Пьер Рей - Аут
— Помни, мы за тобой наблюдаем. Малейшее слово, движение, взгляд… и начнется резня.
Плотно сжав между собой Ингрид, они исчезли за портьерой.
— Поймите, это — невозможно! — в последний раз запротестовал профессор. — Он…
Из комнаты раздался приглушенный стон Ингрид.
На грани потери рассудка Аугуст бросился к двери.
Когда он открыл дверь, часы показывали тридцать две секунды одиннадцатого.
* * *Когда Хомер Клоппе пересекал центральный холл банка, ему чудилась ирония в приветствиях, которыми с ним обменивались служащие. Невозможно было представить, что они еще не знают о вчерашнем скандале. Естественно, две кумушки, должно быть, все разболтали, а Цюрих не такой большой город, чтобы секрет долго хранился в тайне.
Терзаемый чувством стыда и вины, Хомер не спал всю ночь, пытаясь разобраться в создавшейся ситуации. Узнает Шилин, узнает дочь, узнает весь город, вся страна!.. Сколько ему еще осталось жить? Что он сделал, чтобы заслужить уважение? Разве он дал своей единственной дочери надлежащее воспитание? Если да, тогда почему оказалась возможна подобная свадьба? А Шилин? Чем он отплатил ей за ее безграничную преданность? Спал с чернокожей проституткой! Что будет с Шилин, когда разразится скандал?
Изменив добродетели, он совершил зло. Он осужден и приговорен. Наказан в самом чувствительном месте — потерял уважение в обществе. Теперь остается одно — платить по счету.
После свадьбы Ренаты, которая состоится послезавтра в три часа утра — какое безумие! — он начнет действовать согласно своей совести, какие бы последствия его ни ожидали…
Разговор с Мелвином Бостом оставил в его душе горький осадок. Из-за слабости характера, а возможно, собственного корыстолюбия, он отказался кардинально решить проблему «Континентл мотокарз». Это чудовищно, чтобы в угоду экономическим проблемам умирали невинные. Хомер этого не позволит. Чего бы это ему ни стоило, он отдаст приказ заменить дефектную деталь на всех проданных «Бьюти гоуст Р9». А потом, если Богу будет угодно, пусть фирма разоряется!
Для завершения активной деятельности Клоппе установил себе срок в три года. Сына-наследника у него не было. Ренату финансовые дела не интересуют. И уж, конечно, не Курту управлять банком. Какой в таком случае смысл работать дальше? К чему копить деньги, если из средства к существованию они превратились в товар? У него с Шилин есть все… Даже безумствуя, они не истратят до конца своих дней и сотой доли того, чем обладают…
С надменным видом, Марджори поджидала его у дверей кабинета. Знает ли она?
— Срочно, важно, лично! Какой-то мужчина хочет говорить с вами по телефону.
Клоппе посмотрел на часы: одна минута десятого.
— Слушаю! — сказал он, сняв трубку.
— Мистер Хомер Клоппе?
— Да.
— Мы с вами незнакомы, но в вашем банке находятся мои деньги.
— Слушаю вас.
— Вы уже встречались с моим доверенным лицом, Мортимером О’Бройном.
В голове Клоппе зажглась маленькая красная лампочка. Этим мужчиной может быть только Этторе Габелотти — клиент Диего и компаньон Дженцо Вольпоне. И тут же перед глазами банкира запрыгали цифры — 828384… «Мамма».
— Сейчас я назову вам номер счета и попрошу произвести некоторые операции.
— Слушаю.
— 21877… «ГОД».
Клоппе словно пронзило током. Он сдвинул брови и плотно сжал губы. Итак, его подозрения относительно Мортимера О’Бройна подтвердились… Нечестный человек дал своему хозяину вымышленный номер. К сожалению, он мог помочь Габелотти не более, чем Вольпоне… Обезличенным голосом утомленного человека он сказал:
— Извините, но я не понимаю, о чем вы говорите.
— Что-о? — пророкотал его собеседник.
— Информация, которую вы мне сообщили, не имеет никакого отношения к существующей в нашем учреждении.
— Что вы такое говорите! Что вы говорите?
— Ничем не могу вам помочь, сэр. Вы ошиблись. Всего доброго, сэр, — сказал Хомер и положил трубку. Затем звонком вызвал Марджори.
— Если вдруг опять позвонит этот человек, меня нет!
— Хорошо, сэр.
Оставалось ровно сорок пять минут до приема у дантиста. В силу привычки он нацарапал эти цифры на листе бумаги.
Вот уже пять дней, как в «Трейд Цюрих бэнк» лежат два миллиарда долларов Дженцо Вольпоне. Хомер мгновенно перевел их в Шаан, своему другу Эжьену Шмеельблингу, «банкиру всех банкиров».
Его собственный интерес уже составил 547 940 долларов.
* * *В дверь постучали: три легких и один сильный удар. Орландо Баретто приоткрыл дверь. Итало Вольпоне боком проскользнул в квартиру.
— Где она?
— В спальне.
Вольпоне вошел в комнату. Инес лежала на горе подушек у радиатора центрального отопления и листала правой рукой журнал мод. Левая была пристегнута к секции радиатора наручниками. Она отложила журнал и посмотрела на Вольпоне отсутствующим взглядом.
— Писать умеешь? — спросил Итало.
Ландо удивленно посмотрел на него. Задавать такой вопрос девушке, проучившейся три года в университете, просто глупо!
Ландо почти не спал всю ночь. По приказу своего падроне он одел на Инес наручники. После того что произошло на лесопилке, она не упрекнула его даже взглядом, но и разговаривать с ним не захотела. Она упорно, враждебно и презрительно молчала. Было договорено, что Ландо будет подавать ей телефон всякий раз, когда раздастся звонок. Длина цепочки наручников не позволяла ей самой подходить к аппарату. Так решил Вольпоне. Он считал, что негритянка должна сама отвечать на звонки, чтобы не вызвать подозрений у своих клиентов. Естественно, через прослушивающую трубку Ландо следил за темой разговоров, открывая для себя неизвестные аспекты жизни своей бывшей любовницы. Ей звонили подружки-манекенщицы, такие же, как и она, проститутки, какой-то немец и итальянец. Первый был импресарио, второй — известный фотохудожник. Инес вежливо отклонила предложение сняться для популярного журнала мод в одежде, состоящей только лишь из драгоценностей стоимостью в три миллиарда. Еще с кем-то она говорила на своем родном, африканском, диалекте.
— Мои двоюродные братья, — объяснила Инес. — Они здесь проездом… Дипломаты… Придут ко мне в гости.
Ландо занервничал.
— Могла бы сказать, что тебя не будет.
— Мы не виделись уже два года. Везут мне подарки… Если не хочешь, можешь не открывать…
— Если будешь продолжать так со мной разговаривать, размозжу тебе голову.
Ему ужасно хотелось ее. Понимая, что это невозможно, он бесился…
— Пиши, что я тебе продиктую, — сказал Итало, протягивая ей лист бумаги и ручку.
