Лариса Шкатула - Пленница французского маркиза (Книга 1)
А он между тем подошел к большой выемке в стене, и выступом, похожим на свод русской печи, от которого шел в потолок выложенный камнем дымоход, и заглянул в нее.
- Чувствуете, какая здесь сильная вытяжная труба? Все продумано наилучшим образом. Это вотчина вашего отца?
- Деда. Еремея Астахова.
- Я что-то припоминаю, ваш брат рассказывал. Он умер рано и, хотя по слухам был изрядно богат, после его смерти родственники ничего не нашли. Говорите, об этой комнате они ничего не знали?
- Если судить по пыли, то дело обстоит именно так.
- Я все хочу спросить, - он помедлил, - зачем вам понадобился этот самый кусок обоев. Вы хотели что-то начертить на обратной стороне?
Соня удивленно взглянула на него.
- Всего лишь наше генеалогическое древо.
- Как странно, совсем недавно такая же мысль приходила в голову мне.
Соня улыбнулась про себя: какое такое древо может быть у человека, который считается аристократом лишь во втором поколении.
- Ах, да, конечно, - рассердился он, до того внимательно следивший за выражением её лица, - мой род не может идти ни в какое сравнение с вашим, таким знатным, таким древним...
Соня отчего-то испугалась: ещё немного, и он скажет слова, после которых всякое общение между ними должно быть прекращено, но Разумовский и сам опомнился.
- Простите, не знаю, почему, но ваша кажущая снисходительность просто сводит меня с ума.
- Мы пришли сюда, чтобы осмотреться, не правда ли? - напомнила Соня. Вот и давайте смотреть.
Она прошла в противоположный угол от того, где стоял граф, и посмотрела на нечто, напоминавшее небольшую конторку. Конечно, где-то же дед должен был сидеть и записывать результаты своих опытов. Под слоем пыли угадывались гусиные перья. Вот эта серая кучка, не иначе, чернильница. Попозже, когда Соня решит, что сюда можно входить посторонним, она прикажет Агриппине оттереть здесь все от пыли и, может, сама будет записывать что-нибудь...
Соня подумала, не захочет ли она заниматься алхимией как дед, но в ответ на свои мысли никакого отклика души не услышала.
От нечего делать она стала дергать ручки странного, похожего на шкаф сооружения, в верхних ящиках которого оказались тщательно упакованные в стружки стеклянные сосуды, реторты, колбы, разного размера и формы.
Все это отлично сохранилось, и сейчас ещё стоило немалых денег. Действительно, эту тайную лабораторию оснащал далеко не бедный человек.
Последний нижний, самый массивный ящик с большой бронзовой ручкой, открываться не желал: то ли его заело, то ли содержимое в нем было слишком тяжелым.
- Позвольте мне, - предложил Разумовский, который уже некоторое время стоял за её спиной и смотрел поверх плеча, как она перебирает тонкими пальчиками все эти стеклянные сосуды.
Он приноровился и рывком открыл ящик. Тот оказался доверху забит какими-то тяжелыми металлическими слитками.
Соня взяла один и поднесла к свече, поплевала на палец и потерла слиток - он блеснул желтой искрой.
- Что это? - неожиданно хриплым голосом, боясь поверить в свое предположение, прошептала княжна.
- Боюсь, это золото, - задумчиво сказал граф и как-то странно, изучающе на неё посмотрел.
Хотел увидеть хищный блеск в её глазах? Или ожидал, что скромная девушка в один момент переменится под влиянием свалившегося на неё богатства?
А Соня медлила совсем по другой причине. Она была наслышана, что алхимики всех времен и народов пытались получить золото с помощью философского камня, но она не слышала, что философский камень кто-то открыл. Тогда что в слитках? А если всего лишь недорогой металл вроде свинца, покрытый тонкой пленкой позолоты? То-то стыда не оберешься.
- Давайте возьмем один слиток с собой и хорошенько рассмотрим его при дневном свете. А то и посоветуемся с ювелиром, - предложил граф.
- Погодите, - Соня потерла лоб, отчего на нем тут же появилось грязное пятно. Посмотрела на руки и спохватилась. - Я, наверное, ужасно грязная.
- Вы - прекрасная! - выпалил граф, не отводя от неё глаз.
- Прекратите делать мне комплименты, - строго сказала Соня. - Вы сбиваете меня с мысли. Я хочу сказать: если это все-таки золото, то...
- Вы богаты! - докончил за неё Разумовский. - Это что-то для вас меняет?
Княжна посмотрела на него, как на неразумное дитя.
- Конечно, меняет! - медленно произнесла она. - Мы ведь очень бедны. Вы даже представить себе не можете, как за эти годы извелась маменька, отказывая себе в самом необходимом, и не имея возможности помочь нам, своим детям. А Коля... Разве вы не знаете, как от безденежья страдает он?
