Эмма Беккер - Вкус любви
«Обри Бёрдслей[36], иллюстрации к пьесе „Саломея“ Оскара Уайльда», — небрежно прочла я, после чего на сверхзвуковой скорости заработали мои нейроны, и я вспомнила его письма, в одном из которых описывалась эта пьеса и ее иллюстрации. Мне показалось, что я сейчас разревусь или завою от нестерпимого желания увидеть его, прямо посреди музея, под носом у смотрителей, в этой церковной тишине.
Ночью мне пришла в голову мысль, и рано утром, когда свет был еще розоватым, я отправила ему сообщение:
— Рисунки Бёрдслея для «Саломеи» на выставке. Потрясающе.
Сюрприз из сюрпризов: когда я ждала этого меньше всего, Месье проявился несколько минут спустя:
— Какой музей?
— В Берлине.
— Ты видела Фон Байроса[37] и Кокошку?[38]
Одному Богу известно почему, но Месье внезапно оказался неистощим на тему искусства: Весь мой день превратился в сплошной разговор в ритме берлинского метро и приемов пищи перед Facebook. Месье нравоучительным тоном давал мне объяснения, шокированный этим пробелом в моем образовании. В итоге я отправила длинное страстное письмо, заканчивающееся предложением встретиться: во вторник 14 сентября. Направляясь к Катрин под музыку Rolling Stones, я спросила его:
— Ты получил мое письмо?
Это послужило наглядным подтверждением моей теории Лишнего Сообщения, поскольку Месье таинственным образом замолчал.
Прежде чем сделать такие выводы, я долго мучилась, пытаясь понять, что же в моих сообщениях могло расстроить, обидеть или напугать Месье до такой степени, что он прерывал всякое общение. Мне казалось, я не слишком доставала его рассказами о том, как пишу книгу. Наконец до меня дошло: иногда, движимый непонятным мне порывом, Месье снисходил до ответа. Его обычно хватало на два-три сообщения, отправляемых в вялом темпе, реже — больше, поскольку в какой-то момент (известный только Месье) одно из моих сообщений, полных воодушевления, неизменно натыкалось на стену — это и было то самое Лишнее Сообщение.
Никто, кроме Месье, не знает, когда и почему это происходит, но со временем и опытом я научилась распознавать причины. На первое место я бы поставила избитые фразы. Настойчивые предложения встретиться, с указанием даты или какого-либо конкретного хронологического ориентира также недолго удерживают интерес Месье. Добавим сюда еще одну деталь, совершенно для меня непостижимую: Месье абсолютно неожиданно, с откровенным, почти комичным хамством также может повернуться ко мне спиной в самый разгар страстной переписки, когда я уже пускаю слюни на клавиатуру моего телефона. Возможно, он точно так оставил без внимания письмо с фотками моей попы! Я была готова себя убить.
Но, поскольку человек ко всему привыкает, в итоге я смирилась с таким общением, построенным на непредсказуемых импульсах этого мужчины.
Итак, я прибыла к своей берлинской тетке с молчащим мобильным телефоном. Она спала после обеда, и, испытывая ярость от того, что я снова зашла в тупик, я исписала десять страниц «Месье», выкурив дневную дозу Lucky Strike.
Два часа спустя, сидя в саду, я получила ответ:
— Когда ты его отправила?
Я (лихорадочно):
— Неделю назад. Это странно, один из моих друзей получил свое вчера, а я отправляла его позже.
Месье (ворчливо):
— Какое еще письмо? Какой друг? Ты рассылаешь одно и то же всем своим дружкам?
Я (рассмеявшись от такой наглости):
— Вообще-то, я имею право посылать письма тем, кому хочу, и это не значит, что я трахаюсь со всеми своими друзьями! Как ты мог подумать, что я рассылаю одно и то же письмо в нескольких экземплярах?
«Вот оно, твое Лишнее Сообщение», — подумала я три часа спустя, объедаясь маффинами[39] перед немецкой версией «Огней любви» (разочарование и бесплодное ожидание очень располагают к подобному поведению).
— Гадкий, мерзкий Месье, — проворчала я позже, когда ехала в метро.
Бабетте я написала:
— Иногда Месье бывает классным, иногда дрянным, как сегодня.
И вдогонку отправила:
— Проблема в том, что все это уживается в нем одном.
И потом, в самый неудобный момент, когда поезд был на станции Мерингдамм, он позвонил. Я, словно заяц, выпрыгнула из вагона, нашла свободное место на скамье, пропустив два поезда с интервалом в семь минут, хотя должна была вернуться к себе ровно в девять часов. Но поймите меня, мне нужно было без помех слышать его красивый и глубокий голос с ласкающими нотками, голос, который проникает под платье и расшнуровывает ботинки. Я провела целый месяц без этого голоса и солгала бы, если б ради красного словца написала: «Я уже забыла, насколько это приятно». Нет, я ничего не забыла, ни малейшей детали. Я прекрасно помнила, что Месье по телефону был чудовищно, отвратительно возбуждающим. Я не была удивлена — просто впитывала в себя этот голос.
Только через пять минут разговора я осознала, что недвусмысленно ерзаю по скамье на глазах у всех. Смех Месье вызывал у меня особенно сальные улыбки и ненасытное желание испробовать свои самые лучшие остроты, чтобы услышать его снова и снова, этот бархатный глубокий смех, вспыхивающий, словно оргазм, в телефонной трубке. Месье говорил, что очень хотел бы приехать в Берлин. Повелительный тон, которым он произнес: «Возьми меня с собой», одним взмахом руки смел все эти месяцы, когда он не переставал ускользать от меня. Как обычно, Месье разговаривал со мной так, словно мы только что вылезли из постели. Сама мысль о том, чтобы устраивать ему допрос, казалась неуместной.
— Я так рада тебя слышать! — воскликнула я, и Месье, без малейшего побуждения с моей стороны, принялся рассказывать мне о возможном конгрессе в Потсдаме, о долгом уик-энде рука об руку с косячком во рту, в самом трогательном городе мира, со мной в качестве вдохновителя берлинских ночей, подразумевая, что эти ночи будут переходить в дни и снова становиться ночами, а мы будем лежать обнаженными на измятой постели нашего отеля в Фридрихсхайне. Даже находясь в самом центре города, наполненная приятным теплым воздухом берлинского метро, я не осмеливалась представить его плечо рядом со своим на этой скамье, опасаясь, что не смогу сдержать крик нетерпения. Мне было очень приятно об этом думать. Я убеждала себя, что это вполне возможно, если только Месье действительно сможет, если только он захочет.
— Ты сегодня красивая? — спросил он меня.
— Не очень.
Он рассмеялся.
— Почему?
— Не знаю, грязные волосы собраны в хвост, джинсы рваные… я сегодня не в лучшей форме.
— Ты меня обманываешь… — ответил он. — Посмотри в стекло. Ты себя видишь?
![Харлан Эллисон - Время глаза [Время ока]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
