вряд ли отправилась бы в Вест-Линн. В последние пару дней она неважно себя чувствует, а я не могу позволить ей переутомляться при ее теперешнем состоянии здоровья.
Ее пронзила острая душевная боль. Было время, когда ей — ей он не позволял переутомиться. Ах, если бы она снова могла принадлежать ему, перечеркнув проклятое прошлое!
— А вот и он! — с живостью воскликнул м-р Карлайл, вышедший в холл.
Она подумала, что он, должно быть, увидел врача в тот момент, когда он проходил мимо окна. Так и оказалось. Когда джентльмены вместе вошли в комнату, Уильям, наконец, проснулся.
— Так-с, — произнес доктор, маленький лысый человечек. — Как обстоят дела у моего юного пациента? Bon jour, мадам.
— Bon jour, месье, — ответила она. Право же, леди Изабель так хотелось, чтобы к ней все обращались на французском, принимая за француженку: так, казалось, было меньше шансов на то, что ее узнают. Однако ей придется говорить на добром старом английском, если она хочет поддержать разговор с доктором, который, за исключением пары дежурных фраз, был столь же силен во французском, как и судья Хэйр. «Я нонг паркеу фронгсей».
— А как наш рыбий жир? — осведомился доктор, подведя Уильяма поближе к окну. — Теперь он кажется чуточку вкуснее, правда?
— Нет, — сказал Уильям. — Еще противнее.
Д-р Мартин взглянул на мальчика, измерил пульс, пощупал его кожу и прослушал грудную клетку.
— Ну что же, — сказал он, наконец, — можешь садиться и еще немного подремать.
— Я бы так хотел что-нибудь выпить: меня мучает жажда. Могу ли я позвонить, чтобы принесли воды, папа?
— Ступай, найди кого-нибудь из служанок твоей тети и попроси воды.
— Лучше попроси молока, — добавил доктор Мартин, — вместо воды.
Итак, Уильям ушел. М-р Карлайл стоял, прислонившись к оконной раме, доктор Мартин встал возле окна, скрестив руки на груди, а леди Изабель подошла к нему. Яркий свет падал на них, но густая вуаль скрывала лицо леди Изабель. Ее очень редко можно было видеть без вуали, равно как и без самой шляпки, которую мадам Вин носила во всякое время, порой даже в самое неподходящее.
— Итак, что скажете, доктор? — спросил м-р Карлайл.
— Ну, — начал тот каким-то уж очень профессиональным тоном, — мальчик, конечно, хрупкий, однако…
— Подождите, доктор Мартин, — перебил его м-р Карлайл, говоривший тихо, но очень внушительно, — отвечайте откровенно. Я должен знать ничем не приукрашенную истину. Говорите, не стесняйтесь.
Д-р Мартин помедлил.
— Правда не всегда приятна, м-р Карлайл.
— Да, но тем более необходима. Я готов к худшему. А матери, которую могло бы убить подобное известие, нет в живых, что, впрочем, Вам известно.
— Боюсь, что именно к худшему Вам и нужно готовиться.
— Это смертельно?
— Увы. Боюсь, что чахотка, все признаки которой налицо, передалась ему по наследству.
Невозможно сказать, что чувствовал в этот момент м-р Карлайл, так как он прекрасно владел собой. Не приходилось сомневаться в том, что он искренно и нежно любил своих детей. Сейчас он хранил молчание; глаза его были скрыты полуопущенными тяжелыми веками. Прошло несколько минут, прежде чем он нарушил молчание.
— Но откуда же взяться этой чахотке? Никто из родственников, ни с моей, ни с материнской стороны…
— Прошу прощения, — сказал доктор, — но бабушка ребенка, графиня Маунт-Северн, умерла от чахотки.
— Говорили, что это была не чахотка, — возразил м-р Карлайл.
— Мне все равно, как это называли. Это была чахотка, пусть слабая и вялотекущая, что я готов признать.
— Так что же: нет никакой надежды?
Д-р Мартин поднял на него глаза.
— Вы просили меня говорить правду…
— Ничего, кроме правды, — ответил м-р Карлайл голосом, в котором смешались горечь и властность.
— Тогда слушайте: нет ни малейшей надежды. Налицо обширное поражение легких.
— И сколько…
— Этого я не могу сказать, — перебил его доктор, догадавшийся, о чем спросит его собеседник. — Это может или растянуться на несколько месяцев, даже на год, или же закончиться в ближайшее время. Более не загружайте его уроками и всей той премудростью, которая ему уже не понадобится.
