Фред Стюарт - Титан
— Как называется крепость? — спросил Рене.
— Крепость Де-Морле. Немчик укатил после завтрака, а вернулся только в половине шестого вечера. Пока был трезвый, напускал на себя секретный вид, но потом, как всегда, напился и разболтал, что нацисты собираются переводить все производство на следующей неделе в Германию.
Рене встревожился:
— Зачем?
— Я думаю, они боятся вторжения союзников во Францию.
— Да, времени у нас в обрез, — обеспокоенно сказал Ги.
— Теперь место точно известно, — сказал Поль. — Надо связаться с Лондоном, и англичане отбомбятся по крепости.
— Слишком рискованно, — ответила Лора. — Немчик говорил, что у них на западном побережье Франции вокруг крепости сконцентрированы очень мощные средства ПВО. Я, конечно, мало что понимаю в этом, но, похоже, они очень высоко ценят эту «тяжелую воду».
Она погасила окурок. Наступила тишина, которую прервал Ник.
— У меня есть план, — спокойно сказал он.
* * *Фридрих фон Штольц, если честно, не любил подписывать приговоры. Просто это, к несчастью, входило в его обязанности. Отчасти он и напивался для того, чтобы позабыть о подписанных им списках, по которым в течение нескольких часов людей ставили к стенке в лагере Форт-де-Винсенн, связывали, закрывали лица черными повязками и отдавали в распоряжение лейтенанта Вернера Герцера. Вино вымывало все это из головы, изгоняло призраки загубленных людей. Фон Штольц был зверь, но даже таких зверей преследуют кошмары. К сожалению, с каждым днем нужно было выпивать все больше, чтобы забыться.
Спустя два дня после встречи Ника, Репе, Поля и Ги с Лорой и Дианой в «Семирамиде», Штольц сидел за своим постоянным столиком в клубе, пил свое любимое «Ля Таш» и наслаждался песней «Веспа в Берлине», которой его ненаглядная Лора открывала новую программу.
Мы прогуляемся под ручку вдоль Унтер-ден-Линден…
На ней было облегающее белое платье из атласа с тонкими тесемками через голые плечи. На заднем плане маршировали полуобнаженные шоу-герлз, помахивая над головами искусственными веточками яблони и вишни. Декорации изображали увитую цветами свастику, над которой порхали две райские птички. Даже сами германские офицеры подсмеивались над такой идиотской идиллией.
Но полупьяный фон Штольц во все глаза смотрел на свою Лору и едва не рыдал. Он вспоминал свою берлинскую юность, которая была чертовски романтична.
Мы поцелуемся в Тиргартене.
И к нам придет любовь весной в Берлине…
Штольц неистово аплодировал и, вытирая влажные глаза, заказал еще бутылку «Ля Таш».
— Боже, как мне понравилось! — орал он спустя полтора часа, рухнув спиной на диван. Они уже приехали к Лоре на пляс Вендом. — Особенно первая песня! «Мы поцелуемся в Тиргартене, — промычал он пьяным голосом, — весной в Берлине…» Ах, куколка, не знаю, что бы я отдал за то, чтобы поцеловать тебя в Тиргартене! Берлин, Берлин, как мне тебя не хватает!..
Лора наполнила его стакан.
— Вполне может так случиться, что негде будет целоваться. Не будет никакого Тиргартена, — сказала она. — И Берлина тоже.
Штольц только отмахнулся.
— Да, они могут бомбить Берлин. Но им его не уничтожить! А после войны фюрер отстроит этот красивый город заново. Там будут широкие проспекты. Даже шире, чем Елисейские поля! Вот увидишь. Обстановка сейчас тяжелая, но фюрер — гений! Союзники скоро устанут. Наступит затишье. Все образуется. Фюрер… — Глаза у него уже слипались, — гений…
Она пристально смотрела на него, держа наготове стакан и бутылку.
— Милый… — прошептала она. Она замерла, прислушиваясь к его тяжелому дыханию. Сегодня в «Максиме» он позволил себе на полбутылки больше обычного, так что нечего было удивляться тому, что он отрубился так быстро.
Не спуская с него глаз, она осторожно поставила бутылку и стакан на стол. Штольц стал похрапывать. Она подошла к нему и расстегнула на груди китель, под которым забелела рубашка. Еще с минуту она ждала, пока он окончательно заснет. Затем Лора на цыпочках прошла в спальню и открыла дверь.
В спальне была Диана в длинной норковой шубе и норковой шляпке. Лора кивнула ей. Диана подошла к шкафу и открыла створки. Оттуда вышел Рене Рено. На нем были кожаная куртка и такая же фуражка. Диана кивнула в сторону Лоры.