- Простите, - повинился Разумовский, - я как последний эгоист, подумал только о себе.
- О себе? - изумилась она. - Но какое отношение имеет... Я ничего не понимаю!
Он усмехнулся.
- Боюсь, я и сам смог бы объяснить это с трудом. Меня сдерживает обещание не говорить вам о своих чувствах...
- Да, вы меня этим очень обяжете, - сухо сказала Соня.
Обратный путь они проделали в молчании, и граф сам нажал нужные камни, чтобы закрыть потайную комнату.
У двери Сониной спальни они остановились, и Разумовский подбросил на ладони слиток.
- Фунтов шесть будет. Я мог бы посоветоваться с ювелиром. У меня как раз есть такой на примете: знающий и не болтливый.
- Посоветуйтесь, - кивнула Соня.
- И вы доверяете его мне?
- Доверяю.
Почему он смотрит на неё с таким изумлением? Ведь это вполне может оказаться обычным свинцом... А если и не так, то неужели золотой слиток Соня ему бы не доверила? Нет, граф - друг её брата. Что-что, а нюх на порядочных людей у Николая есть... И вообще, почему она медлит, стоя у двери? Попрощалась. Пожелала спокойной ночи, и иди к себе...
Если бы кто-то сказал Соне, что ей просто не хочется расставаться с Разумовским, она этому бы ни за что не поверила.
- Вас не затруднит, помочь мне? - сказал он, показывая свои серые от пыли руки. - Всего лишь полить из кувшина.
- Пойдемте в ванную комнату, - кивнула Соня, которая и сама ощущала себя грязной.
В ванной как всегда стояли два кувшина: один с теплой водой, теперь, конечно, уже остывшей, для княгини, второй с холодной водой - для Сони.
К холодной воде её приучила ещё гувернантка Луиза, которая увлекалась чтением всяческих книг, касающихся продления жизни путем закаливания. Сама она каждое утро выливала на себя ведро холодной воды, но Мария Владиславна категорически запретила ей проделывать то же самой с дочерью, хотя и согласилась на умывание холодной водой. Раз, по словам Луизы, так воспитывают своих детей англичане, значит, в этом что-то есть. Авось, худа девочке не будет. Англичан княгиня почитала за очень разумную нацию...
Разумовский сбросил халат и, покосившись на Соню, закатал рукава ночной сорочки из тонкого полотна, отделанную кружевом. - она никак не вязалась с обликом бравого военного. Соня постаралась не сосредотачивать на этом внимание, потому что вдруг почувствовала смущение от близости графа. Еще ни один мужчина, кроме, понятное дело, отца и брата, не подходили к ней так близко, в такой вот домашней обстановке.
Он положил слиток на край ванны и подставил руки под струю воды, которую Соня лила из кувшина, а потом наскоро утерся поданным ею полотенцем и сам взялся за кувшин, жестом предлагая княжне последовать его примеру.
Княжна наклонилась над ванной, и её заплетенная на ночь коса упала было вниз, но Леонид привычным жестом, словно он всегда помогал ей, приподнял косу, чтобы та не мешала своей хозяйке.
Соня умыла горевшее жарким румянцем лицо и приняла от него другой, сухой конец полотенца. Разумовский потянул полотенце к себе, глядя девушке прямо в глаза, и она невольно подалась вслед.
Потом Соня уверяла себя, что сработал некий "животный магнетизм Месмера18", о котором она недавно прочла в журнале. Ученый признавал, что магнетизм присущ не каждому человеку, но граф, кажется, им обладал.
Словом, Соня очутилась в объятиях мужчины и губы её каким-то образом встретились с губами Разумовского...
Справедливости ради, следует сказать, что в какой-то момент она попыталась вырваться, не смогла, а потом время перестало для неё существовать.
Привел их в себя, как показалось молодым людям, страшный грохот, который раздался в ванной комнате. Целующиеся отпрянули друг от друга, а когда поняли, в чем дело, смущенно рассмеялись. Граф задел полой халата лежащий на краю слиток, и тот обрушился в ванну, произведя этот самый шум.
- Давайте я его вымою, - предложила Соня и потянулась за упавшим слитком.
- Нет, лучше я, - не согласился он.
Они одновременно потянулись руками к слитку, поневоле стукнулись лбами, и невольно опять потянулись друг к другу.
- Что вы со мной делаете? - дрожащим голосом проговорила Соня, когда наконец смогла отодвинуться от Разумовского.
Ее вдруг стала бить дрожь, так что она вынуждена была стиснуть зубы, чтобы они не стучали друг о друга.
