Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Расплата за прошлое
В его душе звучали сотни оперных арий — настоящая буря, невидимая со стороны, разрушала его рассудок и волю. Он открыл рот, но тут же яростно зажал его рукой. Никогда больше он не сможет петь, никогда не подаст реплики очаровательному созданию, зыбкий силуэт которого он различал сквозь слезы. «Лучше умереть! — подумал он. — Умереть, унося с собой звук ее голоса, память о ее красоте…»
Стоявшая на сцене Эрмин замолчала. Прерывисто дыша, она ждала. Как только из репродукторов послышался вальс, исполняемый оркестром, она стала вглядываться в глубину зала. Но Родольф Метцнер вышел к ней из-за небольших кулис, расположенных за занавесом.
— Вы здесь! — пробормотал он.
Эрмин повернулась к нему лицом, чувствуя себя неловко. Она тут же заметила, что он пошатывается, что ему плохо и глаза его мокры от сук Этого ей было достаточно, чтобы понять, как он измучен.
— Да, я здесь, — тихо сказала она. — Вы страдаете?
Он молча кивнул, не в силах произнести ни слова, затем сделал над собой усилие и протянул ей руку.
— Давайте потанцуем, Эрмин. Как мне отблагодарить вас за доставленное счастье? Счастье, к которому примешивается невыносимая боль. Я слушал вас, и мне так хотелось петь вместе с вами! Но давайте танцевать, вы прекрасно танцуете…
Эрмин любила вальсировать. Она несколько секунд молчала, наслаждаясь музыкой и легким вихрем, в который увлек ее партнер по танцу.
«Он плакал, — говорила она себе. — Я видела его слезы». Она легко понимала его отчаяние, и ее охватило острое чувство сострадания. Один из величайших теноров века, по утверждениям критиков, лишился своего божественного дара, этого уникального, фантастического дара, цену которому она знала.
— Не мучайтесь так, прошу вас, — сказала она. — Мы вальсируем, забудьте обо всем. Родольф, я вас прощаю.
— Эрмин, вы прощаете меня за то, что я похитил вас? Милая моя, возможно, вы сможете меня полюбить? Я бы так хотел, чтобы вы любили меня! — с грустью вздохнул он. — Мой прекрасный кумир! Я был не в силах смириться с тем, что могу потерять вас. Одна только мысль о том, что вы отправляетесь к своему мужу, сводила меня с ума! Здесь вы хоть немного принадлежите мне…
— Нет, простите, я вам не принадлежу, — тихо сказала Эрмин.
— Но, возможно, скоро будете принадлежать!
Он смотрел на ее грудь под шелковой тканью, рельеф ее плеч, розовые губы, напоминающие соблазнительный фрукт, ее щеки и лоб — на все эти сокровища, которыми он жаждал обладать, покрывая их поцелуями. Она ощутила пробуждение его желания и поспешно спросила:
— Родольф, как вам могла прийти в голову такая безрассудная мысль? Даже если вы меня любите! Я же не игрушка, которую можно украсть и присвоить!
— Прошу вас, ничего больше не говорите. Сейчас важно только это мгновение! Вы здесь, ты здесь, ты, которая оживила мне сердце и душу. Наконец ты даришь мне свою красоту и невинность. Я испытываю такую безграничную радость, что мог бы умереть в твоих объятиях.
Его ответ обескуражил Эрмин. Под музыку Штрауса она осмелела, упорно вызывая Родольфа на разговор, чтобы попытаться вернуть его на землю, вырвать из этого любовного безумия.
— Вы были таким милым, когда я записывала пластинку. Зачем вы обманули меня, заверив, что относитесь ко мне, как к дочери? Это недостойно вас, Родольф, ведь вы так часто говорили мне, что вы джентльмен. Умоляю вас, я останусь вашим другом, только отвезите меня обратно в Квебек!
— Нет, я не могу. Это выше моих сил.
С этими словами он собрался завершить танец, но она разубедила его в этом приветливой улыбкой.
— Подумайте, Родольф! Если вы будете удерживать меня против моей воли, в итоге я начну вас презирать, ненавидеть! А мне бы хотелось, чтобы вы признали свою ошибку. Это тронуло бы мою душу. Но прошу вас, давайте еще потанцуем. Я могу вальсировать часами.
Она чувствовала, что его терзают сомнения. Родольф боролся со своей совестью, разрываясь между желанием ей нравиться, сохранить ее уважение и зреющей в нем животной страстью, особенно жгучей сейчас, когда он держал в руках эту прекрасную женщину, всем существом ощущая ее пленительную нежность и невероятное обаяние.
— Даже если вы станете меня ненавидеть, — наконец заявил он, — для меня существуете только вы, только вы на всей земле, вы — моя любовь, моя женщина. Я люблю тебя, мой маленький соловей! И если потребуется, отрежу тебе крылышки…
Метцнер прижал ее к себе еще сильнее, склонился к ее губам, к груди. Это был крепкий, высокий мужчина. Эрмин понимала, что не справится с ним. Он попытался поцеловать ее в губы.
