А. Моллой - История Икс
Спускаемся вниз по еще более узкому коридору, выложенному греческими кирпичами и камнями. Здесь сыро, мрачно, тоскливо и воняет гнилью.
— Осталось совсем немного, carissima.
Марк ободряюще кладет руку мне на плечо, но я вовсе не спокойна. Теперь я напугана по-настоящему. Мы ведь так глубоко под землей, в богом забытых подземельях Napoli Sotterraneo, спускаемся к центру земли.
— Пришли, — по-английски говорит наш проводник.
Вижу впереди приглушенный свет. Туннель выходит к нескольким подземным камерам, освещенным факелами и фонарями, испускающими синее сияние. Здесь уже собралось немалое количество народу, они пьют вино и беседуют. Однако по сравнению с предыдущими мистериями атмосфера совершенно иная. Играет церковная, довольно простая музыка: григорианские напевы, а может, и что-то более древнее, греческое. Очень печальная мелодия, но чересчур навязчивая.
Марк выглядит встревоженным, между его бровей пролегли глубокие морщины. Пожимаю ему руку, теперь я стараюсь приободрить его. Он выдавливает из себя вымученную улыбку.
Нас проводят в низенькую камеру с полукруглым потолком, как в самолете, вот только из сырого камня. По сторонам выступают узкие каменные полки, вдоль них, склонив головы, стоят люди.
Полуцилиндрическое пространство камеры освещено горящими факелами. В их неровном свете видны жуткие рельефы на выгнутых стенах. Предположительно они относятся ко времени самых ранних мистерий в Южной Италии, возможно к третьему или четвертому веку до нашей эры. Каменные бордюры изящные, но довольно примитивные. На них изображены пытки мужчин. Одному перерезали горло. Другого истязают содомским грехом. Третьему жестоко вогнали нож в спину. Лицо мужчины искажено, из раны брызжет кровь.
Вспоминаю странный шрам на плече Марка. Возможно, одна из тайн мистерии разгадана. Изогнутый шрам — след от ножа. Наверняка это символ посвящения в мистерии, подобно татуировке на внутренней стороне моего бедра.
Я вновь сжимаю ладонь Марка. Теперь она стала влажной от пота, мой лорд явно очень нервничает. Раньше я таким его не видела. И мой собственный страх кольцом сжимается вокруг меня. Что же будет?
Музыка набирает обороты, теперь это хор простых и суровых голосов, скорбных и слезливых, создающих некоторое неблагозвучие. Но мелодия очень отчетливая. Может, в какой-то из камер разместился хор — здесь же так много подвалов и темниц, склепов и дионисийских храмов, преданных с течением времени земле.
— Выпей, — вкладывая мне в руки чашу, говорит девушка.
На ней нет белой туники, на этот раз одеяние полностью черное и совершенно простое. Однако девушка, видимо, выполняет ту же роль, что и прислужницы мистерий на прочих обрядах посвящения.
Обращаю взгляд к Марку, ища поддержки и совета, но он лишь берет металлическую чашу и опустошает ее, выпивая все до последней капли. Вытирает губы ладонью и презрительно возвращает сосуд. В его поведении я опять замечаю некую странность: это не тот ловкий, умный, аристократичный Марк, которого я знаю. Передо мной совершенно другой мужчина. Его внутренняя злость грозит вырваться на поверхность.
— Марк, с тобой все в порядке?
— Смотри, cara mia, — отмахивается он от моего вопроса. — Полагаю, тебе просто нужно смотреть. Пока.
Я поворачиваюсь и смотрю. Из толпы выбрали женщину. Франсуазу. Узнаю еще трех-четырех девушек: моих сестер на пятой мистерии, также претенденток на посвящение. Но Франсуазу избрали первой.
Мы все стоим на каменных подиумах по обе стороны похожей на бочку камеры. Кивнув, Франсуаза в своем черном платье медленно и покорно спускается по каменным ступенькам, затем движется вдоль впадины в центре комнаты, к дальней стороне помещения. Там, на стене, я замечаю довольно примитивный рисунок греческого или римского солдата, забивающего быка. Но мужчина не просто убивает животное, а свирепо вонзает кинжал ему в горло, так что из шеи испуганного зверя фонтаном хлещет кровь. Триумф человека над животным? Или триумф жестокости над милосердием?
Рядом с этим ужасным изображением стоит мужчина средних лет. В руке он держит серебряный колокол. Звонит в него и спрашивает по-английски:
— Ты согласна подчиниться пятой мистерии?
— Согласна, — слегка замешкавшись, отвечает Франсуаза.
Первый ритуал начинается.
— На колени!
Она делает как велено.
— Читай молитву Митре! — приказывает мужчина.
Франсуаза неуверенно складывает ладони. Склоняет голову в направлении настенного рисунка, где мужчина убивает быка. Мастер мистерий вновь звонит в колокол. Франсуаза поворачивается к нему лицом, а он дает ей указания:
— Теперь ляг на спину.
Напиток из металлической чаши наконец дает о себе знать. Он не похож ни на вина Капри или Рогуды, ни на кикеон четвертой мистерии. Действует скорее, как дубинка, моментально одурманивающая меня. Я словно пьяная, голова отяжелела, однако внутри зарождается агрессия. Мне хочется кого-нибудь ударить. Плохо дело.
Поворачиваюсь к Марку. Даже в тусклом свете камеры Митры на его лице отражаются эмоции, подобные моим: он стиснул зубы, будто пытается подавить рвущуюся на волю жестокость.
— Ты должна отдаться Митре и Дионису, — говорит Мастер мистерий. — Задери платье.
Франсуаза лежит на турецком ковре с красивым узором. Девушка закрывает глаза, на ее лице отражаются растерянность и напряжение, однако она послушно поднимает платье, обнажая бедра и низ живота. Прислужницы в черных одеяниях делают шаг вперед. Опускаются на колени перед Франсуазой и принимаются возбуждать ее хрустальными фаллосами. Франсуаза откликается, но в то же время сопротивляется. Глаза ее крепко зажаты. На каменном подиуме прямо над ней стоит Даниэль. Я не могу разгадать, что написано на его лице.
Музыка по-прежнему мрачная и мощная. Пока что это самая религиозная из мистерий. Слышу слова на латыни и греческом, наполняющие накуренный благовониями воздух.
Дионисии, Вакханалии, Скиерии, Апатурии.
Я держу Марка за руку, только чтобы ободрить его. Кажется, я сейчас упаду в обморок, свалюсь с каменного подиума. Это уже переходит все границы.
Бой барабанов усиливается. Звуки лиры или какого-то другого струнного инструмента приближаются к оргазму. Голоса сливаются воедино. Воздух густой от аромата благовоний и дыма факелов. Вперед выходит мужчина. Лет тридцати. Высокий. Со щетиной. Верхняя часть лица закрыта маской. Camorrista?
Мужчина расстегивает брюки. Он полностью возбужден. Одна из прислужниц надевает на его член презерватив. Мужчина приближается к Франсуазе, опускается на колени и входит в нее. Единственное подходящее описание — спаривание. Да, именно спаривание. Если в прошлом мистерии и были эротичными, даже изысканными в своей сексуальной составляющей — что сохранилось и в предыдущих обрядах, — то сейчас все совсем иначе. На наших глазах развертывается жесткое, пугающее, серьезное, но невероятно символичное действие. Женщина, которой овладевает Бог. Партнер должен подчиниться. Все должны подчиниться. Я прихожу в ужас.
