Ксения Васильева - Любовник из провинции
- И ты здесь работаешь. - Захотел определить ее статус Митя, чтобы знать, как вести себя с ней.
- Нет! - снова взвизгнула она. И вдруг сказала: а ты старый?.. Митя поежился: вот так вопросы задают ему юные существа! А
ведь сегодня утром он выглядел много моложе, чем обычно.
И он спросил: а как ты думаешь?
- Я думаю, что старый, раз у тебя такая дочка, как я... - ответила она, вглядываясь ему в лицо.
- А на вид?
- И на вид, - ответила она весело, - ты похож на студента со старым лицом.
... Вот и пришло то, чего он так боялся!.. Что, казалось, минует его почему-то...
- Я тебе не нравлюсь?
- Мне тебя жалко, - снова сказала Конча-Пег.
- Почему? - Горестно удивился Митя.
- Не знаю. Ты наверное болен. Или у тебя никого нет.
Митя поразился простоте и прямоте диагноза, но не стал сдаваться. Это было не в его природе. Он лукаво, как только мог, улыбнулся Конче и, подняв бокал, сказал: давай выпьем. Я завтра
улетаю отсюда навсегда, а сегодня хочу нравится тебе.
Девочка засмеялась немного смущенно, пригубила вино, но не отпила и поставила бокал на стол.
- Ты мне понравился с самого начала. Я подсматривала за тобой.
И даже заплакала, - ты был такой одинокий.
Она сказала это вовсе не грустно, а Митя чувствовал себя неуютно, все более и более.
Этот подросток, его "дочка", своим тоненьким пальчиком надавила на больные места.
А Конча меж тем, болтала: Оскар хотел тебя выкинуть. Я не разрешила. Он назвал тебя липучкой, а я говорила, что ты хороший. Они потом поверили и, видишь, выпустили меня.
- Кто они? - спросил Митя, ошеломленный этой искренностью.
- Оскар и отец.
- Мрачный хозяин - твой отец? - Уточнил Митя.
Конча обиделась: он не мрачный. Он болен. У него язва. А Оскар - мой кузен.
- Ты наверное учишься в школе? - Обреченно спросил Митя.
- Конечно! - Воскликнула Конча, - и она мне так надоела! Мама у меня умерла давно и папа меня воспитывает и воспитывает, но не умеет это делать. А твоя дочка, - вдруг прервала она сама себя,
- она правда похожа на меня? - Нет, - устало сказал Митя, - у меня вообще нет дочери (он забыл про Анну...), у меня два маленьких сына и я не испанец, а русский. Только ты не говори отцу и Оскару сейчас. Потом, когда я уйду. - Ты уйдешь? - спросила Конча огорченно, - но мне с тобой весело. Я тоже пойду с тобой. Я не была знакома ни с одним русским... - Ну, вот теперь знакома, - усмехнулся Митя и предложил: давай выпьем еще? На прощание, о,кей? - Давай, - отозвалась покорно Конча, хотя не выпила ни глотка, просто так было удобнее - как будто бы... Тоже детская игра. - А как тебя зовут? - Спросила она с интересом. - Только правду. - Дмитрий, Митя, - назвался он. - О, как трудно,
- протянула Конча, - подожди, Ми-ить-я, я сама возьму вино, хорошее, испанское, настоящее.
Она побежала куда-то в коридор и вышла с пакетом и в курточке. Подошла к стойке и что-то сказала отцу, он ответил, она расс
меялась, поцеловала его в щеку и отошла к Мите.
- Пойдем, - сказал она, потянув его за руку, - мне разрешили.
Они вышли из кафе.
Пока Митя сидел в кафе, настала ночь. Не ночь, конечно, в собственном смысле, - тьма пала на город Нью-Йорк и Митя впервые за сегодня ощутил дрожь, взглянув на светящийся циферблат. ... Боже! Ему думалось, что впереди - уйма времени, а оказалось, что все оно - позади.
Семь вечера и в присутствии уже никого не должно быть.
... А что если кинуться туда? Оставить Кончу на улице, переговорить с "птицей" и вернутся к ней?..
Он чуть не рассмеялся. К кому он придет? Там уже звон по всем округам. И Нэля знает, что он пропал. И В.В. И "птица"...
Он погиб. И из-за чего? Не из-за чего. Просто так.
Рядом шла Кончита, которая молчала непривычно, она почувствовала мрак, идущий от него.
За ними наверняка тащится этот Оскар и стоит Мите только ближе подойти к девочке, как Оскар убьет его и прощай не скажет.
Он повернулся к ней и коснулся губами ее ароматной щечки.
- Прощай, ласточка... - сказал он, - я - погиб. Вспоминай меня иногда. Может, мне будет там легче...
- Где? - Тихо и испуганно спросила она.
Уголки рта ее опустились, придавая личику взрослость.
- Там, - ответил неопределенно Митя, зная, где это ТАМ. В Москве. Без работы. С семьей с женой и тремя детьми... Да нет. Скорее так: без жены и без детей...
Конча вдруг схватила его за куртку и прижалась губами к его губам.
