Николай Новиков - Предвыборная страсть
На экране монитора горели цифры 23800, а рекорд равнялся 26200 очкам, и Агееву очень хотелось побить его. Для этого нужно было съесть одну-единственную точку и перейти на следующий уровень, с мерцающими возможностями уничтожать преследователей. Одну точку, всего одну! Но как же трудно до нее добраться! Агеев не отрывал напряженного взгляда от экрана, указательные пальцы обеих рук остервенело гуляли по клавиатуре. Вверх, вправо, вниз, вправо, вверх… Только бы оторваться, выманить преследователей наверх, обмануть, нырнуть вниз и добраться наконец до злополучной последней точки! Но они, преследователи, метались по лабиринту не просто так, а с вполне определенной целью: не допустить! Уничтожить его!
— Какого черта вы себе позволяете, господа?! — сердито рычал Агеев. — Мало того, что в половине десятого вечера жены дома нет, так еще и вы достаете меня!
В это время преследователи заблокировали вертикальный коридор, в котором пульсировала последняя жизнь. Они сближались неотвратимо, и некуда было уйти, и ничего нельзя было поделать. Раздался звук, похожий на сигнал банкротства в телевизионной игре «Поле чудес», и последняя жизнь кончилась. В левом углу ярко-голубого поля застыл окончательный результат: 23800. Побить рекорд не удалось.
Агеев мрачным взглядом уставился на экран монитора.
Он уже давно вернулся домой, принял ванну, вздремнул пару часов, потом приготовил себе на ужин яичницу и в одиночестве съел ее прямо со сковородки. Выпил две рюмки коньяка… А жены все не было. И в который уж раз за последнее время зажужжала в голове отвратительная мысль: а зачем нужна такая жена? Что за радость от нее, или, хотя бы, польза ему, Борису Агееву? Настроение сразу — ни к черту, вон, даже поиграть не получается. Хоть бы позвонила, где задерживается, когда вернется…
Как хорошо было у Анжелы! Пришел он, мужчина, принес шампанское. Она тут же соорудила бутерброды и входит в комнату с серебряным подносом в руках. А потом… Так и должно быть! И ведь было же когда-то у них с Лерой что-то похожее. Да скоро кончилось. С тех пор, как она стала мэром, даже представить себе невозможно, что она принесет в спальню серебряный поднос с апельсинами и закружит мужа в вихре собственной неистовой страсти. Теперь ей попросту не нужен муж. Выборы, злые происки конкурентов, общественный транспорт, порядок, пенсионеры, общественные туалеты — черт побери, вот что ей нужно! Не муж!
А она? Зачем она ему нужна?
Агеев снова начал игру, но не успел пройти первый уровень, как хлопнула дверь, и в прихожей зашуршала одеждой Лера. Он демонстративно продолжал нажимать на клавиши — пусть хотя бы задумается, можно ли так жить дальше?
— Ты дома, Боря? — Агеева заглянула в кабинет.
— А где я должен быть по-твоему? — огрызнулся Агеев.
— Где-то ты ведь был после работы, Стригунов сказал, ты ушел сегодня в два, я звонила около четырех — дома никого не было.
Агеев оторвал взгляд от экрана, внимательно посмотрел на жену, лихорадочно соображая, как бы поубедительнее соврать. Ничего не придумал, поэтому сам ринулся в атаку:
— А ты где была? Который час, не помнишь?
— На концерте. Хотела пораньше уйти, но не получилось. Между прочим, неплохой концерт был. Я звонила, думала, мы могли бы вместе пойти… Но не нашла тебя.
— А почему я должен торопиться в дом, где самому приходится ужин готовить, самому съедать его в одиночестве? Ты считаешь, если я раньше освободился, то обязан сидеть здесь и думать, когда вернется жена? — раздраженно сказал Агеев.
— Ох, не сердись, пожалуйста, я так не считаю, — она бросила сумочку на диван, тяжело плюхнулась рядом с ней, широко расставив ноги и продавив ладонями юбку между ними. — Сегодня ко мне приходил Вашурин, предлагал сделку. Я снимаю свою кандидатуру, он организует материальную помощь городу и… мне тоже. Представляешь? Открыто предлагал взятку.
Борис мельком взглянул на жену и еще больше разозлился. Черт возьми, красивая женщина, а даже сесть элегантно не может! Совсем заработалась, забыла, что она не только мэр! Дребезжащий звук компьютера заставил его поморщиться — снова игра не удалась, но на сей раз потому, что жена отвлекает. Он яростно застучал пальцами по клавишам, выключая компьютер.
— Много предлагал? Ну и соглашайся. Поедем в какую-нибудь Анталию, хоть отдохнем.
— Не надо так шутить, Боря, — резко сказала Агеева. — Я вполне серьезно говорю, хочу узнать твое мнение.
