Мэри Портман - Импровизация
— Теперь моя очередь.
Внезапно Долли занервничала и пригладила непокорные волосы сначала с одного боку, а потом с другого.
— Спрашивайте.
— Нет ли в вас склонности к эксгибиционизму? Вопрос из моего перечня.
Глядя на Алекса, Долли испытывала странное чувство — как будто он слегка приподнял ее подбородок и повернул лицом к себе.
— А что вы сами об этом думаете?
У Алекса напряглось лицо, а на виске запульсировала какая-то жилка. Он снова посмотрел на валик просторного дивана.
— Ах это! — Долли небрежно рассмеялась, стараясь не обращать внимания на покалывание в груди. Казалось, что там завертелось колесо рулетки. — Вообще-то у меня нет привычки демонстрировать свое белье.
— Но при случае могли бы?
— Выйти на помост? — Неужели ей действительно хватило бы на это дерзости? И тут Долли насмешливо улыбнулась. Чопорный консерватор… — Могла бы.
— Прямо сейчас?
— Сейчас? — Она беспомощно посмотрела на белье. — Вы хотите, чтобы я?..
Он показал подбородком на лифчик, который лежал сверху.
— Вот этот. Наденьте его.
Как, самый новый? Из набивной ткани? У нее есть черный кружевной, серебряный парчовый, в полоску, шелковый и атласный. А он предпочел «Тинкербелл»?
У Алекса слегка приподнялся уголок рта.
— Надевайте.
Долли почувствовала себя выбитой из колеи. Игра начинает принимать странный оборот. Но разве не этого она хотела? Проверить, к чему это приведет? Кроме того, можно надеть лифчик так, что ничего не будет видно.
Слегка успокоившись, она встала, надела лифчик на талию и застегнула его на единственный задний крючок. При этом лямки и чашки свесились на ее живот. Потом вынула руки из рукавов, просунула их под просторную футболку и натянула лямки на плечи.
В ходе этой операции полностью оголился живот, однако она сумела надеть лифчик без особого труда. Осталось самое легкое: согнуть сначала одну руку, потом вторую, просунуть их в рукава майки — и готово!
Он и глазом не моргнул. Даже не пошевелился. Не стиснул ручки кресла, не дернул щекой и не сделал ни единого жеста, который говорил бы о том, что этот человек борется со сладострастием. Впрочем, почему она решила, что Алексу есть с чем бороться?
Стоп. Минутку… Ей самой было с чем бороться. Но она думает как… мужчина, а не как женщина, знающая, что размер бюста здесь ни при чем.
Молоко наливают в огромные цистерны и в крошечные пакетики, но от этого оно не перестает быть молоком. Величина банана, лежащего в кармане мужских брюк, не имеет значения. Куда важнее то, как мужчина снимает с него кожуру.
Пора снять шоры с глаз Алекса.
Долли подходила все ближе к креслу, пока не уперлась в него. Потом согнула ногу, поставила колено на кресло и через секунду оказалась сидящей на Алексе верхом.
После этого она поднесла грудь в «Тинкербелле» к глазам Алекса; правда, некоторые наиболее пикантные подробности были скрыты майкой.
— Что-нибудь еще?
— Ну, раз уж вы упомянули об этом… — протянул он. Теперь его голос звучал хрипловато, но взгляд оставался прямым. Выражение лица Алекса говорило о его намерениях так же красноречиво, как и проснувшийся пах. — Вы могли бы снять майку?
Долли знала, что должна продолжить сопротивление. Но она размякла, стала податливой и представляла собой легкую добычу. К тому же ей уже несколько часов хотелось ощутить прикосновение его рук.
— Сначала вы… Снимите галстук.
Он колебался тысячную долю секунды. Потом развязал узел и вытянул из-под воротника тонкую полоску шелка. Принимая галстук, Долли схватила его за левую руку и быстро связала ему запястья.
Он невозмутимо наблюдал за ее работой.
— Любите связывать мужчин? Это та самая маленькая грязная тайна, которой вы никогда не делились даже с лучшей подругой? Та самая, которую я должен был узнать и отметить в своем перечне?
Долли плотно сжала губы. Ей хотелось выпалить, что он уже переступил край, нарушил правила игры и сообщил сопернику то, что должен был хранить в тайне.
Вместо этого она затягивала узел за узлом, окончательно превратив в тряпку изделие модного дизайнера, наверняка стоившее целое состояние.
— Вы уже закончили? — осведомился он, когда от концов изящного шелкового галстука осталось всего несколько сантиметров.
Весьма довольная как плодами своих трудов, так и ходом игры в «Мусорщика», Долли опустила связанные руки Алекса на его колени.
