Роксана Гедеон - Хозяйка розового замка
Его голос прозвучал так угрожающе, что, похоже, мы обе — и я, и Элизабет — почувствовали себя не слишком уютно. Александр повернул голову и, пожалуй, впервые за весь этот разговор взглянул на меня.
— Может быть, вы мне подскажете, что делают в таких случаях мужья? Я теряюсь в догадках. Ситуация просто неслыханная. Я впервые слышу о ребенке, которого вы ждали и который никак не мог быть моим. Это помимо того, что сказал мне Ле Пикар. Не скрою, я впервые столкнулся лицом к лицу с таким фактом.
Я подавленно молчала, чувствуя, что не могу произнести ни слова. Он снова негромко спросил:
— Так что же мне делать? Убить вас? Так, кажется, поступают в романах?
Элизабет приглушенно вскрикнула и, похоже, снова порывалась попросить разрешения уйти, но герцог осадил ее одним взглядом. Выйдя из-за стола, он сделал два шага ко мне. Правая рука его по-прежнему была на перевязи.
— Или, может быть, мне следует сначала спросить вас?
Я опустила глаза, понимая, что спрашивать меня ни к чему, но чувствуя себя не в состоянии объяснить ему это вслух. У меня не было для этого смелости. Он смотрел на меня так пристально, что я ощущала физическую тяжесть этого взгляда. И глаза у него были какие-то черные, жуткие.
Он медленно спросил:
— Это — правда?
Мои губы без всякого участия голоса через силу произнесли:
— Да.
Он скорее угадал, чем услышал, что именно я сказала. Я даже в малой степени не представляла себе, что будет дальше. Я видела, как судорожно сжаты в кулаки его руки, как искажено лицо. Можно было ожидать, что он убьет меня. Или станет осыпать самыми кошмарными ругательствами, смешивать с грязью — и, честно говоря, я была сейчас так подавлена чувством своей вины и болью за него, что ничему бы не противилась.
Но как только прозвучало это мое «да», подтверждающее слова Элизабет, он ударил меня по лицу.
Ударил кулаком, наотмашь, с такой силой, что сбил меня с ног и я полетела на пол, стукнувшись виском о ручку двери и так ушибив локоть, что на первый миг мне показалось, что рука у меня сломана. Несмотря на все это, я ни на минуту не потеряла сознания. Я очень ясно видела Александра, грозно возвышавшегося надо мной, видела, как Элизабет с возгласом ужаса бросилась ко мне и как герцог с силой оттолкнул ее:
— Убирайтесь отсюда! Оставьте нас вдвоем.
Она приоткрыла дверь, поглядывая то на меня, то на герцога. Он сквозь зубы бросил:
— Разумеется, вы понимаете, что никто не должен знать о том, что знаете вы.
Она испуганно кивнула и вышла. Наступила тишина. Александр медленно отошел от меня, видимо к окну, ибо полностью исчез из моего поля зрения. Раньше мне казалось, он изобьет меня, может быть очень жестоко, и именно для этого отсылает Элизабет. Зная его характер, я ни на минуту не усомнилась бы в том, что он на такое способен. В гневе он мог быть совершенно неистов. Но он отошел, значит, сдержался, и невольный вздох облегчения вырвался у меня из груди.
Я приподнялась. Ушибленного локтя было больно даже коснуться. Что-то теплое заливало мне лицо: я поняла, что у меня в кровь разбиты и нос, и губы. От удара у меня шумело в ушах; пожалуй, стоило еще радоваться, что у меня целы все зубы. Я запрокинула голову, чтобы остановить кровь, затем стала на ощупь искать носовой платок и, не найдя его, решила воспользоваться рукавом, потом чепчиком. Когда мне удалось с этим покончить, у меня и руки, и одежда, и лицо были в крови.
Он все так же молчал. Я села на пол, глядя на него. Он не оборачивался.
— Александр, — проговорила я срывающимся голосом, чувствуя, что слезы закипают у меня на глазах, — послушайте меня, я все объясню…
Еще не договорив, я поняла всю беспомощность этой фразы. Почему я выбрала эти слова? «Я все объясню» — так говорили герои во всех известных мне книгах, и мне, конечно, не стоило сейчас это повторять. Слишком банально и фальшиво это прозвучало.
Он спросил, все так же не оборачиваясь:
— Вы полагаете, сударыня, что дело все еще нуждается в каких-то пояснениях?
Я насилу выговорила:
— Вы могли бы хоть послушать меня. Я…
— Нет, теперь вы меня послушаете.
Он снова подошел ко мне и стоял надо мной, заложив руки за спину, не делая ни малейшей попытки помочь мне подняться. У него не было той чисто машинальной галантности, которая была свойственна иным дворянам. Я поднялась сама, цепляясь за ручку двери. Вид у меня, конечно, был жалкий. Он презрительно произнес, смерив меня полным отвращения взглядом:
— Подумать только, я даже не подозревал. Да и кто мог бы подозревать? Такое хрупкое, нежное создание — и такая гнусная ложь.
