Леопольд Захер-Мазох - Сочинения
– Да, – равнодушно ответила красавица.
– Я никогда не видывал женщины красивее вас, но вместе с тем и страннее. Вы так же таинственны и жестоки, как древние сфинксы.
– Это правда. У меня нет сердца.
Тонкие пальчики Эммы машинально перебирали пушистый мех на жакетке, а взор ее был задумчиво устремлен вдаль.
– Не уверяйте меня, что вы демон, я вам не поверю.
– Я не особенно добра, но и не зла… повинуюсь властям без ненависти и без любви.
– Кто же эти власти?
– Вы узнаете это, граф, хотя сегодня я заметила в вас один недостаток…
– Какой именно?
– Вы тщеславны и всеми силами стараетесь мне понравиться, а это смешит меня, – и Эмма захохотала.
Граф покраснел до корней волос.
– Жестокая женщина, вы играете со мною, как тигрица со своей беззащитной жертвой!
– Несмотря на открытый мною в вас недостаток, я готова довериться вам и высказать мою тайну. Во многих отношениях вы лучше других молодых людей; вы мужчина, а не салонная кукла, вот почему я решаюсь говорить с вами откровенно.
– Ваша власть надо мной неограниченна… Вы необыкновенное создание, Эмма! С вами нельзя, как с другими девушками вашего возраста, объясняться в любви. Вам известны самые сокровенные движения человеческого сердца; вы угадываете все помыслы… Сознайтесь, вы давно уже угадали, что я люблю вас?
– Угадала…
– И знаете, до какой степени я вас люблю?
– Знаю.
– Я мечтаю о вас и днем, и ночью… Для вас я готов отказаться от всего… Нет жертвы, которой бы я не принес вам!.. Но ваша холодность и ваши насмешки доводят меня до безумия.
– Насмешки? – повторила Эмма. – Возможно ли это? Напротив, меня радует ваша пылкая страсть, я так искренно желаю возбудить ее в вас.
– С какой целью?
– Вы это узнаете.
– Я готов сделаться слепым орудием в ваших руках, готов служить вам для достижения ваших таинственных целей, но не раньше, как вы станете моей женой.
– Я никогда не стану вашей женой.
– Почему же? Сжальтесь надо мной! – и граф упал на колени перед Эммой и прижал ее к своему сердцу. Девушка вырвалась из его объятий и, откинувшись на спинку кресла, сказала строгим голосом:
– Не смейте прикасаться ко мне, иначе мы навсегда расстанемся с вами.
– Простите меня! – умолял Солтык. – Я не желал оскорбить вас, клянусь вам!
– Напрасные клятвы. Между вами и мной зияет бездна. Я не полюблю никого и никогда не выйду замуж.
– Это невероятно!
– Я говорю вам совершенно серьезно.
– Неужели вы так неумолимы?
– Встаньте же, граф! Вы не тронете меня вашими мольбами. Встаньте и выслушайте меня со вниманием.
Солтык повиновался.
– Не смотрите на эту обстановку, эту дорогую мебель, это шелковое платье и кружева. Представьте, что на мне длинная белая одежда, на ногах сандалии, а лицо мое закрыто покрывалом – и тогда вы поймете, кто я.
– Весталка?
– Нет, – жрица.
– В самом деле… Здесь недостает только жертвенного ножа, а жертва уже готова.
Что заставило содрогнуться эту мраморную красавицу? Какой огонек блеснул в ее гордых, холодных глазах? Так, вероятно, стоя посреди арены, смотрели голодные львицы на отданных им на съедение беззащитных жертв. Граф не понял этого взгляда и спросил:
– Что с вами?
– Ничего, ничего, – ответила Эмма и, откинувшись на спинку кресла, закрыла глаза.
– Вы принадлежите к религиозной секте? – начал Солтык после довольно продолжительной паузы.
