Марк Криницкий - Случайная женщина
— Ну, вот, я это предчувствовала, — сказала Варвара Михайловна укоризненно.
Она позвонила горничной и осведомилась, готов ли завтрак.
— Мои дети уже позавтракали, — сказала она. — Пока мы будем сидеть за столом, я пошлю за ними и за бонной на бульвар.
Все перешли в столовую. Васючок политично держался в стороне, уступая честь занимать бывшую Дюмулен Спиридону Петровичу. С самого момента, как он вошел, у него был ужасно официальный вид. Можно было подумать, что он показывает каким-нибудь знатным иностранцам свою больницу. И как можно с такою упрощенною психологией жить на свете?
Действительно, когда Петровский увидел Раису Андреевну, как ему показалось, сильно расстроенную и сконфуженную, и рядом Варюшу, у которой лицо было в красных пятнах, ему почему-то представилось, что произошло какое-то несчастье. И совершенно так же неизвестно почему он не испугался, а даже, наоборот, скорее обрадовался. Может быть, потому, что здесь как-никак были посторонние люди.
Постепенно успокаиваясь, он объяснил неожиданный визит Раисы Андреевны тем, что она не дождалась его вчера и поэтому приехала сегодня сама. И это ему не понравилось. Можно ли до такой степени падать духом и опускаться до навязчивости? И он был благодарен Варюше, что она все же корректно приняла бестактную гостью и вела себя с нею даже положительно любезно. Все-таки он еще вполне не знает Варюши. Иногда он судит ее слишком строго. Факты налицо!
И было непонятно одно: это — нелепая, обидная отчужденность в лице Раисы Андреевны. Может быть, она была на него в претензии за то, что он передал подробно их разговор жене? От этого в ее глазах он перестал быть мужчиной и сделался скучным мужем своей жены. Да, но тогда зачем же было приезжать? По-видимому, она даже умудрилась взять себе Варюшу в поверенные. Сейчас она с почтительным вниманием слушала разговор обеих дам. Сам Петровский давно уже не слушал этих разговоров. В такой же малой степени его интересовал и разговор Спиридона Петровича, который говорил обыкновенно, оттопыривая во время еды слюнявые губы, о наградах и повышениях. Его интересовало, какой вице-губернатор и где, а также куда переведен в губернаторы. С неменьшим интересом он говорил об управляющих казенными и иными палатами, но советникам губернских правлений и разным правителям дел уделял уже гораздо менее внимания. Кроме того, мог говорить о скачках и о бегах. И надо было удивляться стоицизму, с которым Варвара Михайловна выслушивала сообщения этого ископаемого существа.
Он говорил:
— Председатель энской контрольной палаты женат на двоюродной сестре прокурора судебной палаты такого-то суда. В тысяча девятьсот одиннадцатом году он получает Владимира третьей степени… к сожалению, вместе с отставкой (это обстоятельство побуждает его весело ржать). Елена Евграфовна отправляется в Киев, где ее belle soeur была в дружеских отношениях с тогдашним вице-губернатором… (Он задерживает во рту отрыжку и отдувается.)
Вдруг Василий Николаевич ловит на себе испытующий взгляд Варюши. Она молчаливо спрашивает его о чем-то. Не поняв ее, он боязливо опускает глаза в тарелку.
Приходят дети.
— Ну, вот и мы, — говорит Варюша искусственно весело. — Дети, посмотрите, какой к вам пришел товарищ. Ты знаешь, Васючок, что Раиса Андреевна была так любезна, что согласилась сегодня привести к нам Арсика и приехала сама на целый день. О, мне вчера пришлось довольно долго ее об этом упрашивать!
Она тем же испытующим взглядом смотрит на него. Умеет ли он это достаточно ценить?
Петровский чувствует, как жар вступает ему в лицо. Так вот оно что! Как это далеко от всех его предположений! Стараясь скрыть волнение, он одновременно радуется и за Раису Андреевну, что она приехала не сама, и за Варюшу, что она не оказалась такой узкой и нетерпимой. Э, да если все так пойдет, то он должен будет признаться, что до сих пор, может быть, даже совершенно не знал Варюши.
Украдкой он взглядывает на нее и тотчас же встречает ее холодный, брезгливый взгляд. А, он уже почувствовал себя на седьмом небе! Не правда ли?
Дети, теснясь и тяжело переставляя стулья, усаживаются к столу.
— Я извиняюсь, что мало раздвинула стол, — говорит Варвара Михайловна. — Как-то совсем упустила из виду, что нам всем будет немного тесновато.
— Господа, не перепутайте в тесноте ваших ног, — говорит Спиридон Петрович. — Это чья нога? Я, например, твердо знаю, что она во всяком случае не моя.
