Роксана Гедеон - Хозяйка розового замка
Женщин нельзя бросать надолго. Пусть мужчины усвоят это прежде всего. Впрочем, для меня все случившееся было лишь увлечением, которое не нарушило моих настоящих чувств к Александру. Так, кажется, говорят мужчины, когда жены узнают об их измене: «Я лишь увлекся, но люблю только тебя». Пожалуй, со мной произошло то же самое. Разве я виновата, что в моих жилах течет такая горячая кровь, что у меня был не только отец-француз, но и мать-итальянка? Разве я виновата, что не ледышка, что мне время от времени нужна подобная разрядка, внимание, тепло, ласка?!
Я впала в грех, причем какой-то воинствующий грех — воинствующий оттого, что я не ощущала ни стыда, ни раскаяния. Я села на постели и, слегка краснея, коснулась пальцев на ногах, потом лодыжек, колен, бедер вплоть до лона. Ощущение было такое, будто я заново родилась на свет. Видимо, слишком долго я подавляла свои желания, слишком долго боялась сама себе признаться, что испытываю их. Я чувствовала себя Афродитой, вышедшей из кипрских вод. Несмотря на усталость, в теле затеплился какой-то огонек, побуждающий к жизни. Тоску как рукой сняло.
Некоторое время я сидела на разоренной постели, с полузакрытыми глазами вспоминала все подробности, и румянец заливал мне щеки. Было что-то очень необычное в прошлой ночи. Морису сорок пять лет. Не то чтобы он был стар или я считала его таким… Просто люди его возраста — это было поколение отцов. Людовик XVI был из того поколения, а на него я никогда не смотрела как на ровесника. Я так привыкла. И вот один мужчина из того поколения стал моим любовником. Это и возбуждало, и слегка смущало.
А еще я была ему благодарна. Я сознавала, что он, возможно, нарочно вызывал у меня симпатию к своей особе, и вся его помощь — это тщательно продуманное соблазнение. Но даже если это было так, он проявил невероятный такт, невероятную проницательность и невероятное терпение. Я не сердилась. Эта ночь была счастливой. Кроме того, я знала, что она будет последней.
«Надо объясниться с Морисом, — подумала я, впервые после пробуждения ощущая какую-то боязнь. — Мы должны договориться, что продолжения никогда не будет. Я скоро уеду из Парижа. Я обо всем забуду. И он должен сделать то же самое. Ибо если Александр узнает, последствия будут страшны. Просто ужасны». В последнем предположении я ничуть не сомневалась.
«Нет, я не раскаиваюсь, — решила я напоследок. — Я просто все забуду. Если бы я умирала от жажды, я бы приняла стакан воды, даже зная, что вода не из моего колодца. Так и эта ночь…»
Отбросив все тревожные мысли, я дотянулась до звонка, и через несколько секунд в комнате появилась Шарлотта — аккуратная, опрятная и деловитая.
— Ванна сейчас будет готова, — сообщила она. — Прикажете ли подавать к крыльцу карету?
— А что, и карета есть?
— Карета принадлежит монсеньору.
Ответы Шарлотта давала сухие, но исчерпывающие.
— Послушайте, милейшая, — сказала я, — прежде всего я хотела бы повидаться с господином министром. Где он сейчас — в кабинете?
— Монсеньора никогда в такое время здесь не бывает.
— В какое такое время?
— Сейчас три часа пополудни, мадам. Господин министр еще в восемь утра уехал на службу.
«Ничего себе, — подумала я ошеломленно. — У него просто-таки железный организм. Целый день, целая ночь, а потом — работа!»
— Вам сейчас подадут завтрак, мадам. Впрочем, это уже нельзя назвать завтраком.
— Шарлотта, мне непременно нужно поговорить с господином министром, — сказала я, поднимаясь.
— Вы хотите воспользоваться моими услугами, мадам?
— Я хочу, чтобы вы нашли способ уведомить его о моем желании.
Шарлотта, деловито сдергивая простыни с постели — видимо, она так делала каждый раз после подобных ночей, — произнесла:
— Я сделаю так, как хочет мадам. Как только монсеньор посетит этот дом, ему немедленно передадут вашу просьбу.
— Как вы полагаете, он посетит его уже сегодня?
— Сегодня? О, мадам, вы слишком многого хотите от монсеньора.
Я отказалась от завтрака, но воспользовалась всем остальным, что было для меня приготовлено, и ванной в том числе. В этом месте все было сделано для того, чтобы подобные мне женщины чувствовали себя как дома. Здесь было все, начиная от домашних туфелек и кончая щеткой для волос. И, как ни странно, даже ощущая, что подобные мелочи приравнивают меня ко всем прочим посетительницам этого дома, я не чувствовала себя оскорбленной и не ревновала. Я признавала право Талейрана жить так, как ему угодно. Следует признать, что он никогда и ни в чем мне не клялся. Разве что в дружбе.