Говоря последние слова, доктор взглянул на гувернантку, которой это касалось не менее, чем м-ра Карлайла, и вдруг он вздрогнул, так как она, казалось, вот-вот упадет в обморок: бедняжка так страшно побледнела, что это было заметно даже через вуаль.
— Вы больны, мадам, Вы больны!
Она попыталась ответить ему, но дрожащие губы не слушались ее. Д-р Мартин, чрезвычайно обеспокоенный, снял с нее зеленые очки. Она вырвала их у него одной рукой и, сев на первый попавшийся стул, закрыла лицо другой.
М-р Карлайл, не понимавший, что происходит, приблизился к ней.
— Вам плохо, мадам Вин?
Она в этот момент надевала очки под вуалью; лицо ее было белым, как смерть.
— Бога ради, не обращайте на меня внимания! Спасибо Вам обоим! У меня… случаются легкие спазмы, и в эти моменты я выгляжу так, словно я больна. Ну вот, все и прошло.
Доктор, наконец, перевел свой взгляд на м-ра Карлайла, который уже отошел к окну.
— Что можно предпринять в качестве лечения? — спросил он.
— Все, что угодно — что понравится самому мальчику. Пусть играет или отдыхает, катается верхом или совершает пешеходные прогулки, ест и пьет — если захочет: все это уже не имеет большого значения.
— Доктор! Ну дайте хоть какую-то, хоть крохотную надежду!
Д-р Мартин покачал головой.
— Я говорю только то, что знаю наверняка. Вы настаивали на том, чтобы я сказал правду.
— Может быть, ему поможет более теплый климат? — взволнованно спросил м-р Карлайл, которому только что пришла в голову эта мысль.
— Это может немного отсрочить конец, не более, чем на несколько недель, но не предотвратить его. Да и кто повезет мальчика? Вы не можете ехать, а матери у него нет. Право же, не советую.
— Я хотел бы, чтобы Вы обсудили это с доктором Уэйнрайтом.
— Я уже видел его. Мы случайно встретились сегодня, и я уже изложил коллеге свою точку зрения. Как поживает миссис Карлайл?
— Неплохо. Правда, нельзя сказать, чтобы она была абсолютно здорова, как Вам известно.
Д-р Мартин улыбнулся.
— Ну что же, бывает. У миссис Карлайл очень крепкий организм, не то что у…
— Кого? — спросил м-р Карлайл, не догадавшийся о причине этой паузы.
— Простите меня, Бога ради. Я, право же, начал говорить, не подумавши, но теперь мне придется закончить: она крепче, нежели леди Изабель. А теперь прошу извинить меня, но я вынужден откланяться, поскольку хочу успеть на шестичасовой поезд.
— Вы будете хоть изредка наведываться в Ист-Линн?
— Если Вам это будет угодно. Bon jour, madame.
Леди Изабель в ответ склонила голову, и д-р Мартин вышел из комнаты вместе с м-ром Карлайлом.
— Как, однако, привязана к мальчику эта Ваша французская гувернантка! — сказал он шепотом, когда они шли через холл. — Я это заметил еще тогда, когда она привозила его в Линборо. А только что Вы сами видели, в какое смятение привели ее мои слова о том, что он, увы, не жилец. Честь имею.
М-р Карлайл схватил его за руку.
— Доктор, спасите его! — взволнованно воскликнул он.
— Ах, Карлайл! Если бы мы, ничтожные смертные врачи, могли задержать на земле тех, кого угодно призвать к себе величайшему из докторов, как бы нас преследовали! Помните: нет худа без добра. Прощайте, друг мой.
М-р Карлайл вернулся в комнату. Он приблизился к леди Изабель и взглянул на нее; впрочем, он едва ли мог как следует разглядеть ее лицо.
— Это горестное известие, но Вы, я полагаю, были готовы к нему более, чем я.
Она внезапно вскочила, подошла к окну и выглянула на улицу, словно увидела кого-то и захотела получше рассмотреть. В душе ее разыгралась настоящая буря: у нее сжималось горло, стучало в висках, а дыхание сделалось судорожным и прерывистым. В силах ли она выдержать, с ним наедине, разговор о состоянии, в котором находился их ребенок? Она сняла перчатки, чтобы хоть немного охладить пылающие ладони, вытерла свой лоб и попыталась, наконец, взять себя в руки. Как ей объяснить причину своего волнения м-ру Карлайлу?
— Я так люблю этого мальчика, сэр, — сказала она, полуотвернувшись. — И приговор, который так обыденно произнес доктор, вызвал у меня нестерпимую душевную боль.
М-р Карлайл подошел к ней поближе.
— Спасибо Вам за то, что Вы столь близко к сердцу принимаете все, что связано с моим сыном.
