Больше, чем товарищи по кораблю (ЛП) - Янг Филиппа

Тела двигаются вместе, тихие стоны становятся громче. Смелее. Более настойчивыми. Грудь больше не может оставаться без внимания. Ткань оттягивается в сторону. Красивые, розовые, упругие соски просят, чтобы их попробовали. Ее тело извивается, пальцы выгибаются, а ноги подтягиваются, беззвучно крича: "Дай мне больше!". И я даю.

Любопытные руки сквозь плотную ткань обхватывают самую твердую часть меня. Поцелуи прерываются, чтобы мы могли отдышаться. Когда я дышал в последний раз? Какая разница — теперь она мой кислород. Опасная улыбка уходит в поцелуй, но она заразительна. Пояс на талии затягивается, и ее пальцы берут в руки мой…"

Дверь захлопнулась. Сердце застряло в горле. Легкие задыхаются, когда мы смотрим на дверь. Никого. Но кто-то был. Паника. Поцелуем убираю страх с ее лба между обещаниями: "Однажды… я увезу тебя… куда-нибудь в уединенное место… и заставлю кончить… за каждый раз… что нам мешали…"

Мы шаркаем к краю кровати. Я слезаю с нее, но она не следует за мной. Ее глаза смотрят на меня, больше не радуясь.

"Я найду их, не дам им рассказать…"

Она качает головой.

Что угодно — я сделаю все, чтобы она снова была счастлива.

"Когда мы выйдем отсюда, я снова потеряю тебя". Стремление вернуться на палубу выше исчезает за долю секунды. "Я только нашла тебя". Ее голос слаб.

У меня болит горло и щиплет глаза. Я обнимаю и целую ее, чувствуя, как во мне бушует всепоглощающее чувство. "Ты никогда не сможешь потерять меня".

Одна-единственная слезинка на ее идеальном лице протестует против моего утешения.

"Я знаю, сверчок. Но это не навсегда. Давай возьмем сегодняшний день. Мы должны дать себе один день".

Ее руки крепко обхватывают меня, ее лицо зарывается в мою шею. "Сегодня".

Я выхожу первым, чтобы проверить, не шепчутся ли вокруг о пикантном открытии, но все слишком заняты своими развлечениями, чтобы даже заметить наше исчезновение. Вскоре после этого Элиза робко присаживается на большой мягкий лежак рядом со мной, но не рядом, прячась за несколькими другими телами, давая понять, что хочет быть незаметной.

Мы можем дать себе волю сегодня, но нам еще нужно подумать о завтрашнем дне.

Люди здесь — стервятники для сплетен, суют нос во все, что только можно, лишь бы отвлечься от небытия, которое возникает после долгого пребывания в море. А из-за того, что я стал здесь неуловимым занудой, сплетни будут привлекать всеобщее внимание. Меня это не волнует — я уеду, и если люди хотят тратить время на домыслы, то так тому и быть. Но меня волнует Элиза. Именно она будет страдать от непрекращающегося шквала вопросов. Косые взгляды. Подглядывания со стороны мерзавцев, которые думают, что знают, какая она в постели, потому что слышали от друга друга друга, что у меня какой-то нездоровый аппетит на что-то конкретное, что может дать мне только она. Я совсем не хочу, чтобы она столкнулась с этим, особенно одна, поэтому мы должны быть осторожны.

Я успеваю заметить покраснение, которое оставили на ее шее неровности от моих губ. Прежде чем я успеваю привлечь ее внимание, Валентина, никогда не отличавшаяся тактильностью, тянется к Элизе и откидывает ее волосы вперед, чтобы прикрыть их.

Стыдливая, но благодарная полуулыбка, которой они поделились между собой, и строгий взгляд в мою сторону, предупреждающий о необходимости быть осторожнее, — все, что мне нужно, чтобы знать, что наш секрет в безопасности. Валентина снова прижимается к Софи и кивает Элизе — то, чего она с таким трудом добилась. Шестеренки начинают вращаться. В ночь вечеринки Тома на нее часто бросали предостерегающие взгляды, и я не мог понять, почему. Может быть, ее первый поцелуй с Софи вовсе не был совпадением.

Мой маленький союзник.