Через час я уже ехала в министерской карете в Париж. Несмотря на то что я успокаивала себя, какое-то время меня терзали угрызения совести. Все-таки некрасиво получилось. Я понимала, что хлопотать за мужа и одновременно изменить ему — это нехорошо. Как-то странно. Но, черт возьми, человек слаб. Я же не святая! А он, Александр? Хотела бы я посчитать, сколько женщин было у него за девять месяцев — и это помимо леди Мелинды.
Мне стал вспоминаться даже Ле Пикар, но потом я задумалась о вчерашней встрече с Баррасом, и граф вылетел у меня из головы. Следовало подумать, где взять недостающие сто двадцать тысяч. Директор высказался недвусмысленно: я даю деньги, он устраивает дело с амнистией. Стало быть, все сейчас зависит только от меня. Надо продать что-нибудь. Например, несколько камней… Правда, я должна признать, что моя коллекция драгоценностей — тех, что я привезла в Париж, — уже изрядно оскудела.
Я выскочила из кареты, не дожидаясь помощи кучера, и побежала к дому. Мне не терпелось поскорее устроить ревизию своим камням. На ходу развязывая ленты шляпы, я шла через вестибюль к лестнице.
— Сюзанна! — Этот голос остановил меня.
Я обернулась и увидела в дверях гостиной Поля Алэна.
7
Честно говоря, в первый момент сердце у меня ушло в пятки, так, будто я была поймана на чем-то нехорошем. Возвращаясь домой, я меньше всего ожидала увидеть здесь своего деверя. И нельзя было сказать, что меня так уж обрадовала эта встреча. Но, преодолев минутное замешательство, я с улыбкой направилась к Полю Алэну.
— Вы приехали? Боже мой, я совсем не знала, что вы способны на такие сюрпризы! Давно вы здесь?
— Я прибыл вчера вечером.
— Почему же вы не сообщили о своем приезде заранее? — спросила я, прикидывая, что, раз Поль Алэн явился в Париж еще вчера, значит, он знает, что ночью меня не было дома.
— Это заняло бы слишком много времени.
— А как вы добрались?
— Верхом. На это ушло всего три дня.
— Верхом до самого Парижа? Вы большой оригинал. Что же так подгоняло вас?
Я было уже решила, что Ле Пикар сдержал угрозу, и бледность разлилась по моему лицу.
Лицо Поля Алэна, напротив, ничего не выразило.
— Вы знаете, Сюзанна, что я не люблю ездить в карете.
— И это все?
— И это все.
Помедлив немного, я спросила:
— Надеюсь, в Белых Липах ничего плохого не произошло?
— Там все в порядке, мадам. Я приехал, чтобы увезти вас из Парижа.
— По-вашему, я слишком долго здесь нахожусь?
— Не то чтобы долго. Просто Белые Липы нуждаются в вас. Без вас мне трудно со всем справляться. Я и так выдержал целых шесть месяцев.
Я не сдержала вздоха облегчения. Слава Богу, ничего страшного не произошло. Можно не волноваться.
— Поль Алэн, я сама думаю возвращаться. Вы приехали как раз тогда, когда я надумала собираться к отъезду.
Внимательно глядя на меня, он спросил:
— Могу я узнать, где вы были всю ночь?
— На приеме в Ренси, — сказала я беззаботно. — В поместье Клавьера.
— Что же вы там делали?
— Развлекалась.
— Целую ночь?
— Ренси находится далеко от Парижа. Кроме того, по дороге я задержалась у ювелира.
— Что же вы купили?
— А вот это, — смело сказала я, указывая на брошь, подаренную мне Талейраном.
Наступило молчание. Мы смотрели друг на друга. Вопросы Поля Алэна больше не пугали меня, ибо я нашла бы ответ на любой из них. Конечно, было бы лучше, если бы Поль Алэн приехал в иное время… и не знал бы, что я отсутствовала ночью. Но раз уж так получилось, надо примириться с ситуацией и по возможности исправить ее.
— А что за карета привезла вас, Сюзанна? — спросил он вдруг.
— Ах, так вы и это заметили, — произнесла я чуть раздраженно, ибо эта беседа уже начинала мне не нравиться.
— Ответьте мне.
— Это карета Мориса де Талейрана, моего хорошего знакомого, — сказала я решительно. — Я очень ему обязана.
— Вы? Я это слышу от вас? Вы называете предателя своим хорошим знакомым? Да что вы себе думаете?
— Можно подумать, вы мой опекун, — сказала я чуть насмешливо. — Поль Алэн, прежде чем упрекать меня, вспомните, что мы с вами абсолютно равны. Вы не мой начальник.
