Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Расплата за прошлое
Эрмин побледнела. Ее замешательство и мелькнувшая в глазах паника не укрылись от мужа. Вид у нее был виноватый. Тошан схватил ее за плечи и встряхнул.
— Ты знаешь, кто это? — требовательно спросил он. — Овид Лафлер! Похоже, он тебя обожает, прямо-таки боготворит! Почему ты мне не рассказала о вашей большой дружбе? Этот наглец хвастался, что провел незабываемые моменты с тобой в Маленьком раю.
Эрмин взяла себя в руки. Голос ее звучал твердо.
— Со мной, Мадлен и детьми! Господи, Тошан, у тебя манеры инквизитора. Отпусти меня, ты делаешь мне больно! Да, я не рассказывала тебе в деталях, как жила во время войны, пока ты играл в секретного агента. Но главное ты знаешь: Киону и Акали я спасла только благодаря Овиду Лафлеру. Без него я бы ничего не добилась. Прости меня за откровенность, но этот мужчина сумел нас защитить, меня и детей, тогда как ты даже не удостаивал нас письмами. Он был рядом, когда я отчаянно нуждалась в помощи. Что здесь плохого? Ты оставил меня одну, Тошан, осенью 1939 года, и тебя не волновало, как я буду жить без тебя.
— Ты же знаешь, что это не так! Воевать для меня было делом чести. Но не переводи разговор на другую тему! Почему ты так разволновалась, когда я произнес его имя?
— Я не разволновалась, а просто удивилась! Из-за твоей манеры изложения я не сразу поняла, о ком идет речь. Поначалу я подумала, что об очередном поклоннике. В них у меня недостатка нет. Еще в Париже мне приходилось прятаться от ухаживаний немецкого полковника. Он посылал мне цветы и буквально осаждал мою гримерную. В конце концов, с твоей ревностью тебе следовало жениться на дурнушке!
Пытаясь унять внутреннюю дрожь, Эрмин отстранилась от мужа и сделала несколько шагов по коридору. «Боже, я должна убедить Тошана, что Овид мне безразличен, — подумала она. — Угораздило же их оказаться в одном купе в полупустом поезде…»
Она не без сожаления отметила, что с момента их примирения они старательно избегали рискованных тем, опасаясь нарушить прекрасную гармонию, которую им с таким трудом удалось восстановить. Так, они воздерживались от разговоров о войне, о выпавших на их долю болезненных испытаниях. «Мы были так счастливы вновь обрести друг друга тем августовским вечером 1943 года на берегу Перибонки! После этого нашей единственной заботой было любить друг друга. Я даже рада была зиме, благодаря которой мы оказались отрезанными от всего мира в нашем доме в глубине лесов, вместе с детьми и Мадлен».
Она вздохнула, ощутив легкую ностальгию. «Шарлотта родила свою дочку в конце сентября, почти без проблем, благодаря бабушке Одине и ее волшебным травам. Моя Шарлотта тоже стала мамой, я была так за нее рада! Помнится, я даже прослезилась. Все с удовольствием ухаживали за новорожденной девочкой, а близняшки спорили, чья очередь держать на руках малышку Адель, такую розовую, такую красивую!»
— Эрмин! — позвал Тошан. — Ты просто так от меня не отделаешься. Будь честной до конца: Овид Лафлер питает к тебе не только дружеские чувства.
Он схватил ее за руку, удерживая на месте. Она опустила голову с удрученным видом.
— Нет, Тошан, он просто друг, замечательный друг! — ответила она. — И я не виделась с ним уже четыре года. Не понимаю, что тебя так взбесило. Твоя ревность просто нелепа! Только подумай, из-за чего ты так изводишься? Мы с тобой оба живы и здоровы, а ведь эта страшная война унесла миллионы жизней! Так зачем терзать друг друга? Каждое утро, просыпаясь, я думаю обо всех несчастных, ставших жертвами атомных бомбардировок в Хиросиме и Нагасаки. А если мне удается на время забыть об ужасной судьбе японцев, на смену им приходят евреи, сожженные в концлагерях, миллионы детей, женщин, ни в чем не повинных людей! А ты закипаешь от ярости из-за обычного учителя, который отважился сделать комплимент твоей жене! Тебе должно быть стыдно, Тошан.
Она бросила на него полный отчаяния взгляд, в котором были и грусть, и материнское сострадание. Тошану нестерпимо захотелось ее поцеловать.
— Никакие войны и безумства людей не помешают мне тревожиться о твоей верности, Мин, — достаточно нежно произнес он.
— Но я люблю только тебя, Тошан, тебя одного, — пылко заверила она его. — Пойдем, Констан поспал, когда мы выехали из Квебека, и сейчас он в прекрасной форме. Можешь немного поиграть с ним. Свою сумку заберешь позже. Побудем в семейном кругу!
