Джудит Гулд - Вторая любовь
Затаив дыхание, Дороти-Энн не отводила от него глаз. Хант наклонился, его мускулы напряглись, он поднял одну ногу, затем другую, и освободился от плавок.
Обнаженный, он повернулся к ней, и ее глаза непроизвольно уставились на его член.
Казалось, он рвется ввысь из золотистых зарослей густых волос на лобке, темнее, чем вся кожа вокруг, не тронутая загаром, крупный, пропорциональный мошонке.
Нет, определенно, глаза ее не обманули. Фаллос был невероятно большой, расточительно чрезмерный и почти абсурдно твердый. На нем четким рельефом проступили вены.
Дороти-Энн почувствовала влагу между ног, а ее сердце стучало так бешено, что, казалось, стены каюты пульсируют вместе с этим оглушительным стуком.
— Люби меня! — отчаянно прошептала она. Ее широко раскрытые глаза увлажнились и смотрели умоляюще. — Вонзи его в меня! Не давай мне пощады!
— Не стоит так торопиться, — пробормотал Хант, в его взгляде светилось удивление. — Разве где-то пожар?
— Внутри меня! — выдохнула она.
— Что ж, в таком случае, — последовал торжественный ответ, — нам остается только выпустить пламя наружу, разве не так?
Он опустился на колени между ее раскинутых в стороны ног. Его великолепно наполненный, королевских размеров пенис тяжело лег ей на живот.
У нее не нашлось слов, когда его руки обхватили ее грудь, большие пальцы нежно ласкали набухшие соски.
Волны удовольствия побежали по всему ее телу. Дороти-Энн откинула голову на подушку, а с ее губ слетали стоны, похожие на мурлыкание большой дикой кошки.
Его губы сомкнулись вокруг соска, и она громко вскрикнула.
— Да, — тяжело выдохнула она, — да… да… — ее слова отмечали каждое движение его губ.
Он чуть сильнее сомкнул зубы, и ее тело дугой выгнулось под ним, сгорая от желания. Каждая ее клеточка просила большего, большего, БОЛЬШЕГО! И она повторяла только одно короткое «да», призывая его заполнить ее всю целиком, погрузить в нее этот великолепный член, лежащий, словно скала, на ее животе.
Но Хант оказался не из тех, кто торопится.
— Терпение, — шепнул он, не оставляя без внимания ее роскошные груди с торчащими сосками. Его свободная рука скользнула вниз, между их телами, прикасаясь к атласной коже на внутренней поверхности бедра. Его пальцы безошибочно нашли набухший, влажный клитор, то самое ядро, от которого волны жаркого удовольствия разливались по всему телу. Средний палец медленно скользнул по нему.
— Господи! — задохнулась Дороти-Энн.
Теперь она поднималась и опускалась на кровати в такт движению его пальца, на лице появилось сосредоточенное выражение. На ее светлой коже заблестели капельки пота, и по телу покатились волны неотвратимого оргазма, сотрясая его.
Хант еще несколько раз нажал пальцем.
— О, Господи! — воскликнула Дороти-Энн. — О, Господи, о, Господи, ох…
И только тогда он наконец подался назад, чтобы головка его члена оказалась как раз у ее щели.
— Да! — выдохнула женщина.
Казалось, в глазах Дороти-Энн вспыхнуло сумасшедшее пламя, ее пальцы вцепились в плечи Ханта, ногти вонзились в его плоть.
— Да! О, Хант, прошу тебя!
Он помедлил мгновение. Потом осторожно двинулся вперед, продлевая ее агонию, очень медленно вошел в нее и заполнил ее лоно.
На какое-то мгновение ей стало больно. У нее возникло ощущение, что в ней оказалось нечто другое, не его пенис, а что-то чужеродное и неживое. Это что-то оказалось больше, намного тверже обычного пениса и к тому же причинило боль и показалось чем-то чужим…
Потом Хант обхватил ее бедра и придвинулся ближе к ней еще на несколько миллиметров. И теперь они превратились в сиамских близнецов, соединенных в промежности. Потом медленно, очень-очень медленно он подался назад, стараясь не потерять контакта с ее набухшим клитором.
И у Дороти-Энн не осталось никаких сомнений. Пульсирующий гигант внутри нее не был ни чужим, ни неживым, он жил — жил!
О, и как! И какие ощущения он вызывал! Их просто невозможно описать. Он разжег огонь, грозивший поглотить их обоих.
В глазах Дороти-Энн появилось выражение восторга.
Это удовольствие или боль? Она не смогла бы сказать наверняка. Где кончается одно и начинается другое? И есть ли между ними разница?
Она не знала.