— Нет, Родольф, нет! — закричала она. — Только не это! Я замужем за Тошаном Дельбо, у меня четверо детей. Никогда я не стану вашей, это совершенно исключено. Сложись моя жизнь по-другому, я бы, возможно, полюбила вас. А теперь мы можем остаться друзьями, если вы придете в себя, если согласитесь принять медицинскую помощь, поскольку нужно быть ненормальным, чтобы сотворить подобное.
Он пристально посмотрел на нее. Его глаза были полны безграничного отчаяния, но также и ярости. Задыхаясь, он прижимал ее к себе.
— Один поцелуй, только один поцелуй! — взмолился он. — Вот уже целый год я жажду прикоснуться к твоим губам даже больше, чем к твоему телу! Эрмин, моя божественная дива, не убегай от меня, не отталкивай меня!
Он опустил голову к ее оголенному плечу. Она с ужасом ощутила на коже его горячее дыхание.
— Будь моей этой ночью, а завтра можешь уезжать! — возбужденно произнес Родольф. — Потом я могу умереть с воспоминанием о твоей нежной коже, отзвуках твоего женского удовольствия. Эрмин, я так больше не могу! Ты такая красивая, невероятно красивая… Я столько мечтал о тебе, жаждал обладать тобою, слушать твое пение до конца моих дней! Чтобы твой золотой голос звучал только для меня!
Молодая женщина попыталась вырваться из его объятий, но он сжал ее еще крепче. Она не могла пошевелиться, ей хотелось кричать от бессильной ярости.
— Я вас умоляю, отпустите меня! — прошептала она. — Я связала свою жизнь с Тошаном, своим мужем. Я люблю его! Я не хочу его предавать! Родольф, сжальтесь надо мной! Ведь вы обещали не причинять мне зла…
— Не произноси его имени! — воскликнул он хриплым голосом. — Тошан, все время Тошан!
Метцнер немного отстранился, не отпуская ее. С лицом, перекошенным ненавистью, он устремил на нее безумный взгляд. Затем встряхнул, судорожно вцепившись в ее плечи.
— Почему ты его любишь? Почему? Я предлагаю тебе свое состояние, прекрасную жизнь, путешествия по всему свету! Ты разведешься, станешь моей женой и больше никогда не будешь одинокой и грустной!
— Вы делаете мне больно! — закричала Эрмин. — Господи, Родольф, вы сумасшедший! Как вам не стыдно, ведь я слабее вас! Я беззащитна, и никто не придет мне на помощь, даже ваша несчастная кузина!
Охваченная ужасом, она разрыдалась. Метцнер внезапно отпустил ее — от неожиданности она пошатнулась.
— Прости! — пробормотал он. — Простите меня! Я не хотел, чтобы вы плакали, только не это!
К ее великому удивлению, он быстро покинул зал, даже не обернувшись. Эрмин осталась стоять на сцене, подавленная, но при этом испытывающая огромное облегчение. Не торопясь, с отчаянно бьющимся сердцем, она вернулась в розовую комнату. Кот встретил ее приветливым урчанием. Она погладила его, затем села возле туалетного столика. Отражение в трех зеркалах вызвало у нее любопытство. Неужели она действительно настолько красива и соблазнительна? Такой ее видели близкие, друзья, муж, дети, зрители? Измученная, оцепеневшая, она распустила волосы и принялась медленно их расчесывать.
Валь-Жальбер, тот же часНа кухне Маленького рая собралось много народу. Жозеф Маруа и Андреа пришли поддержать Лору и Жослина, зашел также Мартен Клутье, оказавшийся проездом в поселке, на этот раз без жены. Овид Лафлер тоже был здесь, рядом с Тошаном, который с мрачным видом курил сигарету за сигаретой. Дети — Лоранс, Мари-Нутта, Киона и Луи — держались вместе, молчаливые и обеспокоенные. Сидела только Мирей, держа на коленях свое вязание. Всего здесь было двенадцать человек, не находящих себе места от волнения.
— Значит, месье Дельбо, завтра вы отправляетесь в Квебек? Вместе с месье Лафлером? — заговорила Андреа. — Боже мой, я буду молиться за вас всей душой, как молюсь за Эрмин утром и вечером. Надеюсь, вы быстро ее найдете.
— Я тоже на это надеюсь, — добавил Жозеф. — Черт возьми, я ничего не понимаю! Мимин ведь немного и моя дочь. И я хочу знать, что с ней случилось. Вы правильно поступаете, что едете туда, поскольку здешняя полиция не хочет ничего делать.
Накануне, вернувшись из Сент-Эдвижа, Тошан отправился в полицейский участок Роберваля. Но поскольку его жена, по всей видимости, пропала в Квебеке, ему было сказано, что пока ничего предпринять невозможно.