Моя открытость к обоим полам всегда была тем, что закрывало от меня других. Ирония судьбы. Гей-сообщество не принимало меня. Натуралы не доверяли мне, чтобы я не сбился с пути. Я был достаточно хорош для ночи или двух, но не более того. Мне не пришлось объясняться с Элизой. Она не замела мою ориентацию под ковер. Она приветствовала ее. Ей это нравится.

Смех и пение наполняют воздух во время обратного плавания. Все сияют от проведенного на солнце дня и отчаянно пытаются впитать в себя каждую крупицу радости от путешествия. Но я не могу заставить себя присоединиться к ним. Вместо этого я усаживаюсь на шезлонг с Валентиной, которая, к своему ужасу, довольствуется тем, что тоже не поет.

Я одновременно и самый счастливый, и самый грустный с тех пор, как приехал сюда. Элиза оглядывается на меня и улыбается, а мое сердце не может решить, сиять ему или разбиться вдребезги.

"С тобой все будет в порядке?" Валентина нарушает наше молчание.

Я пытаюсь найти ответ, прежде чем понимаю, что его нет. "Я не знаю".

Этот день был идеальным. Все, о чем я только мог мечтать. Все, что держало нас с Элизой в разлуке до сегодняшнего дня, и все расстройства, которые пришли с этим, стоили того. Потому что сегодня мы получили лишь малую толику того, что хотели. Сегодня хороший день.

Но это не навсегда.

Глава 21

Элиза

Никогда не думала, что Остин Пауэрс может быть сексуальным, но Оскар каким-то образом находит способ доказать, что я ошибаюсь.

Сегодня вечер шестидесятых, и мне удалось раздобыть в костюмерной милое платье с цветочным принтом. Оно того же цвета, что и конфеты "Фруктовый салат", и расклешено от запястий до талии. С тех пор как мы вернулись на корабль, все было в режиме нон-стоп: вечеринка Sail Away Party, игровое шоу, дискотека, и между всем этим почти не было времени, чтобы перекусить на ужин, принять душ и одеться. Оскар крадется за мной в темной, но оживленной комнате, где я стою в стороне и наблюдаю за тем, как Валентина делает забег по канавке. Боже, как же я по нему соскучилась, а ведь прошло всего несколько часов с тех пор, как я видела его в последний раз.

"Ты почти закончила?" Его нетерпеливые слова падают на голую кожу моей шеи, к которой он получил доступ благодаря высокому хвосту.

Внезапно перехватывает дыхание, и я могу только кивнуть.

"Ты знаешь, где меня найти".

Тепло позади меня исчезает, и я желаю, чтобы прошли последние пятнадцать минут моей смены.

Мы с Валентиной выходим из зала, и как только скрываемся из виду, она прижимает меня к стене. Не говоря ни слова, ее палец проникает в низкий вырез моего платья, и она засовывает что-то острое и блестящее в верхнюю часть моего бюстгальтера. Я выкрикиваю ее имя, задавая всевозможные вопросы, но не могу сформулировать ни один из них достаточно быстро. Ее назойливая рука отступает и возвращается в карман, а я поглаживаю предмет по платью — круглое колечко не отличить.

"Валентина, я не…"

"Может быть, не сейчас, но не похоже, что они тебе не нужны". Она одаривает меня довольной улыбкой.

Мне они не понадобятся, правда? Хотя если бы она не поймала нас раньше, разве мы бы остановились? Никто из нас не был готов. Нам пришлось бы остановиться, но я бы этого не хотела. Когда я вошла в каюту, я и представить себе не могла, что Оскар найдет меня и что произойдет, когда он это сделает.

Но сейчас было бы невежеством с моей стороны полагать, что быть неподготовленным — это вариант.

Она вкладывает мне в руку мятную конфету и освобождает меня от стены, а затем подталкивает мое застывшее тело вперед, когда оно не двигается по собственной воле. "Повеселитесь", — говорит она мне вслед.

Думаю, так и будет.

Я карабкаюсь вверх, вверх и вверх, и думаю о том, чтобы приостановиться, чтобы не добраться до него пыхтящим беспорядком, но каждая секунда, проведенная не с ним, заставляет мое тело болеть. Он там, все еще в униформе, но уже без излишеств, прислонился к перилам и смотрит на меня голодными глазами, когда я подхожу.

"Здесь есть камеры?" спрашиваю я, направляясь к нему, мои белые лакированные сапоги до колена щелкают по настилу.