— Я вам не лгала, — возразила я, уязвленная этим пренебрежением.
— Возможно. После того, что случилось, в это особенно легко верить.
Я поднесла руку к лицу, опасаясь, что у меня снова потечет кровь. Он сказал — напряженным резким голосом:
— Конечно же, мы разведемся. Ничего подобного у меня в планах не было, но иного выхода я сейчас не вижу. Совместной жизни с вами я больше не представляю.
— Разведемся? — переспросила я с нескрываемым ужасом. — А не слишком ли это поспешно?
Он поднял сжатую в кулак руку и стиснул зубы, словно пытался сдержаться.
— Вы… вы еще станете говорить, что поспешно, а что нет? Вы шлюха! Вам надлежит молчать и слушать, ничего иного вам не позволено!
Я отступила на шаг, пораженная его жестом и тоном. Сейчас Александр внушал мне страх.
— Убирайтесь, — сказал он прерывисто.
Я смотрела на него, ничего не понимая. Глаза у меня были расширены от ужаса. Он крикнул, сверкнув глазами:
— Вы думаете, я позволю вам быть в этом доме? Вы уйдете такой, какой вошли сюда впервые. Я желаю вычеркнуть вас из жизни и не вспоминать о вас никогда!
Я попятилась, хватаясь за ручку двери. В его виде и голосе сейчас было столько гнева, столько самой искренней ненависти, что мне даже показалось, что мой проступок такой жестокой оценки не заслуживает. Он говорит так, будто я убийца. Я осмелилась сказать, желая слегка привести его в чувство:
— Александр, но как же…
— Убирайтесь, — повторил он с крайним отвращением.
Я поежилась, но все еще медлила и уходить не спешила. Он взглянул на меня и тихим, напряженным голосом произнес:
— Убирайтесь, иначе я придушу вас.
7
Я шла, ничего не видя перед собой и держась рукой за стену. Слишком ошеломленная недавней сценой, я была не в состоянии понять, как намерен поступить со мной Александр. Честно говоря, поначалу у меня была надежда, что тот удар по лицу станет для меня самым главным наказанием. Но, похоже, дело оборачивалось хуже, чем я надеялась. Он приказал мне убираться. Значит, я должна снова подняться в свою комнату, поговорить с Маргаритой — словом, сделать что угодно, лишь бы не попадаться ему на глаза сейчас, когда ему невыносимо меня видеть.
Я подсознательно чувствовала, что обманываю себя. На самом деле все обстояло еще хуже. Я поняла это, когда, остановившись у лестницы, в замешательстве поднесла руку к лицу: у меня снова пошла кровь. Кто-то грубо взял меня за локоть. Я оглянулась и увидела Гариба.
— Что такое? — спросила я неприязненно.
— Госпожа, надо исполнить волю хозяина.
Запинаясь, я спросила, что он имеет в виду.
— Он приказал вам уйти, госпожа.
— Но я же ушла. Я…
— Он приказал вам уйти из дома.
Еще не желая во все это верить, я попросила у индуса платок. Странно, что он у него был. Я запрокинула голову, пытаясь остановить кровь. Гариб невозмутимо ждал, потом снова тронул меня за локоть.
— Госпожа, вам надо уйти.
— Уйти! Но куда? Куда, по-твоему, я могу отправиться? Сейчас ночь!
Он не отвечал, прикрыв крупные сверкающие белки веками. Я разозлилась.
— Ты молчишь? Хорошо, я пойду к хозяину! Он отлично знает, что мне некуда идти! Тот дом, откуда он увез меня, находится в тридцати пяти лье отсюда!
Хищная гримаса исказила черты индуса.
— Госпожа, не вина Гариба в том, что вы были плохой женой. Гариб должен лишь исполнить приказ своего хозяина.
— Так он приказал тебе выгнать меня на улицу, под дождь? — спросила я в бешенстве. — Ночью? Не может быть, чтобы он хотел этого, я должна сама у него спросить!
Гариб преградил мне дорогу, но это, в сущности, было излишне: я только грозила, а в самом деле отправиться снова к Александру у меня никогда бы не хватило смелости. Мы некоторое время стояли, поглядывая друг на друга; в конце концов мне пришлось поверить, что все это не шутка.
— Хорошо, — сказала я подавленно. — Я уйду. Мне только нужно одеться.
— Нет, госпожа.
— Что «нет»? — переспросила я раздраженно, униженная уже тем, что меня поставили перед необходимостью объясняться со слугой.
— Хозяин сказал: «Пусть она убирается такой, как пришла». Я хорошо помню, какой вы тогда были.