Фред Стюарт - Титан
— Испанские красные вина… — заговорил он. — Они — как красивые женщины, а испанские белые вина — как ведьмы. Они могут быть очень опасны. Ладно, расскажите о себе. Вы говорили, что счастливы?
— Да.
— Но вы также любопытны. Поэтому и пришли ко мне, не так ли?
— Может быть.
— Ну и какое у вас пока сложилось мнение?
Она взглянула на него:
— У меня такое впечатление, что вы просто самонадеянный мальчишка!
Он пожал плечами:
— Отчасти это так.
— Вы любите «покорять» женщин, главным образом, из гордости и себялюбия, чем из действительно каких-то романтических чувств.
— И опять отчасти верно.
Она поднялась с дивана и поставила свой стакан.
— А еще я думаю, что мне пора.
— Вы боитесь?
— Немного.
Он протянул к ней руку. Она посмотрела на него неуверенно.
— Но я действительно должна идти, — сказала она.
— Дайте мне вашу руку.
После некоторого колебания она подчинилась. Он потянул ее к себе, пока она не опустилась к нему на колени. Тогда он положил ее руку себе между ног. Не отпуская ее, он откинулся на спинку дивана и стал с улыбкой наблюдать за ней.
— Случайно не насчет этого любопытствуете? — шепнул он.
Она ощутила, что под ее прикосновением он начинает напрягаться. Он наконец отпустил ее руку и взглянул ей прямо в глаза. Лора своей руки не убрала.
Не переставая улыбаться, он стянул свою рубашку-поло через голову и бросил ее на пол. Она взглянула на его мускулистый смуглый торс.
— Ты настоящая шлюха, — тихо проговорила Лора.
— Не тем ли же самым ты была в Париже?
Он притянул ее к себе и стал целовать. После некоторого колебания она его оттолкнула и вновь поднялась с дивана. Она вся дрожала и боялась… Нет, не его, она себя боялась.
— Да, в Париже я была проституткой, но здесь и сейчас я жена Ника Флеминга. Верная жена!
— Неужели ты думаешь, что я в это поверю?
— Верь не верь, мне все равно. Я ухожу.
— Никто тебя не держит. Правда, ты упустила вкусный завтрак.
С этими словами он стал расстегивать свои брюки. Она боролась с собой, но не могла не смотреть на это. Медленно, словно танцовщица в стриптиз-баре, он стянул брюки вниз по волосатым ногам, затем отшвырнул их. На нем остались только маленькие в европейском стиле плавки.
— Я шил их по специальному заказу в Риме, — сообщил он. — Они стоят пятнадцать долларов за штуку. Я надеваю их только один раз, потом выбрасываю. Правда, — он подмигнул, — иногда я дарю их в качестве сувенира. Тебе хотелось бы получить такой сувенир?
Он щелкнул эластичным поясом плавок по животу. Она не спускала с него глаз.
— Да…
Он стянул с себя плавки, и ее взору предстало то, о чем в Европе ходили легенды. Теперь ей стало ясно, почему Хуана Альфонсо Эрнандо Гузман и Талаверу называют Эль Торо. Он встал, подобрал плавки с пола и протянул ей. Затем он обнял и поцеловал ее.
— Мы будем заниматься любовью перед завтраком, — сказал он. — Потом мы будем есть паэлу. Потом мы снова будем заниматься любовью. Потом мы будем пить кофе. У меня отличная кофеварка. Я ее купил во Флоренции. После кофе — опять любовь. Тебе понравится. Я никогда не устаю.
Он поцеловал ее в шею.
Она откинула назад голову, закрыла глаза и прошептала:
— Сделай меня счастливой, Эль Торо!
ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ
Она узнала на себе, что секрет его неотразимости в постели заключался в том, что он владел египетской техникой секса — имсак. Абсолютно игнорируя собственное возбуждение — а она вскоре увидела, что он умеет возбуждаться! — он искусно не доводил акт до завершения. Это не приводило его к удовлетворению, но он уверял Лору, что видит наслаждение в осознании полной власти над своим организмом, полной подчиненности тела воле. Постоянно сдерживаемая кульминация полового акта доводила женщин до форменного безумия. Он называл это по-французски — так выглядело благозвучнее — «преддверием экстаза».
