Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Расплата за прошлое
Поезд остановился на въезде в Квебек. Эрмин, проспавшая большую часть поездки, бросила грустный взгляд в окно своего купе. Ей не терпелось выйти из вагона, очутиться в отеле, а главное, скорее уехать обратно. Это было немного абсурдно — ее желание скорее покончить со своими профессиональными обязанностями, чтобы вернуться к Тошану и детям.
«Я уже не помню, когда проводила столько месяцев со своей семьей, на берегу Перибонки, — подумала она. — Почти целый год, с августа по июнь. Боже, как же счастлива я там была!»
Молодая женщина еле сдерживала слезы досады. Со вздохом она достала из сумочки пудреницу и взглянула на свое отражение в зеркальце очаровательной перламутровой коробочки. «Подкрашусь позже. Вечером я ни с кем не встречаюсь, и слава Богу!» — сказала она себе.
Прикрыв глаза, прислонившись головой к спинке сиденья, она попыталась найти утешение в сладостных воспоминаниях об этой прекрасной зиме, проведенной рядом с близкими. Образы мелькали, словно новогодние открытки, припорошенные искусственным инеем. Она снова увидела Лору, катающуюся на коньках по реке с помощью Жослина и Мукки. «Мама не расставалась со своим черным тюрбаном, чтобы скрыть седые волосы. Она такая кокетка! Но очаровательная и забавная! Когда она два раза приземлилась на пятую точку, папа чуть не умер со смеху. Мы чувствовали себя такими счастливыми, собираясь вечерами за столом и делясь друг с другом воспоминаниями. Бабушка Одина тоже изливала душу, рассказывая нам о своем детстве в горах».
Были также долгие прогулки в снегоступах в окружении белоснежного пейзажа. Снег и солнце объединились, чтобы украсить ветви деревьев и кустарников сверкающими гирляндами из льдинок и хрустальной бахромы.
«Как-то утром мы взяли с собой обоих малышей, чтобы покатать их на санках, которые Людвиг смастерил еще в прошлом году. Адель так громко смеялась, когда катилась с горки! А Констан визжал от восторга».
Эрмин подавила вздох. Пока у них гостили родители, у нее появилась возможность увидеть их с новой стороны. Чувствовалось, что они оба привычны к жизни на открытом воздухе, даже зимой. Этот опыт они приобрели более тридцати лет назад, когда бежали из Труа-Ривьер, вручив свою судьбу матушке-природе, порой жестокой, но все же дающей защиту и пропитание.
Проводив гостей и отправив Мукки в коллеж, Тошан вернулся домой в санях, наполненных свежими продуктами. Размещение в доме такого количества народа потребовало новых покупок, которые финансировала Лора, потихоньку начав тратить деньги, вырученные от продажи квартиры на улице Сент-Анн.
«Тошан, любовь моя! О, как бы я хотела, чтобы ты поехал со мной! — с грустью подумала Эрмин. — Если бы ты был здесь, держал меня за руку и я могла бы тебя поцеловать, прижать к своему сердцу!» Еще никогда за всю их семейную жизнь между ними не устанавливалось такого безмятежно-восхитительного согласия. Ни одна ссора не омрачила этих месяцев, проведенных вместе. Разлука от этого была только болезненнее.
Соседка по купе, дама лет шестидесяти в черной шляпе и строгом костюме, повернулась к ней.
— Интересно, поезд когда-нибудь тронется? Мы же не собираемся простоять здесь несколько часов! Меня уже ждут на вокзале. А вас?
— Нет, меня никто не встречает, — вежливо ответила Эрмин. — Наверное, какая-нибудь легкая неисправность на путях. Нужно набраться терпения.
Она снова закрыла глаза, чтобы положить разговору конец. В ее памяти возник образ мужа, обнаженного, во время их последней ночи на берегу Перибонки. Тошан склонился над ней, покрывая поцелуями ее грудь и извиняясь за то, что не сможет поехать с ней в Квебек.
— Мне придется остаться здесь, Мин. Теперь, когда Людвиг и Шарлотта в Германии, я не могу оставить наш дом без присмотра. Тебя не будет всего две недели. Время пролетит быстро. Мы будем ждать тебя здесь, с дочками и Констаном.
Он проводил ее до Роберваля на борту большого белого корабля, переправлявшего пассажиров через озеро.
«Две недели! — повторила про себя молодая женщина. — Я провела два дня в Валь-Жальбере и должна буду переночевать там при возвращении. На этот раз я заберу с собой на каникулы Киону и Луи. Родители воспользуются этим, чтобы отправиться в Труа-Ривьер — нечто вроде паломничества. Папе этого очень хочется. Мукки к тому времени уже прибудет на берег Перибонки. Мой старший сын получил отличные оценки в этом году».