— Он спит, — шепнула та.
Впрочем, можно было этого и не говорить: храп Штольца разносился по всей квартире.
Все трое вышли в гостиную. Рене достал из кармана куртки револьвер и навернул на его дуло глушитель. Женщины завороженно смотрели на него. Рене подошел к дивану, на котором храпел Штольц, и прицелился генералу в сердце. Между кончиком глушителя и сорочкой Штольца было не более дюйма.
— Да здравствует Франция, — негромко произнес он по-французски и нажал на спусковой крючок. Тело Штольца дернулось, и храп прекратился.
— Полотенце, — приказал Рене.
Лора, которая во время исполнения приговора зажмурилась, теперь поспешила на кухню. На ней лица не было. Она вернулась с посудным полотенцем, которое кинула Рене. Тот запихнул его под сорочку генерала, заткнув пулевую рану.
— Теперь полчаса будем ждать, — сказал он, снимая с револьвера глушитель. — Не возражаете, если я допью его вино? Хорошее бургундское. Жаль будет, если пропадет.
Лора молча кивнула. Диана подошла к дивану и уставилась на труп генерала.
— Теперь мне понятно выражение: «мертвецки пьян», — проговорила она.
Рене, глядя на труп, поднял стакан с вином в вытянутой руке.
— В эту самую минуту Штольц, должно быть, уже начал приятную беседу с сотнями тех, кого он послал на смерть. За вас, господин генерал, жирный боров!
Лора бросилась в ванную. Ее рвало.
Спустя полчаса Лора в своем русском соболе и Диана в норке вытащили труп генерала, — его руки были закинуты им за плечи — из раскрытых дверей дома на пляс Вендом. У подъезда, как обычно, был припаркован служебный «мерседес» Штольца с маленькими черно-красно-белыми флажками со свастикой на передних крыльях. Шел легкий снежок. Рейнхард, личный шофер Штольца, храпел на переднем сиденье, как и предсказывала Лора. Еще в квартире на Штольце застегнули китель, а когда Рено поднял труп с дивана, на него надели его кожаный плащ с меховым воротником и форменную генеральскую фуражку. Лоре становилось дурно при одной мысли о том, что ей придется касаться мертвого тела, но она переборола себя. Что касается Дианы, то во время своего пребывания в Турции она всякого навидалась, и ей было все равно. Женщины протащили тело вниз по лестнице, затем вышли из подъезда под снег и поволокли его к ожидавшей машине. Лора распахнула заднюю дверцу, и они запихнули генерала в самый угол, придав ему по возможности вертикальное положение.
— Рейнхард, проснитесь! — проговорила Лора, постучав в стеклянную перегородку, которая разделяла передние и задние сиденья.
— Фрейлейн! Простите, я немножко вздремнул.
— Ничего. Генералу только что позвонили. Ему необходимо безотлагательно прибыть в крепость Де-Морле. Аэродромы закрыты из-за непогоды, поэтому придется ехать на машине. У вас достаточно горючего?
Рейнхард глянул на генерала, развалившегося на заднем сиденье. Диана сидела рядом и подпирала его.
— Да.
— Тогда поехали. Как видите, сегодня генерал выпил лишнего. Поэтому мы с подругой поедем тоже и будем заботиться о нем.
— Да, фрейлейн. Вы позвали бы меня наверх помочь.
— Да ничего. Сколько времени займет у нас поездка до Бретани?
— Пять-шесть часов…
— Хорошо, едем. Дело срочное.
Она села с противоположной от Дианы стороны. Шофер завел машину. Лора задвинула стеклянную перегородку. Включились фары, свет которых был приглушен светомаскировочными щитками, и «мерседес» тронулся с места.
— Пока все нормально, — шепнула Лора.
Диана, у которой в сумочке было три чека на общую сумму в семь миллионов франков — вся ее наличность, — кивнула. Она наклонилась и чуть поправила правую руку Штольца.
— Он начинает коченеть, — шепнула она.
Лора поежилась и стала смотреть в окно.
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
Осужденный № 50143 в сопровождении охранника прошел в комнату свиданий льюисбургской федеральной тюрьмы, где ему показали на третью от конца кабину. Честер Хилл опустился на деревянный стул и посмотрел сквозь зарешеченное окно на красивую женщину. На ней были черное платье и изящная черная шляпка с вуалью.
— У вас есть десять минут, — бросил охранник и вернулся на свой пост у стальной двери.
— Ты принесла фотографии? — спросил Честер. За три года пребывания в тюрьме он похудел на пятнадцать фунтов.
— Да, я отдала охране, — ответила его бывшая жена Сильвия. Она развелась с ним спустя месяц после суда.
