Генри Вуд - Замок Ист-Линн
«Все знает», «понимает больше, чем положено ребенку», — говорят о таких пожилые, опытные женщины, посмотрев на них, и добавляют: «Этот — не жилец».
— Ты не хотел бы спать в моей комнате? — спросила леди Изабель.
— Не знаю. А зачем мне спать у Вас?
— Я могла бы ухаживать за тобой, подавать тебе желе и вообще все, что потребуется, если ты начнешь кашлять. Я буду любить тебя, как любила бы твоя мама.
— Мама не любила нас, — воскликнул он. — Иначе бы она не бросила нас.
— Нет, любила, — закричала Люси почти сердито. — Об этом рассказывает Джойс, да и я сама помню. Она не виновата, что ее украли.
— Успокойся, Люси. Девчонки ничего не понимают. Мама…
— Дитя, — вмешалась леди Изабель, глаза которой наполнились слезами, — ваша мама любила вас всем сердцем, любила так, как ей уже никого не полюбить.
— Откуда Вам знать это, мадам Вин? — продолжал упорствовать Уильям. — Вас ведь не было здесь, и маму Вы не знали.
— Я уверена, что она должна была любить Вас, — только и осмелилась сказать мадам Вин. — Я не пробыла здесь и дня, а уже полюбила вас. Я уже очень-очень люблю вас.
Говоря это, она прижалась горячими губами к его щеке и оросила ее слезами, помимо воли бедняжки обильно хлынувшими из глаз.
— Почему Вы плачете? — спросил Уильям.
— Однажды, — тихо ответила она, — я потеряла родного маленького мальчика, такого же, как ты, и я так рада, что ты можешь заменить его. С тех самых пор мне некого любить.
— Как его звали? — воскликнул любопытный Уильям.
— Уильям.
Едва это имя сорвалось с ее губ, как она горько пожалела о сказанном.
— Уильям Вин, — задумчиво проговорил мальчик. — Он говорил по-французски или по-английски? Его папа был французом, не так ли?
— Он говорил по-английски. Однако же, ты не допил свой чай, — добавила она, чувствуя, что вопросы становятся опасными.
Надобно заметить, что у Барбары вошло в привычку, когда они были дома с мистером Карлайлом, оставлять его во время десерта и подниматься на несколько минут к своему малышу, прежде чем спуститься в гостиную. Спускаясь по лестнице в этот вечер, она увидела Люси, которая выглянула из серой гостиной.
— Нам можно войти, мама?
— Да. Попросим мадам Вин помузицировать.
Мадам Вин, когда уже не смела более медлить, подошла наконец к двери гостиной — в самый неподходящий момент, так как едва не столкнулась с мистером Карлайлом, шедшим из столовой. Увидев его, она задержалась; сначала она хотела даже незаметно удалиться, однако он оглянулся, как будто поджидал ее. Люси к этому времени уже вошла в гостиную.
— Мадам Вин, — начал он, понизив голос и придерживая дверь за ручку, — у Вас большой опыт по части детских болезней?
Она хотела ответить «Нет», ибо ее дети, пока она была с ними, отличались завидным здоровьем, однако же припомнила, что якобы потеряла четверых детей, и должна отвечать соответственно.
— Не то чтобы очень большой, сэр, но некоторый имеется.
— Не кажется ли Вам, что у Уильяма какой-то нехороший кашель?
— Думаю, он нуждается в уходе и постоянном наблюдении, особенно в ночное время. Мне хотелось бы, чтобы он спал в моей комнате, — добавила она, повинуясь внезапному порыву, дрожа всем телом. — Его кроватка легко поместится в моей комнате, и я буду ухаживать за ним, сэр, как… как… лучше, чем это сделал бы кто-либо из слуг.
— Ни за что, — с теплотой ответил м-р Карлайл. — Мы ни за что не причиним Вам таких хлопот. Он не болен и не нуждается в ночной сиделке, а если бы нуждался, мы могли бы положиться на наших слуг.
— Я так люблю детей! — осмелилась настаивать она. — Он мне уже очень полюбился, и я бы хотела денно и нощно заботиться о его здоровье. Для меня это будет удовольствием.
— Вы очень добры. Однако я уверен, что миссис Карлайл и слышать об этом не захочет. Это будет слишком обременительно для Вас.
Он сказал это достаточно решительно, после чего открыл дверь, пропуская ее в гостиную.
Более всего она боялась петь. Во время пения она не шепелявила, а потому опасалась, что ее голос или интонации могут узнать. Она решила не петь ни единой из песен, исполнявшихся в этом доме, более того — и другие исполнять лишь в половину диапазона своего голоса. Она помнила, в какое восхищение когда-то приводило мужа ее пение. Теперь для него пела Барбара.