— Мое мнение? Я тебе его сказал.
— Это не мнение!
— Да? А что же по-твоему?
— Неуместное остроумие, которое именуется ослоумием. Пожалуйста, успокойся и послушай. Я ведь еще не все тебе рассказала.
— Надо же! — покачал головой Борис. — Он что, предложил себя в качестве бесценного аванса?
— До этого дело не дошло, — терпеливо сказала Агеева. — Он вспомнил о видеокассете с репортажем о том, как я сжигала книги три года назад. Намекнул, что это был странный поступок.
— Намекнул? — Борис усмехнулся, покачал головой. — Большим дипломатом стал Володя! Чего ж тут намекать, если я тебе тогда еще сказал: это идиотизм, Лера! Но у тебя же свои непоколебимые убеждения на сей счет. Железобетонно-революционные! Бедный Вашурин, надеялся испугать тебя таким жалким намеком!
— Ты что, пьян? Или, может быть, в последнее время почитываешь книги прежних партбоссов, ума-разума набираешься?
— Мог бы и почитывать, — неожиданно согласился Агеев. — Они же в твоем кабинете за детективами стоят. Вот удивительно, книги из кабинета Стригунова сожгла, а свои собственные, такие же, сохранила. Ты — самая загадочная личность перестройки.
— А ты — самый большой дурак!
— Конечно. Я книги руководителей партии и правительства не читал, не сжигал и не храню за детективами. Дурак и совершенно индифферентная личность. Но ты какая умница у нас! Прочла, законспектировала, всех комсомольцев убедила в том, что лучших книг попросту нет, а потом взяла — и сожгла их!
— Я же не все книги сжигала, не устраивала охоту на ведьм! — воскликнула Агеева. — Это был символический акт. Символ освобождения от рабской психологии! А те, что за детективами, пусть будут как свидетельства того времени… справочные экземпляры. И вообще, кто хочет — может ставить их на самом видном месте, хоть вместо икон вешать, я не возражаю. Почему же ты все время пытаешься из меня инквизиторшу сделать?!
— Потому что ты и была в тот момент инквизиторшей. Вот покажут эту сцену по телевидению, и все. Народ ужаснется и не выберет тебя депутатом Государственной Думы, — язвительно сказал Борис. — Лучше бери взятку, пока не поздно.
— В том-то и дело, что кассета с этим материалом исчезла. Когда Вашурин ушел, я позвонила на телестудию, попросила Осетрова немедленно найти и привезти мне эту кассету. А ее на месте не оказалось.
— Ну и что?
— Как это? Не понимаешь? Кто-то передал кассету Вашурину, и он теперь собирается использовать ее против меня. Боря, перестань издеваться, ты можешь хоть одну умную мысль высказать? — раздраженно воскликнула Агеева.
— Могу. Если ты уверена, что поступила правильно, сжигая книги, почему исчезновение кассеты тебя так волнует? Ну, спер ее кто-то. И что?
— Ты остолоп, Боря! Тупой обыватель, вот ты кто! Не видишь, какое время, какие страсти вокруг выборов развернулись? И вдруг исчезает кассета! Я знаю, она у Вашурина, но зачем? Что он задумал? Кто ее передал ему?! Ты не можешь пошевелить своими мозгами, или там коньяк плещется в извилинах?
Чем больше она злилась, тем спокойнее становилось на душе у Агеева.
— Коньяк немножко плещется, — усмехнулся он. — Это приятнее, чем думать о том, кто и зачем передал Вашурину кассету. Я не знаю, дорогая. У тебя же есть Чупров, начальник милиции, или полиции, или жандармерии, до сих пор не запомню, как это теперь называется. У тебя есть Гена Бугаев, начальник «мушкетеров», Юра Лобанкин, председатель горсовета, который считает за величайшую честь исполнять твои указания, собственный прокурор, судьи… Поручи им, дай задание, приказ — найти и обезвредить, кто не с нами, тот против нас!
— С тобой совершенно невозможно стало разговаривать, Боря, — поджав губы, холодно сказала Агеева.
— Да? А, вот еще кто, совсем забыл — бандиты у тебя есть. Ты их приглашаешь к себе, советуешься… Они тоже могут принять участие в розыске и поимке злоумышленников. Как все сразу навалятся, вступят в бой роковой с врагами, так судьбы безвестные и будут их ждать. А остановка, сама знаешь, — в коммуне.
— Да заткнись ты, наконец! — Агеева вскочила с дивана. Господи, надо же, какой дурак!
Агеев внимательно посмотрел на жену, одобрительно кивнул:
— Ты здорово смотришься во гневе, милая. Представляю, о чем думают твои подчиненные мужики, когда ты устраиваешь им нагоняй. Хочешь знать? — и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Они думают: если б сейчас с этой разъяренной тигрицы свалилась юбка, я бы кончил…