Ее мысли продолжали блуждать: это утешало ее, помогая справиться с одиночеством вдали от всех тех, кого она любила. Ей нравились представлять Шарлотту у ее будущих свекра и свекрови, которым предстояло узнать боевой характер этой красивой брюнетки. Молодая пара уехала в начале мая. Положение Людвига больше не вызывало проблем. Его мать выслала ему свидетельство о рождении, и он смог получить паспорт. Никто не спрашивал его, что он делает в Канаде, и о его побеге из лагеря немецких военнопленных никто не вспоминал.
«Папа сопровождал их до Квебека, где они сели на корабль, отправляющийся в Гавр. Надеюсь, мы скоро получим от них новости. Констан очень грустил без Адели. И теперь мы не увидим, как растет Томас».
Поезд медленно тронулся с места. Наконец он остановился на станции Дю Пале, конечной остановке. Соседка Эрмин проворчала:
— Наконец-то! Движение поездов на этой ветке оставляет желать лучшего, всякий раз возникают какие-то проблемы. Вы не согласны со мной, мадам?
— Согласна. Но все-таки аварии здесь случаются редко.
Это напомнило ей о предыдущем лете, когда последние вагоны состава сошли с рельсов. Именно тогда она познакомилась с Родольфом Метцнером, этим богатым швейцарцем, с которым у нее была назначена встреча на завтра. Мечта Жозефа Маруа и Лоры наконец осуществилась: Эрмин собиралась записать пластинку. Отныне золотой голос Соловья из Валь-Жальбера проникнет во многие квебекские дома и, быть может, даже в другие страны: во Францию или Соединенные Штаты. В Валь-Жальбере ее ожидало письмо от Метцнера, отправленное еще в апреле, в котором лежала копия невероятно выгодного контракта и визитная карточка с номером его телефона.
Выходя из вагона с чемоданом в руке, Эрмин испытывала чувство, хорошо знакомое артистам — страх. Она не знала, как будет проходить эта запись и что именно ей придется петь. Поэтому ей не терпелось закрыться в своем гостиничном номере, поплакать вдоволь и подготовиться к этому новому сложному этапу ее жизни. Одетая в бежевое платье в синий горох и тонкую шерстяную кофту, также синюю, она собрала волосы в пучок, спрятав их под шелковым платком цвета слоновой кости. Это был простой наряд, но он ей очень нравился.
Молодая женщина поспешила пересечь просторный вестибюль, кишащий пассажирами, но вскоре была вынуждена остановиться. Путь ей преградил сияющий Родольф Метцнер с букетом роз в руке. Тут же щелкнула вспышка, поскольку журналист из «Прессы», вооруженный фотоаппаратом, тоже был здесь.
— Моя дорогая Эрмин! — воскликнул Метцнер. — Как я рад снова видеть вас! Информация о вашем приезде будет опубликована в завтрашней утренней газете, равно как и сообщение о том, что вы собираетесь записать две пластинки на семьдесят восемь оборотов в минуту. Я делаю все с размахом. Инвестиции должны приносить доход. Нам следует шагать в ногу со временем и не забывать о рекламе.
Эта короткая речь ее смутила. Эрмин успела забыть особое звучание его голоса, хриплого и глухого. Она также заметила, что он выглядит намного старше, чем в ее воспоминаниях. Все вместе произвело на нее неприятное впечатление. Однако она не подала виду, осознавая необходимость происходящего. Ей пришлось ответить на несколько вопросов под любопытными взглядами окруживших ее зевак.
— Нас ждет такси, — сообщил Метцнер, как только журналист распрощался. — Идемте, я заказал столик в отличном ресторане.
— Мне очень жаль, месье, но я не рассчитывала выходить сегодня вечером, — сухо ответила она. — Я предпочитаю отдохнуть в номере.
— Месье? — разочарованно повторил он. — Эрмин, вы называли меня Родольфом в прошлом году. Ну же, не робейте, я ничуть не изменился. Или я вызываю у вас раздражение?
Молодая женщина вздрогнула, когда он дружеским жестом коснулся ее плеча. Поскольку эта фамильярность вызвала в ней смутный протест, она отступила назад, чтобы высвободиться и взглянуть ему в лицо, что избегала делать до сих пор. Швейцарец выглядел очень изысканно в сером костюме, с белым шарфом, повязанным вокруг шеи. Его светлые с проседью волосы показались ей более длинными. Он по-прежнему был очень привлекательным мужчиной, однако не выдерживал никакого сравнения с Тошаном.
— Прошу вас, мне нужно побыть одной. Все эти часы, проведенные в поезде, расставание с мужем и детьми… У меня нервы на взводе. Мне очень жаль, но я хотела бы провести этот вечер в отеле. Мы увидимся с вами завтра, как и договаривались по телефону.