— Теперь я знаю, что вы не распустите рук.
То, что она отдала бы полжизни за прикосновение этих рук ко всем частям ее тела, значения не имеет. Имеет значение то… то… Увы, Долли знает только одно: ей хочется раздеться самой и раздеть Алекса Кэррингтона.
— Долли…
Негромкий голос Алекса заставил ее подозрительно поднять глаза.
— Что, Алекс?
— Я передумал. Можете не снимать майку.
Ах он передумал? Решил, что там не на что смотреть, так? Нет, не так. Долли решительно взялась за подол майки и только тут поняла, чего он добивается.
— Хитрая змея! «Осла тяни за хвост, тогда вперед он побежит ретиво»? Черта с два! Ничего не выйдет, господин советник!
— Я не прибегаю к хитростям, чтобы добиться своего. Просто спрашиваю то, что хочу знать, — добавил он, увидев колебание на ее лице.
— Ой ли? — Похоже, он очень близок к тому, чтобы узнать ее тайные слабости. — Тогда к чему все эти капризы? Снимай, не снимай! Нет, вы пытаетесь перехитрить меня и поставить галочку в своем перечне!
Алекс пожал плечами.
— Мужское воображение — великая сила. Оно может сказать очень многое.
— Мне всегда казалось, что мужчины прилетели с Марса. Что вы предпочитаете полагаться на свое зрение, а не на воображение.
Алекс приподнял очки, а потом опустил их на прежнее место.
— Я полагаюсь на свое зрение.
— Серьезно?
— Серьезно. И не буду останавливать вас, если вы решитесь снять майку.
Теперь Долли сражалась не только с собственными гормонами, но и с растерянностью. Неужели он действительно желает ее? Или это ей только кажется?
— Пожалуй, я все-таки оставлю ее. — Ответ прозвучал чрезвычайно двусмысленно.
— Вот и хорошо. Потому что так будет гораздо забавнее. — Алекс закинул связанные руки ей на шею и заставил сидеть смирно. Его зеленые глаза полыхали. Уголок рта слегка приподнялся. Потом он наклонился и лизнул ее сосок.
О Боже! Все другие слова вылетели у нее из головы. Она могла только стонать и охать. Губы Алекса сосали ее грудь, и вскоре майка и лифчик Долли промокли насквозь. Так же, как ее трусики. Низ живота свело сладкой болью. Под ложечкой возник холодок.
Он прихватывал нежный сосок губами, покусывал его и сосал до тех пор, пока на хлопке, нейлоне и коже не появились влажные круги. А потом настала очередь ложбинки между грудями.
Пальцы Долли впились в его бедра; она боялась, что потянется к пуговицам его крахмальной белой рубашки, к подолу собственной майки, к затылку Алекса, чтобы управлять его движениями, или к другому месту, чтобы узнать, какое оно на ощупь.
Зачем ей вообще эта дурацкая одежда? Почему бы им не раздеться и не лечь в постель?
О’кей. Этому безумию нужно положить конец. Она положила руку на грудь Алекса и оттолкнула его. Его глаза никогда не были такими яркими. Влажные губы заалели от трения о ткань.
Долли открыла рот, собираясь что-то сказать, но улыбка Алекса заставила ее потерять дар речи. Это была озорная, дьявольская, нахальная улыбка мальчишки, которого застали в тот момент, когда он засунул руку в сахарницу. Или прильнул губами к ложбинке между грудями незнакомой женщины.
У нее перехватило дыхание.
— Алекс… Что мы делаем?
— Кажется, это называется «вскармливание грудью».
Долли дала ему подзатыльник.
— Фраза в стиле доктора Спока. Правда, я его никогда не читала… Эй, а что делают эти руки? И когда они успели освободиться?
— Вот это. — Одна ладонь Алекса обхватила ее затылок. — И это. — Вторая ладонь легла на ложбинку между грудями, еще влажную от прикосновения его губ.
Долли понимала, что Алекс проверяет, как она реагирует на его прикосновения. Мужчинам нравится знать, что они могут с помощью рук довести женщину до оргазма.
— Вы хотите свернуть мне шею? И сбросить мой труп в шахту лифта как тряпичную куклу?
Рука Алекса двинулась к ее шее.
— Почему вы так подумали?
— Потому что это самый легкий способ победить в соревновании.
Несколько секунд он молчал, а потом задумчиво пробормотал:
— Как тряпичную куклу?
Долли прищурилась.
— Вы что-то придумали?
— Не знаю. Пожалуй, мне хотелось бы иметь живую игрушку.
Она склонила голову набок.
— От идей должен быть прок. Я сама могла бы завести себе куклу-мальчика.
Алекс поднял бровь, а потом опустил ее.
