Леопольд Захер-Мазох - Сочинения
Бальная зала снова огласилась звуками оркестра. Обмен пламенными взглядами, приветливыми, задорными и саркастическими улыбками, более или менее остроумные замечания и робкие признания в любви – все шло своим чередом. Граф и Эмма сидели друг против друга в одной из самых отдаленных комнат, куда не долетали ни звуки музыки, ни веселый говор, ни шорох шагов танцующих. Они лишь изредка обменивались короткими фразами, но зато взоры их были необыкновенно красноречивы. Графу казалось, что ледяная стена между ним и Эммой постепенно тает, что красавица отличает его в толпе своих поклонников. Эта мысль ободряла его – он взял девушку за руку и прошептал нежным голосом:
– Эмма!..
– Что вам угодно?
– Выслушайте меня…
– Это ничего не изменит… Я знаю все, что вы мне скажете, точно так же как вам заранее известен мой ответ: не забывайте ваших обязательств, граф.
– Неужели вы полагаете, что на меня можно наложить цепи, помимо моего желания?
– Нет, я этого вовсе не думаю… Пора прекратить этот разговор… До свидания, граф, уйдите отсюда, я желаю остаться одна.
Солтык повиновался, как кроткий ягненок, и, печально склонив голову, вышел из комнаты.
Не прошло и нескольких минут, как тяжелая портьера снова распахнулась и вбежала Анюта.
– Извините, – вспыхнув, проговорила она, – я думала, что найду здесь графа Солтыка…
– Странная идея! – со злой усмешкой процедила сквозь зубы Эмма.
– Странности не должны удивлять вас, потому что они составляют отличительную черту вашего характера.
– Что вы хотите сказать?
– Не думайте, что я намерена оспаривать ваши права на графа Солтыка!
Эмма вскочила, как раненая пантера, схватила Анюту за руку и прошипела, задыхаясь от злобы:
– Не советую вам становиться мне поперек дороги… Говорю вам это исключительно из чувства сострадания к вашей неопытности… Но терпение мое имеет границы… не забывайте этого! – и гордая красавица с видом оскорбленной королевы вышла из комнаты.
XXX. В лабиринте любви
Следующий бал давал отец Генриетты Монкони. Приглашенные должны были ехать в санях до имения его, села Ромшино, лежавшего верстах в тридцати от Киева.
Часов около двенадцати целая вереница саней остановилась перед домом Монкони. Гостям был предложен роскошный завтрак, состоящий преимущественно из польских национальных блюд. В числе приглашенных был и Казимир Ядевский. Поднимаясь по ступенькам лестницы, он вдруг почувствовал, что маленькая женская ручка опустилась ему на плечо. Оглянувшись, он увидел даму с напудренными волосами, в щегольской бархатной шубке. Она приветливо улыбалась ему, но он не сразу узнал в ней юную подругу своего детства.
– Что это значит? Ты не узнаешь меня? – спросила Эмма.
– Неудивительно, – отвечал Казимир, – ты так изменилась… Про тебя рассказывают просто чудеса!
– Что именно?
– Ты сделалась светской девушкой, кокеткой, граф Солтык от тебя без ума…
– Тут нет ничего необыкновенного.
– Не разлюбила ли ты меня, Эмма? Скажи, за что ты меня так терзаешь?
– Глупенький! – с неподражаемой иронией проговорила красавица. – Пойми, я умышленно преследую Солтыка, а о любви между ним и мной нет и речи.
– Докажи мне это, позволь сегодня быть твоим кавалером.
– С удовольствием, только это зависит не от меня, а от патера Глинского.
Войдя в залу, Ядевский отозвал в сторону иезуита и заявил ему о своем желании ехать в санях вместе с Эммой Малютиной.
– Как распорядится судьба, – с лукавой усмешкой отвечал патер Глинский.
– Моя судьба в ваших руках.
Иезуит снова улыбнулся и тихонько пожал Казимиру руку. Принесли две вазы с билетиками. Анюта и Эмма вынимали билетики и подавали патеру Глинскому. Тот громко произносил имена дам и кавалеров, а затем бросал билетики в третью вазу. Вышло так, что Солтык поехал с Анютой, а Ядевский – с Эммой. Впереди ехал герольд в польском костюме с гербом Монкони, за ним – полдюжины трубачей, два барабанщика, человек двадцать казаков, сани с музыкантами в турецких костюмах, еще одни – с людьми, переодетыми в монахов, медведей, гигантских петухов и тому подобное. Затем санки с дамами и кавалерами и, в заключение поезда, – целая толпа молодых людей в польских костюмах верхом на лошадях.
За городом лошади помчались во весь дух и часа через гости благополучно добрались до Ромшино, где их встретили крестьяне в праздничных платьях. На крыльце господского дома стоял маршал с жезлом, окруженный слугами в древнепольских ливреях, и тотчас по приезде гостей за усадьбой раздались пушечные выстрелы.
Дамы и кавалеры попарно вошли в столовую, где стол буквально ломился под тяжестью старинной серебряной посуды и множества ваз с цветами и фруктами. Пока гости обедали, на дворе поднялась страшная вьюга, Ветер бушевал с такой силой, что двери и рамы дрожали. Присутствующие обменивалась испуганными взглядами – в этой местности бывали случаи, когда снегом заваливало целые деревни и сообщение с городом прекращалось на несколько дней. Старик Монкони поспешил успокоить взволнованное общество.
– Это неожиданное приключение заставит вас погостить у меня несколько дней! – воскликнул он, обращаясь к гостям. – Я этому очень рад! С голоду мы не умрем, музыка у нас есть, только господам кавалерам придется спать на соломе в зале, но эта беда еще невелика!
Слова радушного хозяина ободрили гостей: они успокоились и беззаботно предались веселию. Между тем, снежная стена перед окнами росла с каждой минутой. Тотчас после обеда все парадные комнаты были освещены; старики сели играть в карты, а молодежь по инициативе патера Глинского затеяла постановку живых картин. В одной из комнат устроили небольшую сцену и рядами поставили стулья для зрителей.
Первая картина изображала Юдифь и Олоферна. Солтык в костюме ассирийского полководца лежал на турецком диване, возле него стояла Эмма, задрапированная пестрой столовой скатертью, с распущенными волосами и поднятым мечом в руке.
– Поняли ли вы этот намек? – обратилась Эмма к графу, когда занавес опустился. – Вас предостерегают. Берегите свою голову.
– Напрасное предостережение!
– Боже, каким трагическим тоном вы это произнесли!
– Право, я не знаю, что со мной происходит! – воскликнул Солтык. – Я чувствую себя точно в плену на галере у турецкого корсара. Вы для меня загадка, а между тем меня влечет к вам какая-то сверхъестественная сила.
– Что значат эти косвенные упреки?
– Мне иногда мерещится, что между вами и мной существует тайный союз, что мы составляем исключение из общей массы людей, а между тем я видел сегодня, как вы приветливо улыбались и пожимали руки какому-то поручику.