Короли Керни (ЛП) - Аллен Навесса

Я наблюдал, как она, почти не запинаясь, направилась к дивану на своих высоких каблуках. Это было хорошо, что она стала лучше относиться к себе, бережнее относиться к своему телу. Это хорошо для нее, но, с эгоистической точки зрения, хорошо и для меня. Это означало, что мы, вероятно, сможем больше трахаться. У меня были недели, когда нужно было выплеснуть накопившееся напряжение. Если бы ее нога начала беспокоить ее в середине выходных, это не имело бы значения. Я бы нашел какой-нибудь способ носить ее с собой по дому, чтобы она могла экономить силы. Я бы собрал здесь все подушки и соорудил из них маленький трон для нее. Я бы нашел способы заставить ее кончить так, что ей даже не пришлось бы двигаться. Я жадно слушал звуки, которые она издавала, когда теряла самообладание, отчаянно хотел услышать свое имя на ее губах, когда она кончала.

Она схватила с дивана мягкую подушку и, вернувшись ко мне, бросила ее к моим ногам.

— Иди сюда, — сказал я, наклоняя голову.

Мне захотелось поцеловать ее. Я хотел подразнить ее своим языком, довести до того же исступления, до которого она довела меня, но она только улыбнулась своей порочной улыбкой и покачала головой.

Плавным движением она опустилась на колени у моих ног. Я чуть было не спросил ее, все ли с ней будет в порядке, но сдержался. Она была взрослой женщиной, которая знала свои физические пределы. Если она думала, что со своим больным коленом еще какое-то время все будет в порядке, я был уверен, что так и будет.

Ее ногти нежно царапали мои бедра. Мой член снова напрягся, на кончике блестела капелька смазки. Она проигнорировала это, повернув голову, чтобы поцеловать внутреннюю сторону моего бедра, так близко, но так чертовски далеко.

Она еще раз поцеловала меня в ногу, на этот раз чуть выше, и прошептала мне:

— Я имела в виду то, что сказала тем утром.

— Каким утром? — Выдавил я из себя. Эта женщина могла довести меня до сердечного приступа.

Она посмотрела на меня из-под ресниц, и я чуть не взорвался. Она была так чертовски красива. Я согнул руки, проверяя прочность веревки. Это место было старым и редко использовалось. Балка, к которой она меня привязала, заскрипела, и я остановился. До нее могли добраться термиты, а я не смог бы до нее дотронуться, даже если бы обрушил крышу нам на головы, пытаясь освободиться.

— У твоих родителей, — сказала она, полностью привлекая мое внимание к себе. — Когда я сказала тебе, что ты всегда должен быть голым. Я это имела в виду.

— Ты можешь раздеть меня, когда захочешь. Только скажи.

Она ухмыльнулась и продолжила мучить меня. Ее губы прижались чуть сильнее, ногти впились чуть глубже. Эти прекрасные груди были полными и тяжелыми, соски напряглись от желания. Я хотел взять их в рот и ласкать до тех пор, пока она не закричит. Наконец ее пальцы поднялись и погладили мой член. Мои яйца напряглись, и давление на позвоночник усилилось. Я был на волосок от того, чтобы кончить в ее руку, как гребаный подросток.

Она провела большим пальцем по головке моего члена, используя мою предсеменную жидкость, чтобы облегчить себе движение. Ее пальцы сжались вокруг моего основания, и я застонал, уткнувшись подбородком в грудь. Наконец она наклонилась вперед и взяла меня в рот. Я смотрел на нее сверху вниз, наблюдая, как мой член скользит по ее полным губам, чувствуя, как ее язык скользит по моей разгоряченной коже. Ее веки дрогнули, и она издала горловой звук, похожий на сдавленный стон.

Боже, благослови женщин, которые получают удовольствие от того, что дарят его.

Кончик моего члена уперся в нее, и я почувствовал, как дернулось ее горло. Она снова скользнула ртом по моей длине, прежде чем эта конвульсия превратилась в рвотный позыв. Значит, глубокого минета не произойдет. Все было в порядке. Я был достаточно взрослым, чтобы не ожидать этого, хотя, если бы она захотела, в ближайшие дни, недели и, надеюсь, месяцы я бы научил ее, как брать всего меня целиком. Пока что она брала меня столько, сколько могла, а остальное делала руками. Другой рукой она обхватила мои яйца, поглаживая их на весу, нежно потянув так, что у меня сжалась челюсть.