– Нет, я член небольшой общины миссионеров великих святых подвижников… Мы переживаем эпоху сильного брожения умов… С одной стороны, слепая бессмысленная вера, чтение молитв, которых никто не слушает, исповедь у священников, заботящихся исключительно о своем личном благосостоянии; с другой стороны, абсолютное безверие. У этой последней категории людей нет ничего святого. Безнравственные материалисты определяют наклонности людей по устройству их черепа, следят за произрастанием трав и кустарников, наблюдают за движением планет, но не веруют в Бога, потому что не видят Его даже посредством усовершенствованных телескопов. Представьте себе, что посреди этой ни во что не верящей массы людей встречаются, хотя и очень редко, такие личности, которые верят в загробную жизнь и стараются войти в общение с душами умерших.
– И вы полагаете, что это возможно?
– Я в этом твердо убеждена.
– Следовательно, вы спиритка?
– Нет, граф, такими вещами не шутят… Горе тому, кто дерзновенно поднимает завесу, отделяющую нас от невидимого мира! Непоколебимая вера ведет человека к познанию истинного, вечного света!
– Вы обладаете этой верой, Эмма?
– Обладаю.
– И верите, что вы Божья избранница?
– Да, верю.
– Не сомневаетесь в том, что вам открыты тайны, о которых остальные смертные и подозревать не могут?
– Да.
Солтык побледнел как мертвец; в глазах его сверкнул какой-то таинственный огонек, и он продолжал глухим, дрожащим от волнения голосом:
– Я начинаю понимать вас… Вы добиваетесь моей любви и моего полного доверия для того, чтобы направить меня на путь спасения?..
– Вы угадали.
– Докажите же мне существование Бога.
– Это не в моей власти.
– Докажите мне, что за пределами видимого нами мира существуют бесплотные духи, повинующиеся воле Предвечного Бога, и докажите мне это наглядно, осязательно, так как вы посредством вашей веры можете входить с ними в общение.
– Это я могу сделать.
– Заклинаю вас, Эмма, не обманывайте меня! Шутки тут вовсе неуместны!
– Я не шучу, – строго ответила девушка, – и готова исполнить ваше желание.
– Когда же?
– Быть может, даже завтра.
– Честное слово?
– Я сдержу его… но тогда?..
– Я буду вполне принадлежать вам, Эмма!XXXIV. Призраки
На следующий день граф Солтык получил от Эммы Малютиной записку такого содержания:
«Сегодня вечером я буду у Монкони, там у нас будет возможность переговорить наедине. Придите непременно».
Монкони затеял домашний спектакль, и в этот вечер была назначена репетиция одной из новелл даровитого Мюссе. Так как ни Эмма, ни граф не были в числе участвующих, то они остались в гостиной одни, и никто не обратил на это внимания.
– Что же вы мне скажете? – начал Солтык.
– Я готова ввести вас в таинственный мир, – отвечала сектантка, – но для этого необходима своего рода нравственная подготовка. Вы должны удалиться на несколько дней от шумного света и обратить все ваши помыслы к Богу. Советую вам употребить это время на говенье, исповедь и приобщение к святым тайнам.
Все эти предписания были буквально исполнены графом, и несколько дней спустя Эмма пригласила его к себе в одиннадцать часов вечера. Борис доложил молодой хозяйке о приезде ожидаемого ею гостя. Она встретила его в зале и, взяв под руку, вышла вместе с ним из дому. Дойдя до площади, они сели в наемную карету, поехали в одну из самых отдаленных частей города и остановились перед старым, одиноко стоящим домом, окруженным высокой стеной. Седой старик в овчинном полушубке и с фонарем в руке отворил им ворота и повел их через сад к дому, который, казался необитаемым. Стены его поросли мхом и во многих местах дали трещины, ставни были закрыты, вокруг царила глубокая тишина, не было даже цепной собаки на дворе. Полуразрушенная лестница вела в длинный коридор, на одной из стен которого висел женский портрет без рамы. Старик ввел посетителей в небольшую комнату, где местами на потолке еще сохранились следы лепных украшений, зажег свечи в канделябрах, подбросил несколько поленьев в топившийся камин и остановился у дверей, ожидая дальнейших приказаний.