Ей было известно только одно. Чем больше он выходит из нее, тем более опустошенной она себя чувствует. И Дороти-Энн отчаянно жаждала, чтобы он заполнил ее снова.
Ее ногти вонзились в плечи Ханта. Все эти его маневры сводят ее с ума! Он ведет себя так неторопливо, так сдержанно.
Почему он не может просто с этим покончить?
— Быстрее, черт бы тебя побрал! — хрипло выдохнула она, стиснув зубы от досады.
Если Хант и слышал ее, то не собирался подчиняться. С точностью хирурга, выполняющего операцию на мозге, он снова медленно вошел в нее, и казалось на это у него ушла целая вечность. И снова ей стало больно, и у нее возникло ощущение, что она вот-вот потеряет сознание.
Медленное движение внутрь…
Медленное движение наружу…
Медленно… Медленно…
Дороти-Энн сбилась со счета, так размеренно двигался Хант. Только все было слишком медленно. Если он не прибавит скорости, она скоро начнет бегать по стенам!
— Быстрее! — поторопила она. — Прошу тебя… Пожалуйста…
Очень медленно он заполнил ее еще один раз, потом просунул руки ей под ягодицы и приподнял ее над кроватью. Инстинктивно она обхватила его ногами и вцепилась в него, нанизанная на ствол его фаллоса.
И теперь он начал атаку серьезно, и крик сорвался с ее губ.
Быстрее, быстрее!
Их тела горели, они сцепились друг с другом, блестящая от пота кожа сияла. Они создали единый организм, лишенный мозга, с одной только целью — добиться удовлетворения своего желания.
Кроме реальности плоти больше ничего не существовало.
Дороти-Энн была как в бреду. Из ее рта вырывалось тяжелое дыхание и стоны, повторяя ритм прикосновений губ Ханта, ласкающих ее. В ушах шумело от давления крови, сердце колотилось, как паровой молот. Она — это он, он — это она, и оба они — единое целое.
И когда первая волна экстаза родилась в самой глубине ее существа, ее тело конвульсивно дернулось.
— Хант! — выкрикнула она. — О, Хант!
Перед ее мысленным взором возникло целое поле ярко-желтых нарциссов, а затем они разлетелись прочь и превратились в розовые пионы, расцветающие, словно огонь, и только для того, чтобы переродиться в миллионы сияющих солнц.
Она застонала громче. Ее стоны отражались от покрытого тиком потолка каюты и эхом разносились по ней, потом вырвались в иллюминаторы и унеслись в океан.
И ее содрогания привели к его разрядке.
Чувствуя, как неумолимое требовательное желание поднимается из его яичек, Хант резко обхватил бедра Дороти-Энн, позабыв о ней, и крепко сжал.
Она откинулась назад, прочь от него, ее плечи, руки, голова касались постели, а ноги все так же отчаянно обвивали Ханта. Соединенные друг с другом, они, казалось, парили в воздухе.
Хант резко двигался вперед и назад, отбросив всякие тормоза.
Сильнее, сильнее!
Его лицо свела судорога агонии, а его бедра двигались словно поршневой механизм, то вколачивая его вперед, то отбрасывая назад, вперед и назад…
Вперед и назад…
Все увеличивая скорость и учащая ритм.
Вперед и назад, вперед и назад, вперед и…
Дороти-Энн протянула руку и нащупала его яички. Обхватила их ладонью и мягко сжала тяжелые округлости.
— У тебя такие красивые большие яички! — удивилась она. — О, Хант, у тебя самые большие яйца, которые я когда-либо видела!
Она сжала их чуть сильнее, и из его горла вырвалось звериное рычание.
А за ним застонала и Дороти-Энн, когда ее накрыла новая волна оргазма, и ее пальцы крепче вцепились в его мошонку.
Больше Хант не мог сдерживаться. Буря нарастала, и он вошел в нее до конца, а стон наслаждения превратился в рык. И тут он резко прекратил движение и застыл, его руки цепляются за ее бедра, его фаллос недвижим в ее лоне.
И тогда она ощутила это. Огромный живой организм мощно сокращался внутри нее, наполняя ее своим семенем.
Казалось, это длится целую вечность.
Очень долго никто из них не двигался. А потом, все еще соединенные друг с другом, они рухнули вместе на постель, лежа лицо к лицу и отчаянно цепляясь друг за друга. Их сердца громко стучали, дыхание оставалось прерывистым.
— Некоторые называют это землетрясением, — пробормотал Хант, хватая ртом воздух.
— Ну и на сколько баллов оно потянет? — негромко спросила Дороти-Энн. — На семь с половиной?
— По шкале Рихтера?
Она кивнула. Ее глаза казались бесцветными и бездонными, а обнаженное тело блестело в приглушенном свете.
