Пьер Рей - Аут
Штроль посмотрел на поднос, глаза его остекленели, ноздри затрепетали, и он медленно опустился на пол.
Беллинцона презрительно поморщился. Он грубо раздвинул челюсти банкира, вставил в рот указательный палец и быстрым круговым движением прошелся по деснам.
Работа была выполнена прекрасно. Удовлетворенный, он вытер испачканный кровью палец о пиджак Клоппе.
Фолько Мори отпустил женщину и спрятал бритву в карман. Она едва держалась на ногах. Проходя мимо, Беллинцона дружески ей улыбнулся.
Неожиданно его рука взметнулась вверх, и открытая ладонь гиганта резко ударила Ингрид в лоб. Она качнулась и рухнула на пол.
Из комнаты, где хранились зубные протезы, гангстеры вышли через дверь черного хода на лестницу и, не торопясь, спустились вниз.
Прошло несколько минут, но никто в кабинете не подавал признаков жизни. Магнитная лента продолжала наполнять комнату звуками музыки Вивальди. Десяток раз прозвонил телефон и замолчал.
Хомер Клоппе шевельнулся, открыл изумленные глаза и инстинктивно поднес руку ко рту, отметив, что губы в крови.
Он опустил голову и увидел на полу неподвижное, распростертое тело Аугуста Штроля.
С трудом поворачивая голову, он наткнулся глазами на Ингрид Штроль. Она лежала на спине, с высоко оголенными длинными округлыми бедрами, широко раскинув руки в стороны.
Не в силах что-либо понять, он встал и, шатаясь, сделал несколько шагов к зеркалу в бронзовой раме.
Не узнавая, он долго рассматривал мужчину, смотревшего на него из зеркала. Его одежда, лицо тоже были испачканы кровью… Две извилистые струйки черной крови стекали из уголков рта по подбородку…
С бьющимся, как паровой молот, сердцем, он собрал все свое мужество, чтобы убедиться в страшной догадке, и открыл рот…
Его кровоточащие десны представляли собой изорванную, лишенную всякого рельефа массу. Сто лет тому назад, когда он садился в кресло, у него были самые лучшие зубы в городе. Теперь не было ни одного. Из его глаз потекли слезы. Потрясенный, он отвернулся от созерцания непоправимой катастрофы.
Сидя на полу, Ингрид, с расширенными от ужаса зрачками, смотрела на него.
Зазвонил телефон.
Не обращая внимания на стоны мужа, она встала, как автомат, и сняла трубку.
Она слушала с отсутствующим выражением лица и, казалось, ничего не слышала… И тем не менее она протянула трубку Хомеру Клоппе, который машинально взял ее. Жесты обоих были тяжелыми и замедленными.
Несмотря на пережитый шок, банкир мгновенно узнал голос, который ему никогда не забыть, — голос Итало Вольпоне.
— Второе и последнее предупреждение… Если деньги не будут переведены в течение часа, я не ручаюсь ни за вашу жизнь, ни за жизнь членов вашей семьи.
Комок спекшейся крови застрял у Клоппе во рту, и он никак не мог его выплюнуть. Языком он подтолкнул его к губам и выдавил наружу. Затем неузнаваемым голосом едва слышно прошептал: — Плевал я на тебя!..
ГЛАВА 15
То, что с ней произошло, превзошло все ожидания…
Уже шестнадцать часов она была заперта в богато обставленной комнате, вдоль стен которой тянулись стеллажи, уставленные книгами на любой вкус. Она могла пользоваться стереосистемой, телевизором и… колокольчиком. Стоило позвонить, как тут же словно из-под земли появлялась симпатичная полная женщина, готовая выполнить любое ее желание, кроме одного — главного: объяснить, почему она находится здесь, у кого и скоро ли ее отпустят домой.
Анджела пыталась ее разговорить, но женщина ограничивалась доброй, вежливой и молчаливой улыбкой, беспрестанно интересуясь, довольна ли она обстановкой, не нужно ли чего-нибудь из предметов туалета и нравится ли ей пища.
Те двое, похитившие ее из дому, были такими же неразговорчивыми. Она смутно чувствовала, что это похищение каким-то образом связано с мужем. Теперь она сожалела, что не удосужилась хоть однажды более детально расспросить его о том, чем он занимается…
Она целый день кружила по этому миниатюрному дворцу-тюрьме, отметив отсутствие ручки на двери и наглухо закрытые окна. Через матовые стекла проникал только дневной свет. Никто, кроме полной женщины, к ней не заходил. События изменились в половине четвертого утра.
После стука в дверь в комнату вошел огромного роста и необъятной толщины мужчина.
— Я пришел принести вам свои извинения за тот способ, каким вы были сюда доставлены.
— Кто вы?
— Друг вашего мужа. Даже больше чем друг, мы с Итало — компаньоны. Меня зовут Этторе Габелотти. Извините, если я разбудил вас.
— Я хочу домой!
— Позвольте мне кое-что прояснить… Я только что приехал, и, как оказалось, мои указания не были в точности исполнены… Я просил, чтобы вам объяснили причину приглашения.
— Приглашения? Меня увезли, ткнув пистолетом в живот.
— Эти люди уже наказаны. Попытайтесь понять… Итало находится в Цюрихе по нашему общему делу. Вы об этом знаете. К его большому горю, он потерял брата, которого мы все очень уважали. Однако вполне вероятно, что Дженцо умер не своей смертью. Итало это беспокоит… А когда я узнал, что кое-кто, кто ненавидит вашего мужа и меня, замышляет против вас что-то подозрительное, я посчитал, что у меня вы будете в большей безопасности.
— Я хочу уехать отсюда.
— Вы можете это сделать, но я рекомендовал бы вам не торопиться… Позже вы скажете мне спасибо.
— Послушайте, сэр, я была похищена вчера после полудня. Сейчас четыре часа утра, и я не хотела бы злоупотреблять вашим гостеприимством. Можете мне верить, что я расскажу Итало, как мило ко мне отнеслись под этой крышей. А теперь пусть меня отвезут домой.
— Я вижу, что вы злитесь на меня, но я слишком уважаю Итало, чтобы позволить себе подвергать вас риску. Я еще раз настоятельно прошу вас провести остаток ночи здесь.
Анджела почувствовала, как у нее на глаза наворачиваются слезы. Сдерживая их, она закусила губу. Итало был деревом, которое заслоняло ей лес. Она видела только его… В Нью-Йорке нигде, кроме двух-трех ресторанов и такого же количества музеев, они не бывали. Центром вселенной для них была супружеская кровать. Все остальное в расчет не принималось. Но сейчас Итало не было рядом, и она чувствовала себя безнадежно одинокой и беззащитной.
За мягкими, ложно скромными манерами обращения этого борова она отчетливо видела властность и нетерпеливость. Даже когда он улыбался, от него исходила опасность.
Она понимала, что ей придется подчиниться неизбежному, и, пряча страх за ироничностью тона, сказала:
— Я просыпаюсь в девять утра и пью свою утреннюю чашку кофе без сахара, а в яичнице люблю хорошо поджаренный бекон.
