Саманта Янг - На улице нашей любви
Такого улетного секса у нас еще не было. Никогда.
Брэден застонал и обмяк, привалившись ко мне. Я гладила его по спине и ягодицам, пытаясь легкими прикосновениями выразить всю свою нежность и благодарность.
Он поцеловал меня в шею. Как всегда.
— Ты все еще хочешь от меня удрать? — прошептал он мне на ухо.
— Нет, — вздохнула я. — Но я должна побывать дома. И сделать то, что не сделала восемь лет назад. Попрощаться со своей семьей.
Брэден ничего не ответил, но когда несколько секунд спустя я посмотрела ему в лицо, взгляд его был полон раскаяния.
— Господи, детка, я вел себя как последний идиот. С этим твоим билетом. Прости.
Я прикусила губу:
— Ерунда. Отпечатаю билет снова, только и всего. И знаешь… думаю, после того, как Элли совершенно поправится, я вернусь в Виргинию навсегда.
Сожаление, сквозившее во взгляде Брэдена, моментально исчезло.
— Только через мой труп.
— Так и думала, что ты скажешь что-нибудь в этом роде.
— А что еще я могу сказать, когда мой стояк все еще у тебя внутри?
— Я это чувствую.
— Прежде чем ты объяснишь, по какой причине хочешь от меня удрать, нам хотя бы надо расцепиться.
Я поцеловала его в губы:
— Нет, удирать от тебя я вовсе не хочу. Дело в другом.
Брэден, привыкший к моим недомолвкам, тяжело вздохнул и высвободил свой член из плена моей плоти. Натянул джинсы, поднялся и подал мне руку. Решив, что настало время проявить покорность, я с готовностью пошла за ним на второй этаж, в спальню.
— Ложись, — приказал он, указывая на кровать.
Совершенно голая и полная наслаждением до краев, я не имела ни малейшего желания спорить. Прыгнула в кровать и растянулась на простынях. Брэден разделся донага и лег рядом со мной. Я с удовольствием прижалась к нему, опустив голову на его крепкую теплую грудь.
— Так зачем тебе надо в Виргинию?
Сложный вопрос. В двух словах на него не ответишь.
— Я очень любила своих родителей, Брэден, — тихо сказала я.
Каждое слово было насыщено болью, которую я так долго в себе таила. Брэден крепче прижал меня к себе.
— Моя мама была сиротой. Выросла здесь, в Шотландии, в приемной семье. А потом приехала в Штаты по рабочей визе. Устроилась работать в библиотеку одного колледжа. Там и встретила папу. Они влюбились друг в друга, поженились, и, как это ни странно, годы семейной жизни не уничтожили их любовь. Удивительно, до чего они не походили на родителей моих одноклассников. Мне было уже четырнадцать, а они все еще украдкой целовались по углам, когда думали, что их никто не видит. Они обожали друг друга.
У меня пересохло в глотке, и я несколько раз судорожно вздохнула.
— И нас с Бет они обожали тоже. Мама нас буквально облизывала. Иногда ее опека меня немного утомляла. Понимаешь, она не хотела, чтобы мы чувствовали себя одинокими. Сама-то она в детстве нахлебалась одиночества вволю. Да, на других мамаш она совсем не походила, — улыбнулась я. — Она была круче их всех. Во-первых, у нее был крутой акцент. Во-вторых, она была такой… непосредственной. Может, даже грубоватой, но с юмором. В общем, чопорных домашних хозяек нашего городка ее манеры шокировали.
— Кажется, я знаю женщину с похожим характером, — улыбнулся Брэден.
Намек на то, что я похожа на маму, был для меня лучшим комплиментом.
— Правда? Может быть. Только мама была… просто чудо. И папа тоже. Понимаешь, его интересовало все, что со мной происходит, он вникал во все мои проблемы. Даже когда я перестала быть ребенком и превратилась в непредсказуемое создание, именуемое подростком, мы с ним остались друзьями.
Слезы застилали мне глаза, но я все-таки сумела выдавить:
— Короче, мы были счастливы.
Брэден прижимал меня к себе так крепко, что почти причинял мне боль. Я почувствовала, как он коснулся губами моих волос.
— Детка, мне так жаль.
— А потом случилась катастрофа, — снова заговорила я, смахнув слезы. — Однажды утром, когда я была в школе, в наш класс явились полицейские. И сказали, что папа врезался в грузовик, объезжая мотоциклиста, который внезапно выскочил перед ним на дорогу. В машине с ним были мама и Бет. Все погибли. Сразу. Я потеряла родителей. Потеряла сестренку, которая была такой маленькой, что не умела говорить. Так что поговорить мы с ней не успели. Все, что мы успели — полюбить друг друга. Я подарила ей своего старого плюшевого мишку, потрепанного уродца с голубой ленточкой на шее, и она с ним никогда не расставалась. Начинала реветь, если его не видела. Его звали Тед. Очень оригинально, да? И еще у нее был изысканный музыкальный вкус — она мгновенно переставала плакать, стоило включить «МММВор» Хэнсона.
Я грустно рассмеялась.
— Когда у меня было плохое настроение, я брала ее на руки, прижимала к себе, вдыхала ее запах, ощущала ее тепло, и на душе у меня становилось легче… Когда это произошло, у меня крыша поехала. В первой семье, куда меня отдали на воспитание, было полно своих детей, и приемные родители едва меня замечали. Меня это вполне устраивало. Я пользовалась предоставленной свободой и вытворяла все, что в голову взбредет. Пыталась забыться. Заглушить боль, которая грызла меня изнутри. Делала глупости, а после ненавидела себя за это. В общем, девственность я потеряла чертовски рано, да и напивалась слишком часто для девчонки. И не только для девчонки. А потом погибла Дрю. Тогда я опомнилась. Меня перевели в другую приемную семью, на другом конце города. Жили они небогато, но детей у них было меньше, чем в первой семье. Среди этих детей была одна девочка, которая ко мне привязалась. Наверное, ей хотелось иметь старшую сестру…
Я несколько раз перевела дыхание. Чувство вины снова накрыло меня удушливой волной.
— Но я… я не могла ни к кому привязаться. Не хотела больше иметь сестер. Не хотела дать ей любовь, в которой она нуждалась. После того как я оставила эту семью, я ни разу ее не видела. Не знаю, что с ней стало.
Я горестно покачала головой.
— Мои бешеные загулы прекратились. Конечно, пару раз в год я ходила на вечеринки, но не более того. И эти вечеринки неизменно заканчивались в постели с каким-нибудь парнем, которого я знать не знала. И не имела ни малейшего желания узнавать. Это было единственным способом забыться, понимаешь? Я пыталась забыться восемь лет. Сделать вид, что моей семьи никогда не существовало. Если их не было, значит мне некого было терять. Значит нет никаких причин для боли. Мне казалось, так проще. Что только так я сумею выжить. Ты ведь это понимаешь? А теперь до меня дошло, что я их предавала. Предавала память о них.
Я отчаянно сцепила челюсти, пытаясь удержать слезы. Но они все равно потекли по щекам, закапали на голую грудь Брэдена.
