Мор Йокаи - Золотой человек
Неутихающие волны Балатона бились о края полыньи. Меланхолическое озеро зачастую начинает бушевать даже в полный штиль, а когда поверхность его скована льдом, бушует в зеркале полыньи.
Тимар склонился над волною, чтобы поцеловать ее, как целуют мать, отправляясь в дальнюю дорогу, как целуют дуло ружья, прежде чем направить выстрел в висок.
И когда он склонился над водою, прямо перед ним показалась голова человека.
Голова человека, обращенная лицом вверх....
Правый глаз мертвеца был скрыт черной повязкой, другой - налитый кровью, холодно, неподвижно взирал в пустоту; в открытом рту плескалась вода.
Страшный призрак вновь ушел под воду.
Минуты через две, когда в полынье вновь вскипела волна, кошмарное лицо снова всплыло на поверхность, остекленелый глаз словно бы смотрел на Тимара.
И еще раз показалась голова у кромки полыньи, чтобы скрыться навсегда, и лишь мертвая рука с судорожно искривленными пальцами какое-то мгновение торчала из воды.
Тимар, обезумев от ужаса, вскочил с колен. Ему показалось, будто чудовищный призрак манит его за собою.
Волна меж кромок полыньи билась, точно живая.
В вновь раздались вдали загробные органные аккорды, какими внезапно набежавшая ночная буря предваряет свое появление; этот органный гул раскалывается о ледяные плиты, распадается на отдельные голоса: плачут, воют незримые духи; их призрачный хор набирает силу, звучит все громче и громче.
И вновь охвачено все ледяное поле мощным звучанием. Словно у тысяч арф в подледных глубинах вдруг лопнули струны, гул этот, постепенно нарастая, переходит в мощный рокот; словно раскаты гром прокатываются в глубинах озера, басами оттеняя величественную мелодию, подобно гласу Божию грохочет мощная симфония. Ледовая масса содрогается, приходит в движение, и края полыньи вновь смыкаются наглухо.
Сотрясаясь всем телом, Тимар падает ниц на холодный лед.
Кто идет?
Иней превратил ничейный остров в серебристый лес. Затяжные туманы каждую веточку украсили снежным цветком; затем наступили солнечные дни, и иней, чуть подтаяв, покрыл деревья ледяным панцирем, каждую ветку заключил в прозрачный футляр, - теперь весь лес стоял как бы стеклянный. Ветви, отягощенные ледовым убором, клонились к земле, придавая всем деревьям сходство с плакучей ивой, и стоило ветру пробежаться по этому стеклянному лесу, как поднимался звон, словно в хрустальных садах волшебных сказок.
По лужайке, густо покрытой инеем, от дома проложена узкая цепочка следов; она ведет к том месту, где покоится Тереза. Ноэми и Доди ежедневно совершают туда паломничество.
Ходят они туда лишь вдвоем. Третий спутник - Альмира - лежит в доме при последнем издыхании. Пуля повредила жизненно важные органы, и собака должна умереть.
Вечер. Ноэми зажигает светильник, достает прялку с колесом и садится прясть. Доди пристраивается рядом и, прикрепив к колесу соломинку, воображает, будто это ветряная мельница. Альмира лежит в углу и стонет, совсем как человек.
- Мама, - вдруг говорит мальчик, - нагнись, я хочу тебе кое-что сказать, чтобы Альмира не слышала.
- Она же все равно не поймет, сынок.
- Как - не поймет? Ведь она все понимает. Скажи, мама, Альмира умрет?
- Да, милый.
- Кто же нас будет охранять, когда ее не станет?
- Господь бог.
- Он сильный, этот Бог?
- Сильнее всех.
- Даже сильнее папы?
- Он и папе дает силу.
- А тому злому дядьке с завязанным глазом Бог тоже дает силу? Я этого дядьки боюсь. Вдруг он опять придет сюда и захочет увести меня с собой?
- Не бойся, я не позволю тебя забрать.
- А что, если он убьет нас обоих?
- Тогда мы с тобой попадем на небо.
- И Альмира тоже?
- Альмира? Нет.
- А почему?
- Потому что она животное.
- А мой любимый жаворонок?
- Он тоже не попадет на небо.
- Как же ты так говоришь? Ведь он умеет летать, а мы с тобой не умеем.
- Царство небесное, сынок, высоко-высоко; жаворонку туда не долететь.
- Значит, там нет ни животных, ни птиц? Тогда я лучше останусь здесь, с папой и с жаворонком.
- Оставайся, родной, оставайся.
- Если бы папа здесь был тогда, он бы побил того злого человека, ведь правда, мама?
- Злой человек убежал бы от него.
- А когда папа вернется?
- Еще зимой.
- Откуда ты знаешь?
- Он так сказал.
- Все, что папа говорит, - правда? Папа никогда не обманывает?
- Нет, сынок, папа всегда говорит правду.
