Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Расплата за прошлое
— Это величественное место, грандиозное, предназначенное для искусства! И вся эта позолота, гигантская лестница — настоящий шедевр, и зал, красный с золотом, с монументальной люстрой… Увы! Шла война, мне не давал прохода немецкий полковник, а мой импресарио, бедный Октав, руководил подпольной организацией. О! Я больше не могу, я так устала сегодня…
— Что с вами, Эрмин?
Она согнулась пополам, прижав руки к груди.
— Мне плохо, сердце… Оно бьется слишком быстро! Прошу вас, мне нужен воздух, скорее.
Навалившаяся на нее дурнота была невыносимой. Она была уверена, что умрет прямо сейчас, здесь, в Квебеке, вдали от Тошана и детей.
— Киона! Она не пришла… А должна была бы. Родольф, помогите мне!
Эрмин хотела подняться, но ноги не держали ее. Метцнер подхватил ее как раз вовремя, а она стонала жалобным голосом:
— Мне так плохо… Я сейчас умру!
— Господи, Эрмин! Что с вами стряслось? Идемте, я отвезу вас в больницу, к доктору…
Валь-Жальбер, тот же вечер, тот же часКиона и Луи сидели на крыльце Маленького рая. Они смотрели в небо, усеянное звездами, на луну, словно зацепившуюся за верхушку ели.
— Я так рад, что проведу лето у Эрмин и Тошана, — говорил мальчик. — К тому же мы берем с собой Фебуса и Базиля.
— Да, будем вдвоем ездить на прогулки. Хотя немного жаль, что в своем возрасте ты вынужден садиться на пони. Тебе ведь уже тринадцать лет.
— Папа ни за что не купит вторую лошадь для меня! Лучше одолжи мне Фебуса, а себе возьми Базиля. Ты меньше меня.
— Разумеется, ты растешь с каждым днем. Но я не дам тебе своего коня, нет. Во-первых, я старше тебя.
— Всего на четыре месяца! — насмешливо сказал Луи.
Киона задумчиво поднесла руку к амулетам, с которыми больше не расставалась, даже когда мылась. Это вызывало недовольство у Лоры, которая утверждала, что эти странные штуки из кожи и перьев издают неприятный запах.
— Мне не терпится снова увидеть Лоранс и Нутту, — наконец произнесла девочка. — Мукки счастливчик — он уже там.
— Да, он сел на корабль сам, потому что уже взрослый.
Луи изобразил писклявые интонации своей матери. Киона прыснула со смеху. Из дома до них доносились гитарные аккорды и приглашенный звук разговора. Мартен Клутье вернулся в Валь-Жальбер, на этот раз со своей супругой. Лора и Жослин пригласили их на ужин, и теперь они о чем-то тихо беседовали.
— Наверное, они разговаривают на взрослые темы и нам это слышать не полагается, — заметила девочка. — А месье Клутье нарочно перебирает струны.
— А я знаю! — ответил Луи, коснувшись губами уха Кионы. — Иветта Лапуант изменила Онезиму. Сегодня утром он говорил об этом с булочником, доставляющим хлеб. Похоже, Онезим даже ударил ее — у нее синяк под глазом.
Киона поморщилась, затем ущипнула паренька.
— Я не люблю сплетни. И папа тебе уже говорил, чтобы ты не повторял все подряд.
— К счастью, ты не видела подробностей свидания Иветты с любовником! — засмеялся мальчик. — Хотя могла бы вовремя предупредить Онезима. Мне больше нравилось, когда у тебя были видения и ты угадывала все заранее.
Она снова его ущипнула, на этот раз сильнее. Луи вскочил, не сдержав крика ярости. На шум вышла Лора.
— Дети, не ссорьтесь. Идите лучше поздоровайтесь с Мартеном и Жоанной. И вам пора в постель. Без возражений! Завтра начнем собирать ваши вещи для каникул. Эрмин будет здесь во вторник, самое позднее в среду.
— Хорошо, мама, — ответил Луи.
Он вел себя смирно в присутствии родителей из страха, что его накажут и не отпустят на все лето с Кионой и Эрмин.
— А тебя, Киона, ждет небольшая стирка — твоего нижнего белья и зеленого платья.
— Ладно, Лора, сделаю.
— И прошу тебя, помой свои ужасные амулеты! Всякий раз, когда я тебя целую, мне становится дурно от этого запаха.
— Это косточки совы, зубы медведя и иглы дикобраза! — со смехом воскликнула Киона.
Лора, пребывающая в превосходном расположении духа, тоже рассмеялась. Сейчас ничто не могло испортить ей настроения. Никто еще не знал, что она снова взялась за старое и купила акции. Это влетело ей в копеечку, но она не смогла устоять перед искушением. Деньги от неожиданно выгодной продажи квартиры в Квебеке, благодаря щедрости Метцнера, пришлись как нельзя кстати — теперь можно было попытаться вернуть потерянное состояние. И она оказалась права, поскольку некоторые сделки принесли ей неплохую прибыль. Она уже планировала новые инвестиции, ничего не говоря Жослину, полная решимости выиграть еще больше.