Он хотел сказать: не надо... Но человек слаб, а Митя тем более и они стали целоваться с Кончей как безумные, стоя на нью-йоркской улице.
Когда они оторвались друг от друга, Митя заметил, что прошло еще сорок минут и никакого Оскара вблизи нет...
... Уехать с ней в какую-нибудь гостиницу? И провести свою последнюю ночь в объятиях этой девочки. Он уже не был уверен, что она - девочка. Она поедет с ним, он это знал.
Но порыв прошел и накатила страшная, неимоверная усталость и начал подкрадываться ужас содеянного. Он встряхнул головой, отво
дя наваждение. Нет. Нельзя. Будь хотя бы один раз честным человеком.
- Прощай, Кончита. Я люблю тебя. - Сказал он, погладив ее по мягким пружинящим волосам. - Я тебя буду помнить.
- Я тоже, - ответила она, - а ты приедешь хоть когда-нибудь?
- Обязательно, Конча, любовь моя... - ответил он совершенно искренне, зная, что не раз в своих мечтах ТАМ он будет возвращаться на эту улицу, к Конче. То, что между ними не произошло главного, томительно отзывалось в нем своей незавершенностью и он чувствовал, что именно это не даст ему забыть ее. - Уходи. - Сказал он,
- иначе мы не расстанемся. Уходи.
Она послушно отошла от него и пошла, опустив голову, медленно, но упорно. Вот уже скрылась за углом. Нет ее...
А впереди Нэля с криками. В.В...
Ужас охватил его.
Митя открыл дверь в квартиру и сразу увидел Нэлю. Она сидела на их роскошном белом кожаном диване, - маленькая, с большим животом, в домашнем халате, бледная синюшной бледностью.
- Вот и он, - с усмешкой сказала она кому-то, повернув голову, - я же говорила, что он жив. С ним случаются другие вещи.
Митя медленно вошел в гостиную.
Там, куда обращалась Нэля, сидел В.В., как всегда, с иголочки одетый, причесанный волосок к волоску, но с обездоленным лицом,
- с этим выражением он, видимо, не смог справиться.
- А мне все твердят, - счастливица, - сказала она ядовито, - вот, посмотрите, какая счастливица.
Она подошла к Мите, колышась своим животом, и сказала, как плюнула, даже брызги долетели до его лица: дрянь.
И ушла в спальню.
Митя молча сел напротив В.В. за журнальный столик.
На нем стояли бокалы с коктейлями и фрукты. Значит, несмотря ни на что, Нэля "принимала" В.В.
- Что с вами, Митя? - Спросил В.В. упавшим до шепота голосом.
... Да, ведь это он, Митя, подвел и предал не только себя, он кинул самого В.В. и может быть, больше, чем себя.
- Не знаю, - ответил Митя горько, - я и правда, не знаю... Простите...
- Я не стану распекать вас, - сказал В.В. все тем же голосом, - вы сам знаете, что содеяли.
Он помолчал, ожидая хоть звука от Мити, но Митя как онемел.
- Я не понимаю... - сказал В.В., - Неужели у вас нет совсем чувства меры, опасности, ответственности, наконец?.. Но все еще пока поправимо, и это зависит от меня. Но вы должны мне все
рассказать. Все, понимаете? Чтобы я мог ориентироваться, как говорится, в пространстве.
В.В. все же решил видимо как-то попытаться спасти хотя бы себя...
Митя помедлив, ответил, - простите, Виктор Венедиктович, но я вам ничего не расскажу. Я сам не разобрался ни в чем. Может, со мной ничего не происходило, а может, очень важное... Клянусь, я не знаю. И возможно, не узнаю никогда. Что же я вам расскажу?..
Митя устало смотрел на него.
Теперь, когда кончилась неизвестность, будто глыба свалилась с его плеч и ничто не казалось страшным впереди.
А у В.В. волосы шевелились на голове и озноб бежал по телу, охватывая обручем голову, которая начинала пульсировать и безобразно болеть. Он подумал, что Митя сошел с ума, но по лицу его этого не скажешь... Болен? Нервный срыв?.. Мите нужен отдых. Глубокий отдых. И все постепенно наладится... Так он успокаивал себя, понимая, что все - зря, зря...
Вслух он сказал, - Вадим Александрович, приведите себя в порядок, развейте настроение Нинэли Трофимовны. И приходите ко мне. Я всю ночь буду работать, так что в любое время. И если
можно, приведите в порядок ваши впечатления и... приключения. Я
должен все знать. Вы меня понимаете? Я всегда прикрывал вас, говорил, что находил нужным. Прикрою и сейчас. Но я должен все знать. Нельзя же так вот, ни за что, - положить свою жизнь на рельсы... И не только свою...
- Виктор Венедиктович, - сказал Митя чуть ли не умоляюще, - простите меня, я вас ужасно, отвратительно подвел. Я поступил как подонок. Но я никуда не хочу ехать. Я никакой не тореро. Это мура. И не смогу быть им.
- Ну, конечно, кто говорит! - Почти закричал В.В., хватающийся за малейшую возможность общности, - Это же иносказание!..
