Леопольд Захер-Мазох - Сочинения
– А! Вы ревнуете! Это меня забавляет!
Раздался звонок. Вторая картина представляла времена года: Анюта – весну, Катенька – лето, Генриетта – осень и Ливия – зиму.
Патер Глинский предложил графу участвовать в третьей живой картине, но тот отвечал:
– Оставьте меня в покое.
– Помилуйте! Разве вы не замечаете, что ваши причуды не нравятся обществу?
– Вы устроите опять какую-нибудь глупую аллегорию!
– Очень рад, что вы поняли мое предостережение. Вам нужен ангел-хранитель… им буду я. Эта таинственная девушка погубит вас, я это предчувствую!
– Погубит?! – с неподражаемо задорной усмешкой повторил граф. – Приятно умереть в когтях такой красивой пантеры!
В третьей картине Ливия изображала героиню одной из поэм Мицкевича, а граф – ее возлюбленного. В четвертой – участвовали Катенька с Беляровым: она была вожаком, а он отлично исполнил роль медведя. Публика ликовала. Вслед за тем музыканты начали настраивать свои инструменты и вскоре в танцевальной зале, раздались громкие звуки полонеза. В первой паре шел хозяин дома с мадам Огинской, за ними Анюта с графом Солтыком… и пестрая вереница гостей попарно потянулась через длинную анфиладу комнат в танцевальную залу.
Как только окончился полонез, граф подошел к Эмме Малютиной, которая сидела в углу за колонной.
– Как вы любите уединение, – улыбнулся он.
– Я ждала вас, – отвечала девушка.
– Эмма, скажите мне, кто вы: ангел, демон, тигрица или кокетка?
– Быть может, все вместе.
– Чего вы от меня добиваетесь?
– Вы еще не догадались? Так слушайте же: я никогда не полюблю вас, но желаю, чтобы вы меня любили.
– Я уже люблю вас… Что же дальше?
– Дальше?.. Со временем вы это узнаете…
Бал длился до самого утра. Дамам были отведены комнаты для отдыха, а мужчины расположились в столовой на соломе. Между тем, метель утихла, солнце озарило необозримую белоснежную равнину, и сотни крестьян усердно принялись работать лопатами, расчищая дорогу для проезда господ.XXXI. Чистилище
Усталые гости проснулись на следующий день только к полудню, весело позавтракали и тем же порядком, как накануне, поехали обратно в Киев. Эмма Малютина под предлогом головной боли не вышла к завтраку и осталась в Ромшино вместе с Генриеттой. Об этом они договорились накануне.
– Поверили? – спросила красавица, когда ее подруга, проводив гостей, вошла в спальню.
– Еще бы! – ответила молодая хозяйка, – Солтык побледнел как смерть и спрашивал, не опасно ли ты захворала.
– Пора мне вставать… Подойди, моя раба, и служи мне.
– Не угодно ли тебе позавтракать?
– Да, но только поскорее… А ты должна поститься… Понимаешь?
Генриетта принесла на подносе кофе и держала его, стоя на коленях перед своей повелительницей.
– Теперь приготовь мне ванну.
Девушка выбежала из комнаты и четверть часа спустя пришла доложить, что ванна уже готова.
– Надень на меня туфли и подай шубу.
Невольница повела свою султаншу в ванну, и прислуживала ей с примерным старанием. Стоя на коленях, она вытерла ей ноги и затем проводила ее обратно в спальню.
– Причеши мне волосы, – приказала ей Эмма.
Руки бедной девушки дрожали, так что она никак не могла справиться с затейливой прической. Суровый взгляд и полновесная пощечина были единственной наградой за все ее старания. Генриетта не выдержала, и крупные слезы покатились по ее покрасневшим щекам. Последовал еще один удар, гораздо сильнее первого.
– Я заслужила это наказание, – простонала Генриетта, бросаясь к ногам своей строгой госпожи и осыпая их поцелуями.
– Ты не хочешь ни служить, ни повиноваться мне.
– Хочу, хочу! – стонала несчастная, ломая руки.
– Ты слишком горда! Тебя надо смирить, растоптать… и я это сделаю!.. Накрывай на стол и подавай мне завтрак.
И это приказание было немедленно исполнено. После завтрака девушки уехали в Мешково. Солнце уже село, когда они остановились у ворот старинного помещичьего дома. На дворе не было ни души.
– Эй! Есть тут кто? – окликнул кучер.
Из дома выползла старая баба и, ворча, отворила ворота. Генриетта приказала своему кучеру ехать в Киев, а сама вошла вслед за Эммой в маленькую комнатку с голыми стенами и закрытыми ставнями; девушка невольно вздрогнула, заметив в полу подъемную дверь.
– Чего ты испугалась? – спросила Эмма. – Если боишься, можешь уйти, пока еще есть время. Я не принуждаю тебя вступать в наше общество.
– Нет, я готова следовать за тобой, куда ты прикажешь.
– Сними свое платье и надень вот это, – приказала Малютина, указывая на балахон из грубого серого холста. – Ступай вперед, – прибавила она, подняв тяжелую дверь.
Трепещущая жертва спустилась по каменным ступеням в подземелье, слабо освещенное небольшим фонарем. В углу лежала охапка соломы, над которой было ввинчено в стену большое железное кольцо. Сектантка надела кандалы на руки и ноги Генриетты и привязала ее веревкой к кольцу.
– Молись и кайся, – произнесла она тоном неумолимого палача и, выйдя из подземелья, с шумом захлопнула подъемную дверь.
Эмма позвонила, и несколько минут спустя в комнату вошел апостол.
– Ты привезла послушницу? – спросил он.
– Да, она молится в подземелье. Она тщеславна и самолюбива… ее надо смирять.
– Ты можешь это сделать, она в твоих руках. Не щади ее. Людей надо дрессировать как собак для их же блага, потому что в сердце каждого из них гнездится сатана. Твоя задача изгнать его из этой девушки. Топчи ее ногами без всякого сострадания, и вскоре с помощью Божьей она из ядовитой змеи превратится в кроткого ангела. Господь укрепит тебя, дочь моя, и поможет совершить угодное ему дело.
Прошло несколько часов. Генриетта усердно молилась, обливаясь слезами. Наконец Эмма снова спустилась в подземелье и, сняв цепи со своей жертвы, привела ее в комнату и спросила:
– Приготовилась ли ты ко второй степени испытания?
– Я готова на все, – отвечала добровольная страдалица, опускаясь на колени. Но когда Эмма сорвала с нее балахон и взяла в руки плеть, дрожь пробежала по ее телу и в глазах блеснули слезы.
– Трусиха, – презрительно сказала сектантка, – я покажу тебе пример смирения! Возьми эту плеть и бей меня, – приказала она, поспешно обнажая плечи и становясь на колени, – бей же! Чего ты ждешь? Опять струсила? Я такая же грешница, как ты.
Генриетта дважды ударила ее плетью и закричала в отчаянии:
– Не могу!.. Не могу!.. Дай мне другую жертву, а тебя я бить не смею… Рука моя не поднимается!..
– Глупое, негодное создание! Бездушная кукла, не умеющая карать ни себя, ни других!.. Подожди, вот я свяжу тебе руки за спиной.
– Изволь, – отвечала жертва.