Лора вернулась к гостям, подталкивая перед собой Луи и Киону.
— Добрый вечер, дети, — сказал историк. — Вы что там, ссорились?
— Нет, мы играли, месье Мартен, — заверил его Луи.
— Ну что, небольшую песенку в тему, чтобы пожелать вам доброй ночи?
С широкой улыбкой и приветливым взглядом он запел:
Это всего лишь «до свидания», друзья мои,
Всего лишь «до свидания»!
Да, мы увидимся опять, друзья мои,
Это всего лишь «до свидания».
Это рассмешило Жослина и супругу Мартена, которая ласково добавила:
— Занятный способ отправить детей спать.
Но Киона бросилась к своему отцу. Она выглядела встревоженной. Этот отрывок из песни почему-то взволновал ее.
— У меня заболело сердце, папа. Это так грустно, очень грустно! Я не хочу, чтобы все опять вернулось… Мне страшно!
Она поднесла к губам медальон колдуньи Альетты, своей прародительницы из Пуатье, и сделала то же самое с амулетами.
— Тебе опять плохо? — обеспокоенно спросил Жослин.
— Такое ощущение, что да! Скажи, папа, Мин когда-нибудь пела зло?
— Да, довольно часто.
Киона, дрожа всем телом, прислушивалась к себе, пытаясь уловить малейший признак, который возвестил бы о приближающемся видении. Мартен растерянно отложил гитару. Лора взяла анисовую конфетку и сунула ее девочке.
— Сладкое пойдет тебе на пользу. Ты просто устала, Киона. Поднялась в шесть утра, весь день бегала по поселку, навестила беднягу Жозефа… Тебе давно уже пора спать. Зря я отпустила вас на улицу.
— Все закончилось, — сообщила Киона. — Да, мне уже лучше.
— Поднимайся к себе, милая! — сказал Жослин, все еще обеспокоенный. — Я тебя провожу.
В комнате он взбил подушку и включил лампу на прикроватной тумбочке.
— Я погашу свет, когда буду выходить. Что с тобой случилось, родная?
— Не знаю, папа. Это все из-за песни. У меня так сильно заболело сердце…
— Лора права, тебе нужно отдохнуть. Спокойной ночи, доченька.
Оставшись одна, Киона подошла к окну, уткнувшись носом в москитную сетку. Она посмотрела на луну, которая уже покинула верхушку ели. «Я могла бы снять свои амулеты на несколько минут… Или на одну маленькую минуточку, — сказала она себе. — Нет, лучше я их оставлю. Теперь я нормальная. И больше не хочу видеть ни будущего, ни прошлого, ни настоящего».
Мэн, четыре часа спустяРодольф Метцнер свернул на узкую дорогу, что заставило его замедлить ход. Его ладони на руле, обтянутом кожей, были влажными. Он вел машину уже почти три часа, все это время пребывая в состоянии лихорадочного возбуждения, которое ему редко доводилось испытывать. Он то и дело бросал взгляд в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что Эрмин здесь, в его машине, укутанная пледом, и что она все еще спит. Обратное его удивило бы, поскольку он подсыпал ей сильную дозу снотворного: это были таблетки, которые он принимал в течение нескольких лет, чтобы справиться с хронической бессонницей.
«Спи, моя прекрасная богиня, мы скоро будем на месте. Больше никто не причинит тебе зла. Господи, я думал, что убил тебя, тебя, которую обожаю, боготворю!» — думал он.
Из многочисленных фантастических и неосуществимых планов по удержанию Эрмин швейцарец выбрал самый радикальный. Охваченный паникой при мысли о неотвратимости ее отъезда, он одурманил молодую женщину снотворным. «Тебе следовало принять мое предложение и поехать со мной добровольно. Ты не оставила мне выбора, я не мог тебя потерять».
От этого обращения на «ты», которое он позволял себе только в мыслях, его охватывала сладострастная дрожь. Таким образом он присваивал себе Эрмин, делал ее своей при помощи этого интимного слова, позволительного лишь для любовников и родных людей.
— Потерпи! Отныне я буду заботиться о тебе и защищать, — тихо добавил он.
Звук собственного голоса заставил его вздрогнуть. Он был на грани нервного срыва от пережитой паники. Ни на секунду он не предполагал, что его любимая Эрмин может пострадать, что ее сердце с трудом выдержит смесь алкоголя и таблеток на основе опиума, которыми он пользовался. Его организм к ним давно привык, в отличие от организма молодой певицы. Дрожа от страха, заливаясь слезами, он уложил ее на диване, чтобы пощупать пульс и прислушаться к дыханию. Убедившись, что ей ничего не угрожает, он позвонил в «Шато Фронтенак» и попросил горничную собрать чемодан Эрмин Дельбо и отнести его к стойке регистрации.
