М Автор неизвестен - Халиф на час
И Абу-ль-Хасан зажил, наслаждаясь весельем, и устраивая угощения и званые пиры для своих друзей, и ежедневно созывая певиц и музыкантш. Он проводил время за вином, едой и питьем, веселясь с приятелями, причем каждый день тратил больше, чем в предшествующий.
И так он провел целый год, а мать увещевала его и говорила: «О дитя мое, что постоянно течет, то быстро иссякает, а твои приятели, для которых ты устраиваешь пиры, ничем тебе не помогут, когда ты разоришься. Будь же осмотрителен в делах и подумай об их последствиях». Но Абу-ль-Хасан не обращал на нее внимания и вел себя по-прежнему, не слушая наставлений матери, и наконец его родительница, устав его увещевать и видя, что он не слушает ее слов, сказала: «О дитя мое, я последний раз говорю с тобой об этом. Послушай-ка, что сказал поэт:
Деревьев жизнь подчас людской судьбе сродни:
Покуда дарят плод, любезны всем они,
Деревья без плодов живут всегда в тоске —
Забытые стоят, влачат свой век одни.
А в наши времена дрянной народ пошел,
От нынешних друзей, господь, нас охрани!»
А Абу-ль-Хасан встречал слова матери насмешками и издевками и смеялся над такими ее речами.
И вот когда таким образом прошел целый год, он как-то сунул руку в карман и убедился, что «дом пуст и место посещения далеко». Он не нашел в кармане ни дирхема, ни даже фельса, и иссякла целиком та половина его имущества, которую он обратил в золото и тратил, веселясь с приятелями. И когда увидел Абу-ль-Хасан, что в кармане у него пусто и там нет ни единого дирхема, он вернулся домой печальный, а приятели его, увидав, что он разорился, оставили его и удалились, и если кто-нибудь из них встречал Абу-ль-Хасана на улице, то переходил на другую сторону или отворачивался от него, чтобы тот его не увидел и не поздоровался с ним… И Абу-ль-Хасан расстраивался из-за этого все больше и больше и говорил: «Горе мне, глупцу и безумцу! Почему я не слушал слов моей матери и не внимал ее увещаниям!» — и скорбь его до того усилилась, что он расстался со сном и от горя и заботы не получал удовольствия ни от еды, ни от питья.
И когда его мать увидела, что он в таком состоянии, она опечалилась, и ее взяла жалость, и спросила она: «Что с тобой, о дитя мое, отчего ты удручен и печален и находишься в наихудшем состоянии? Для меня ясно, что твои деньги все вышли и тебе уже нечего тратить. Больше того, твои десять приятелей, узнав, что ты разорился, оставили тебя, и пропала у них охота тебя видеть, ибо они знают, что у тебя не осталось ни дирхема. Я ли тебя не увещевала, о дитя мое? Подумал ли ты о моих словах, что люди приходят к дереву в пору его расцвета и покидают его, когда плоды кончатся, вспомнил ли мои многократные наставления и убедился ли в истинности моих слов? Но не печалься и не горюй! Я благодарю и прославляю Аллаха великого за то, что ты разделил свои деньги пополам: половину извел на кутежи с друзьями — возместить их это дело Аллаха и твое, — а на вторую купил земли, и они сохранились. Вставай же, наберись бодрости; будь мужчиной и не возвращайся к своим дурачествам».
И Абу-ль-Хасан, услышав от своей родительницы такие слова, начал плакать и причитать, а потом сказал матери: «Ах, матушка, теперь-то я точно знаю, как унижен тот, у кого нет в кармане ни дирхема, и каково к нему уважение!» — «Хвала Аллаху, сын мой, что ты понял это. Отныне ты будешь знать, какова ценность дирхема, и станешь беречь его: бедность чернит лицо бедняка в глазах людей, и родные отрекаются от родства с ним, ибо он беден, и все им тяготятся; никто не терпит близости с ним, и людям противно его видеть. Такова-то участь бедняка, дитя мое!»
«О матушка, — воскликнул Абу-ль-Хасан, — ты еще не знаешь, что произошло у меня с десятью приятелями, на которых я извел свои деньги, когда они узнали, что я разорился, и деньги у меня кончились, и не осталось от них ни одного дирхема! Я сказал им: «О братья, я разорился и не могу больше, как раньше, устраивать для вас званые пиры», — но они меня оставили и от меня отдалились, и теперь я убедился в правоте твоих слов и верю стихам, которые ты сказала, что люди подобны дереву». — «О сын мой, — молвила его мать, — поэт говорит:
Тебе легко жилось, счастливой жизнь была,
Забыл ты о судьбе и не страшился зла,
Поверил ты ночам, но обманула мгла, —
Таит угрозу ночь, хотя порой светла.
Сколько раз говорила я тебе: «Абу-ль-Хасан, дитя мое, образумься, выбрось глупости из головы и посмотри, как жил твой отец!» — но ты не слушал моих слов и говорил: «Мой отец был скупой человек!» — и повторял мне слова поэта:
Пусть руки отсохнут мои, пусть ноги мои омертвеют,
Коль стану богатым скупцом, что дирхема не разбазарит,
Скажи, разве станем хулить того, кто был щедрым и добрым?
Где добрая слава того, кто всем был известен как скаред?
Скажи-ка, сынок, где теперь твои стихи? Ты сам видишь, в каком ты унижении с тех пор, как нет у тебя в кармане ни дирхема! Но что было, сын мой, то было и не вернется. Будь же отныне настоящим мужчиной».
«О матушка, — ответил Абу-ль-Хасан, — я верю твоим словам и буду им следовать, но прежде всего мне хочется пойти к моим десяти приятелям и попросить, чтобы они мне помогли. Я посмотрю, что они сделают: может быть, кто-нибудь из них окажется добрым человеком и поможет мне чем-либо, так что я смогу как-нибудь прожить. Правда, я ни на кого из них не надеюсь, но, слава Аллаху, я не очень-то в них нуждаюсь. Благодарю Аллаха великого за то, что он внушил мне разделить деньги пополам и сохранить половину, но мне все-таки хочется пойти и посмотреть, как они со мной поступят, — тогда я еще больше удостоверюсь в правоте твоих слов». — «И чего ты еще сомневаешься в моих словах, сынок! — молвила в ответ ему мать. — Видно, ты так и не образумился и все такой же глупец. Ты ведь знаешь, что твои десять приятелей водились с тобой только ради выгоды и прибытка и хотели нажиться около тебя. Доказательство этому в том, что, когда ты разорился и у тебя не осталось ни дирхема, они тебя бросили и удалились. И я говорю тебе, сынок, раньше чем ты к ним пойдешь: надежды твои на них напрасны». — «Знаю, матушка, все твои слова правильны, — возразил Абу-ль-Хасан, — но я все-таки хочу обратиться к ним, чтобы они помогли мне в моем тяжелом положении. Тогда мне не придется говорить в будущем: «Ах, отчего я не попытался!» Я сам смогу убедиться, как мало в них ко мне доброты, и увижу это воочию, чтобы еще раз не попасть впросак». — «Делай как хочешь, сынок, я не стану тебя удерживать от того, что ты желаешь», — сказала ему мать.