Впрочем, в этот вечер она получила передышку. Прошло лишь несколько минут с ее появления в гостиной, когда вошел кто-то из слуг и сообщил о приезде судьи Хэйра, который вступил в комнату важной походкой, гордо неся на голове безупречно уложенный парик. При нем петь не имело смысла, ибо даже самая чудесная мелодия ничего не значила для него. М-р Карлайл и Барбара встали, чтобы поздороваться с ним.
— Ах, папа, как я рада видеть тебя! Ты нечасто бываешь у нас вечером. Садись в кресло. Познакомься: мадам Вин, — добавила она, когда судья проходил мимо гувернантки.
— Как поживаете, мадемуазель? Я нон парле Фронгсе, — сказал судья с таким видом, словно его так и подмывало добавить: «И слава Богу!».
Мадам Вин не смогла сдержать улыбки.
— В этом нет необходимости, сэр. Я англичанка, а не француженка.
— Прошу прощенья, — сказал судья. — Мне сказали, сюда приезжает некая французская мадам. К тому же, Вы и выглядите по-французски, — добавил он, разглядывая ее зеленые очки и бесформенное платье.
— Я не принял бы Вас за англичанку, если бы Вы сами не сказали этого мне. Однако же, я рад этому известию. От французских гувернанток добра ждать не приходится. Я всегда говорил: держитесь от них подальше.
— Вы так полагаете? — спросила леди Изабель.
— Уж я-то знаю, — безапелляционно заметил г-н судья. — Когда наши девочки, Анна и Барбара, были маленькими, моей жене приспичило завести французскую гувернантку. Я с подозрением отнесся к этой идее. «Она превратит нас всех в католиков, — так прямо и заявил я, — и станет требовать лягушек на обед. «Однако миссис Хэйр вообразила, как и все прочие, что девочки должны выучить французский, и я дал согласие. Она пробыла у нас два года и несколько месяцев, а затем…
— Затем что, сэр?
— Ну, это разговор не для гостиной. В то время у нас почти постоянно жил мой брат, бывший капитан первого ранга, вот уже три года как списанный на берег по болезни. И мы… застали их вдвоем. Почти с того самого дня, как французская мадемуазель переступила порог нашего дома, и до того момента, когда я вышвырнул ее, они затеяли интрижку. Миссис Хэйр с тех пор терпеть не может этих двуличных французских гувернанток, а я так и сказал, что поделом ей было! Когда я услышал, что миссис Карлайл наняла французскую мадемуазель для детей, я сказал, что она нуждается в хорошем подзатыльнике.
— Но, папа, я же говорила тебе, что мадам Вин была англичанкой, а не француженкой.
Судья буркнул что-то в ответ и продолжал, обращаясь к мадам Вин.
— Я выложил брату все, что думал о нем. Можно сказать, мы рассорились на всю жизнь, ибо он так и не простил меня. Он вернулся на службу и даже сделал отличную карьеру, рано став адмиралом, однако вскоре умер и оставил все свои деньги Барбаре. Он был упрям, как осел.
— Видишь, папа, к чему ведут ссоры, — шутливо сказала Барбара, однако строгому отцу это показалось дерзостью.
— Ну, теперь Вы в руках Карлайла, а не моих, иначе я сказал бы Вам, мэм, что думаю о подобных речах, — сурово ответил он Барбаре и снова повернулся к мадам Вин.
— Вы, должно быть, тоже видели этих непутевых французских гувернанточек?
— Не слишком часто. Мне с ними не приходилось иметь дела, так как я англичанка.
— Тем лучше для Вас, мадам, — с грубоватой прямотой заявил г-н судья. — Однако же, вполне естественно, что я ошибся. Как было не принять Вас за француженку, если Вас называли на французский манер, да и жили Вы во Франции или же в каком-то заморском курорте на водах. Если бы я поселился во Франции и стал именовать себя «месье», то даже для самого Диккенса было бы простительно принять меня за какую-нибудь французскую лягушку.
Люси захлопала в ладошки и весело рассмеялась.
— Можете, смеяться, мисс Люси, а я скажу Вам, что Вы бы точно превратились в лягушку, а то и во что-нибудь похуже, если бы им удалось сделать из Вас мадемуазель. Если бы у Вашей матери не было в детстве французской гувернантки, она бы никогда… никогда.
— Никогда что? — спросила Люси, во все глаза глядя на судью Хэйра.
— Так не поступила бы. Все. Хватит об этом! Барбара, что за чушь ты втемяшила в голову своей матери?
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, папа. Мы с Арчибальдом хотим, чтобы она погостила у нас, пока ты будешь в Лондоне, если ты говоришь об этом.
— И мы настроены весьма решительно, господин судья, — вставил м-р Карлайл, — даже если для этого нам придется совершить ночное нападение на Гроув и унести ее силой.