Тошан сдался, покоренный ее лучезарной улыбкой. Вряд ли он был бы столь снисходителен, если бы мог прочесть мысли супруги. Эрмин испытывала тягостное чувство, будто ей только что удалось избежать чудовищной опасности, будто, падая в пропасть, она чудом уцепилась за ненадежный выступ. Ей казалось, что она до сих пор висит на краю пропасти, и все это из-за мужчины, сумевшего вскружить ей голову пять лет назад.
«Ничего бы не случилось, если бы Тошан не ушел воевать, оставив меня в отчаянии, — пыталась она оправдать себя. — Я только что потеряла своего малыша Виктора, а он просто взял и уехал! Нет ничего удивительного в том, что мне понравилось общество Овида, наши литературные беседы и его любовь ко мне. Да… женщины слабы. Если мужчина предлагает им свое сильное плечо, они не могут отказаться!»
В эту секунду она почувствовала на своем затылке теплую руку Тошана. Он просунул пальцы под тяжелую копну ее светлых волос, удерживая жену на месте. Это неосознанное движение давало ему уверенность в том, что она здесь, рядом с ним, и находится в его власти.
— Мы еще поговорим об этом, — тихо сказал он, прежде чем войти в купе, где Мадлен показывала Констану альбом с картинками.
При виде своего кузена кормилица вздрогнула, но тут же ее лицо озарила улыбка.
— Вот мы все и в сборе! — весело заявила она. — Тошан, только послушай: твой сын умеет говорить «жираф». Я показала ему рисунок животного, и он воскликнул: «Жираф!» Констан, милый мой, где жираф? Покажи папе и маме, какой ты молодец!
Мальчик бросил испуганный взгляд на отца и спрятал лицо на груди молодой индианки. Удрученная, Эрмин погладила его по щеке.
— Констан, солнышко, будь умницей, — ласково сказала она. — Папа вовсе на тебя не сердится! Ну, иди скорее ко мне, поцелуй мамочку!
— Эрмин, перестань обращаться с ним как с младенцем, — вздохнул Тошан. — Сколько раз тебе повторять: он уже большой мальчик!
Все время, пока они жили в Квебеке, характер и поведение их младшего ребенка были постоянным поводом для разногласий.
— Знаешь, в чем проблема? — ответила его жена. — Тебя не было дома, когда трое наших детей были в возрасте Констана. В основном их воспитывала Мадлен. Ты виделся с детьми лишь в хорошие моменты, когда можно было поиграть с ними четверть часа или послушать рассказы об их успехах. А сейчас тебе приходится дни и ночи проводить с двухлетним малышом, и тебе это не нравится.
— Мин права, кузен, — подтвердила Мадлен. — И даже если наш Констан не такой отважный, как Мукки, ты не должен судить его слишком строго. Мне вообще кажется, что городская жизнь плохо на тебя действует: ты стал каким-то нервным.
Сказав это, Мадлен рассмеялась. Тошан согласился, что в Квебеке по большей части ему было скучно.
— Я знаю этот город наизусть. Мое любимое место — это порт. В это время года жизнь там просто кипит.
Эрмин успокоилась. Опасность миновала, по крайней мере, она пыталась себя в этом убедить. Чтобы закрыть тему, она призвала Мадлен в свидетели.
— Представляешь, Тошан ехал в одном купе с Овидом Лафлером, — с улыбкой сказала она. — А мы-то все думали, что с ним сталось, и вот ответ: он тоже возвращается домой.
Индианка спокойно выслушала эту новость. Покачав головой, она ответила:
— Подумать только, Овид Лафлер! Какое совпадение! Я еще не встречала белого человека, настолько преданного нашему народу. Во время войны он привозил мне книги, Тошан. Без него я бы никогда не познала великого счастья, которое подарила мне Акали. Я каждый день благодарю за это Бога, а также молюсь за месье Лафлера. Он заслуживает счастья жениться на какой-нибудь милой девушке из своей деревни.
Красавец метис бросил внимательный взгляд на спокойное лицо своей кузины.
— Вот и выходи за него замуж, Мадлен, — насмешливо сказал он. — Мне это только на руку!
— Почему это? — удивилась она.
— О! Ты не догадываешься? Как обычно, мой муж устроил сцену ревности, так как этот несчастный Овид хорошо обо мне отзывался, — шутливым тоном воскликнула Эрмин. — А в чем моя вина?
— Тошан, у нашего Соловья много поклонников в Квебеке, по всей Канаде и в других странах, — заметила Мадлен. — Те, кто слышал ее пение, не могут ее забыть. Кузен, тебе не о чем беспокоиться, я знаю, как сильно любит тебя твоя жена!
Успокоенный, Тошан привлек к себе Эрмин. Она положила голову ему на плечо, ласковая и кроткая. Констан некоторое время смотрел на них, затем выскользнул из рук индианки и принялся карабкаться на колени к отцу.