- Но ведь сейчас уже зима.
- Значит, скоро он к нам придет.
- Ой, только бы Альмира не умерла до тех пор!
Мальчик поднялся и подошел к поскуливающей собаке.
- Альмира, милая, не умирай, не покидай нас! В царство небесное тебя с нами не пустят, нам только здесь можно быть вместе. Оставайся с нами. Летом я тебе построю из орехового дерева такой же красивый дом, какой папа нам выстроил. Я буду делиться с тобою самой вкусной едой. Положи голову мне на колени и смотри мне в глаза. Не бойся, я больше не впущу сюда того злого человека, он больше н посмеет стрелять в тебя. Как услышу, что он идет, сразу привяжу ручку двери веревкой. Он просунет в дверь руку, а я как стукну своим топориком. Не бойся, Альмира, я обороню тебя от него.
Умное животное, подняв свои выразительные глаза, смотрит на ребенка, тихонько колотя хвостом по полу. Альмира тяжело вздохнула, словно и в самом деле поняла все, что ей говорили.
Ноэми, опустив пряжу на колени, оперлась о ладонь подбородком и задумчиво следила за язычком пламени.
Тодор Кристян, уходя отсюда, в сердцах крикнул под окном: "Я еще вернусь и тогда расскажу тебе, что это за человек, которого ты любишь!".
Уже одно только обещание вернуться само по себе достаточная угроза; но что означают слова: "расскажу тебе, что это за человек"?
Кто же он, Михай? Может ли быть он иным, чем кажется? Что может рассказать о нем этот чудовищный призрак, явившийся с другого конца земли? Ах, отчего Михай ее не послушался! Надо было сделать так, как она говорила: "Лучше бы нас разделяли три фута земли!".
Ноэми не робкого десятка. Она выроста в суровых условиях и приучена полагаться на собственные силы. Нервы ее не испорчены баловством - неизбежным уделом городских детей. Олоферну и Сисаре следовало бы знать, что оружие в руках женщины опасно!
Волчица сумеет защитить свое логово от собак - у нее есть когти и зубы.
Ноэми после того ужасного столкновения всегда носит под шалью на груди остро наточенный нож Михая.
Дверь она загораживает на ночь толстой жердиной и привязывает скобу веревкой к дверной стойке.
Теперь все зависит от того, как судьба распорядится.
Если раньше прибудет Михай - быть ей счастливой, и душа ее будет спасена, если же первым явится тот чудовищный призрак - быть ей убийцей и обречь свою душу на вечные муки!
- Альмира, что же ты так стонешь?
Несчастная собака с мучительным трудом отрывает голову с колен ребенка и, вытянув шею, принюхивается. Она беспокойно скулит, повизгивает, скребет когтями пол. Из ее горла вырывается лишь глухой хрип, и не понять, что он означает: радость или злобу?
Животное чует человека.
Кто же сюда идет? Добрый человек или злой? Что у него на уме: даровать им жизнь или лишить ее?
Снаружи в ночной тиши отчетливо слышны шаги. Кто-то, хрустко приминая заиндевелую траву, идет к дому.
Из груди Альмиры вырывается мучительный хрип; она пытается подняться на ноги, но падает снова; хочет подать голос и не может. Ноэми, вскочив на ноги, прячет правую руку под шаль и сжимает рукоятку ножа.
Кто там идет?
Настороженно прислушиваются все трое: Ноэми, Доди и собака.
Теперь шаги совсем близко, и все трое узнают человека по походке. "Папа!" - с радостным смехом восклицает Доди. Ноэми острым ножом поспешно перерезает веревку на двери, а Альмира, привстав на передние лапы, все же ухитряется в последний раз приветственно взлаять.
В следующее мгновение все трое сплетают объятия: Михай, Ноэми и Доди.
Альмира из последних сил подползает к любимому хозяину, поднимает голову, чтобы лизнуть его руку, и падает бездыханной.
- Ты не покинешь нас больше? - робко спрашивает Ноэми.
- Не оставляй нас больше! - молит маленький Доди.
Михай прижимает к груди их обоих, и слезы его катятся неудержимо, орошая дорогие лица.
- Никогда... никогда... никогда!
Мертвец.
В тот год лишь последние дни марта положили конец суровому засилью зимы. Теплый, южный ветерок, призвав на помощь дождь, взрыхлил ледяной покров Балатона, а подоспевший на смену порывистый серверный ветер, взломав лед, нагромоздил торосы вдоль шомодьского побережья.
Средь тающих льдин рыбками обнаружили чей-то труп.
Тело основательно подверглось разложению, черты лица стали неузнаваемы, однако установить, кто он таков, удалось со всей определенностью.
То были бренные останки Михая Тимара Леветинцского, который исчез сразу же после той на редкость удачной рыбной ловли, когда поймали царь-рыбу. Дома давно заждались хозяина, и вот теперь он объявился.