Я снова напряг руки, не задумываясь, веревка жгла кожу на запястьях. Я хотел освободиться от этих проклятых пут. Я хотел прикоснуться к ней, запустить пальцы в ее волосы и направлять ее. Балка над головой издала еще один тревожный звук. Я сделал глубокий вдох и заставил себя расслабиться.

Ее щеки ввалились, когда она снова втянула меня в себя. Связанный таким образом, я мог только толкаться. Я осторожно двигал бедрами вперед, не желая задушить ее. Необходимость соблюдать осторожность только усиливала мое раздражение. Она сводила меня с ума. Я мог бы кончить прямо сейчас, но она сама этого хотела, и я хотел, чтобы это стоило того ради нее. Если я сразу же выйду за рамки дозволенного, она может почувствовать, что у нее не было возможности достаточно меня помучить, и тогда я, вероятно, окажусь привязанным к следующему неодушевленному предмету, который ей приглянется.

Она обвела языком головку моего члена, и я чуть не задохнулся.

Бейсбол. Думай о бейсболе, тупой придурок.

Я забивал себе голову мыслями о величайшем времяпрепровождении Америки, пока она занималась мной. Я понятия не имел, сколько прошло минут, но потом она проделала что-то своим язычком, от чего я, задыхаясь, вернулся к реальности.

Или крокет. Да, представь себе кучку чопорных англичан, которые гоняют мячи через обручи на лужайке перед домом. В этом нет ничего сексуального.

Она начала работать ртом и руками быстрее, и я, наконец, потерял над собой контроль. Я вошел в ее рот с большей силой. Она издала жадный звук и погладила меня сильнее.

— Криста, я кончу тебе в рот, если ты будешь продолжать в том же духе, — прорычал я. Это был мой способ предупредить ее, дать ей возможность отстраниться и позволить мне кончить куда-нибудь еще, например, на ее красивые сиськи.

В ответ она приняла меня глубже, ее горло немного расслабилось. Это было уже слишком. Моя голова откинулась назад, и я потерял себя. Я перестал уговаривать себя отойти от края пропасти. Это было бесполезно, когда она вот так засасывала меня. Вместо этого я позволяю себе чувствовать все: влажные объятия ее рта, нежное, едва уловимое касание ее зубов, ее язык, поглаживающий меня, и ее рука, ласкающая мое основание.

Мое сердце, казалось, пыталось вырваться из груди. Внутри меня нарастало напряжение. Она начала работать ртом и рукой еще быстрее, и мой член напрягся между ее губами. Внизу живота у меня отчетливо забился пульс, а затем перед глазами вспыхнули звезды. Я кончил, сильно, сбиваясь с ритма, когда входил в нее. Наслаждение прошло так же быстро, как и нахлынуло, и мои ноги решили, что больше не могут меня удерживать. Внезапно весь мой вес пришелся на связанные запястья. Да, нет, это определенно было не для меня. Я имею в виду, что она дразнила меня до чертиков, но теперь мои запястья чертовски болели, и в этом не было никакого удовольствия, только раздражение.

— Развяжи меня, — сказал я.

Она не сопротивлялась. Проведя большим пальцем по блестящим губам, она поднялась с колен и взяла на кухне ножницы. В конце концов ей понадобился стул, чтобы дотянуться до веревки, и она встала на него рядом со мной, так что мой нос оказался на уровне ее пупка. Я приподнялся на цыпочки, но ее сиськи были слишком высоко, чтобы я мог дотянуться до них. Ладно, я мог приспособиться. Вместо этого я наклонился, но и до ее киски дотянуться не смог.

— Быстрее, Криста, — прорычал я, член уже начал возвращаться к жизни.

— Я пытаюсь, — сказала она обеспокоенным голосом. — Что за хренову веревку ты купил? Ножницы никак не могут ее перерезать.

— Я не знаю. Та, о которой мне сказала секс-леди.

Склонившись надо мной, она поперхнулась.

— Секс-леди, — сказала она, захихикав.

Я поднял голову, чтобы сердито посмотреть на нее, и забыл, что, черт возьми, собирался сказать. Теперь я понимал всех тех людей, которые были одержимы сиськами.