— Я должен быть абсолютным мастером акта любви, — говорил он. — Таким образом мне удается доставлять максимум наслаждения партнерше. Мужчинам чаще всего интересны лишь собственные переживания. Грубо выражаясь, им только и нужно что кончить. Я такой подход решительно отвергаю. Настоящее удовольствие в постоянном стремлении к вершине, в постоянной сексуальной агонии, если так можно выразиться. Однажды я целый месяц не достигал кульминации, хотя каждый день занимался любовью. И можешь мне поверить: это был самый сексуальный месяц в моей жизни. Я был измотан, иссушен желанием…
Понимаешь, по-моему, секс должен быть настоящим искусством. Причем с религиозной окраской. Ведь с одной стороны, это величайшее чудо, подаренное человеку природой, с другой — одна из простейших функций организма. Впрочем, она может обернуться и одной из самых сложных. Большинству мужчин достаточно было бы мастурбировать. Ощущения те же. Я — другое дело. Мое жизненное предназначение — дарить сексуальное удовлетворение женщинам. Я стал знатоком любви. Я редко кончаю, а когда это делаю, то испытываю эффект похмелья.
Лоре никогда раньше не приходилось сталкиваться с подобной философией, но она вынуждена была признать, что в жизни эта философия работала: это был самый эротичный день в ее жизни. Ник был великолепным любовником, но даже он не мог сравниться с Эль Торо. Хуан заставил ее переживать почти мистические ощущения. Она открыла для себя невиданные глубины наслаждения, экстаза, на который раньше считала себя неспособной. Когда пробило пять часов вечера и она покинула его квартиру, то едва стояла на ногах от усталости, у нее кружилась голова, но… она жаждала еще.
Провожая ее, он надел брюки, но так и остался без рубашки. Он помог надеть ей ее соболью шубу и тихо спросил по-английски:
— Ты получила удовольствие, не правда ли?
Она повернулась и поцеловала его.
— Ты не только подтвердил свою репутацию, но даже превзошел ее, — ответила она.
— Спасибо. Я счастлив, когда доставляю людям радость. А моя паэла? Тебе понравилась?
Лора улыбнулась:
— Пальчики оближешь!
— Ты придешь еще? Скоро?
Она задумалась.
— Тебе было слишком хорошо, чтобы не хотеть повторения.
— Да, я приду, — прошептала она.
— Завтра.
«О Боже!» — подумала она.
— Да, завтра.
Он улыбнулся и поцеловал ее.
— Отлично, — сказал он по-французски. — До завтра, дорогая.
Ник заехал за Дианой в отель, и они вместе на его «роллсе» отправились в Гринвич-виллидж.
— Что-то случилось? — спросила она, заметив, что он мрачен.
— Скажи, у Лоры были в Париже еще любовники, кроме генерала фон Штольца?
— Тебе нужно, чтобы я была вежливой и солгала, или ты хочешь знать правду?
— Я хочу знать правду.
— Разумеется, у нее были и другие любовники. Правда, не одновременно с немчиком. По крайней мере, я о таких не слышала. Полагаю, что она была очень осторожна, если и изменяла немчику. Но я совершенно точно знаю, что до него у нее были мужчины. Почему ты об этом спрашиваешь?
Некоторое время он не отвечал, потом сказал:
— Потому что сегодня она мне солгала.
— О!
— Она сказала, что ездила за покупками. Но ее машина все время оставалась в гараже. Она пользовалась такси. Ни одна женщина не возьмет такси для того, чтобы поехать за покупками, если у нее есть машина и личный шофер в распоряжении. Я прав?
— Абсолютно.
— Тогда возникает вопрос: куда она ездила на такси?
— Какие-нибудь догадки?
— Нет, но я твердо решил до этого докопаться.
Он больше не касался этой темы, но Диана знала, что он серьезно рассержен.
Они приехали на Барроу-стрит, которая выглядела больше похожей на улицу 1850 года, чем на улицу середины XX столетия. Они поднялись по продавленной лестнице на четвертый этаж.
— Слава Богу, что я бросила курить, — произнесла Диана, тяжело дыша.
— Файна просто влюбилась в бедность. Главным образом потому, что она с детства не знала, что это такое. Она без ума от этой лачуги.
Когда они наконец достигли последней лестничной площадки, где было темно, несмотря на окно, Ник нажал кнопку звонка у двери.
— Представь себе, каково это — тащить сумки с продуктами на такую высоту, — шепнул он Диане на ухо. — Файна говорит, что, по крайней мере, здесь чисто. И нет тараканов.
— Рада это слышать. Особенно перед едой.
— Извини, — засмеялся Ник.
Он снова позвонил.
— В четырех кварталах отсюда живет мой второй сын Эдвард. Он пишет величайшую американскую книгу. По крайней мере, так говорит. Его работа длится уже почти пять лет, но пока что я не видел ни одной главы, не то что всей книги. Но я ему ничего не говорю. У меня было слишком много проблем со старшим сыном Чарльзом, и с тех пор я решил по возможности не вмешиваться в личные дела своих детей.