Он любит делать двусмысленные намеки, зная, что это нравится дамам, в особенности Варюше. Как ни странно, Варюша любит сальности. Петровского всегда от этого коробит. И сейчас ему стыдно за нее, или, вернее, за себя, как за ее мужа. Гадко смеясь, она говорит:
— Да, это правда, господа. Пожалуйста, не хватайте чужих ног. Пусть каждый довольствуется своими.
— Я боюсь, что это будет очень скучно, — замечает Спиридон Петрович, делая вид, что испугался и поспешно прикусывая нижнюю губу.
— Спиридон, выйди вон, — с ласковым гневом говорит Софья Павловна. — Знаете, он невозможный человек. Ты хотя бы постеснялся присутствующих. Тут есть девицы. Или, правильнее сказать, тут есть девица.
Но то, что она сказала в первый раз, и притом, конечно, намеренно, слово «девица» во множественном числе, уже понято всеми. Страдая за Раису Андреевну, Петровский укоризненно подымает глаза на жену, но Варюша только неприятно улыбается. Необходимо, чтобы в жизни было немного перцу. Недаром она любит больше всего оперетку и фарс. Его всегда поражало и раньше, как она может, не видя противоречия, совмещать в себе наряду со своими строгими принципами такой легкомысленный и жалкий вкус.
— Васючок, какого ты мнения на этот счет? — спрашивает она лукаво.
В вопросе есть вызов и вместе разрешение на вольность. Да, она хочет разрешить ему вольность в своем присутствии. Она нарочно привела сюда эту женщину, чтобы доставить ему удовольствие побыть в приятном ему женском обществе. Зачем же он упирается и сидит таким букою? Почему он не хочет принять участия в общих шутках? Как это мило — разыгрывать из себя профессора в обществе, которое собралось непринужденно провести время!
— Ну, Котик, я прошу тебя не хмуриться. Собравшиеся желают узнать твое компетентное мнение по вопросу, можно ли говорить о ногах в присутствии девицы.
Краснея, он перевел глаза на бывшую Дюмулен. Она сидела неподвижно, и в ее опущенных ресницах он прочел сочувственный ответ:
— Неужели вы думаете, я не понимаю, как вы должны страдать от всей этой пошлости?
И, сам не понимая, как это вышло, он сказал:
— Во всяком случае, нельзя не признать этого разговора в достаточной мере глупым.
И, только сказав это, почувствовал, что сейчас должно произойти что-то ужасное.
— Ура! Я тоже схватил чью-то ногу! — крикнул Воля и от радости захлопал в ладоши.
— Вот, — сказала дипломатично Софья Павловна. — Такие разговоры всегда этим кончаются. Верно, дорогой Василий Николаевич. Совершенно верно. А все, Спиридон, ты. Дай за это папироску.
И она закурила с видом церемониймейстера, авторитетно приглашающего всех считать, что неприятный инцидент исчерпан.
После завтрака Васючок, как всегда, перед тем как отправиться к своим пациентам, целует у нее руку, но она сухо отнимает ее. Напрасно он думает, что его выходка за завтраком пройдет ему так легко! И он уходит, опять не понимая, как это случилось с ним. Кажется, все шло так гладко. Он был бестактен и грубо оскорбил Варюшу. За это он готов понести заслуженное наказание. Но вместе с тем его смутно радовало, что бывшая Дюмулен, наверное, его поняла. Хотя не все ли это для него равно?
Варвара Михайловна старалась взять себя в руки. Какая жалкая комедия. Вообразите! «Эта дама» находит их разговоры за столом недостаточно скромными для нее. Но мужчины так часто принимают отсутствие живого, игривого ума за скромность.
Даже Спиридон Петрович. Он теперь ухаживает за бывшею Дюмулен, неуклюже, точно индюк.
— Пойдемте, — обращается она к ней. — Я покажу вам нашу детскую. Дети, ведите вашего товарища.
Изолировав неприятную гостью, она возвращается к Лабенской. Софья Павловна тушит окурок папиросы и, поднявши полные плечи, сделав круглые глаза, подходит к Варваре Михайловне.
— Моя дорогая, вы можете довести таким образом человека до апоплексии (обернувшись к мужу): — прошу тебя нас не слушать.
— Что такое? — спрашивает он, подходя и дымя сигарой. — Так вот из Витебска его переводят уже на должность прокурора окружного суда.
— Он ничего не видит и не слышит, кроме своих прокуроров, — говорит Софья Павловна. — Ну, разве это не прелесть? Хочешь сегодняшнюю беговую афишу?
Он спокойно кладет руку на сердце, показывая этим, что афиша у него уже в кармане.
— В таком случае ты отправляйся сегодня без меня. Отдай мне только назад восемьдесят рублей.
