Извращённое чувство (ЛП) - Макинтайер Эмили

Я направляюсь в кабинет Джулиана, чтобы найти бумагу и ручку.

Подойдя к полке с книгами, я провожу пальцами по фотографии в рамке. На ней запечатлены Джулиан и мой отец. Они оба улыбаются и держат в руках необработанный алмаз. Моё сердце сжимается, и по щекам катятся слёзы. Я прижимаю руку к груди, пытаясь унять боль.

Продолжая свой путь, я присаживаюсь за стол и осматриваюсь. Мои руки тянутся к правому ящику, и я открываю его в поисках листа бумаги и ручки. В поисках нужных предметов я хватаю какие-то бумаги, отодвигая их в сторону. Но моё дыхание перехватывает, когда я вижу знакомое имя.

Моё имя.

Неприятное чувство сдавливает мою грудь.

«Не доверяйте им.»

Мое дыхание прерывается, и я фыркаю, качая головой и убеждая себя, что это всё игра света. Доверие имеет первостепенное значение в отношениях. И я по-настоящему доверяю Джулиану.

Нахмурившись, я снова смотрю на бумаги, не в силах подавить желание просто взглянуть и убедиться.

Я вытаскиваю бумаги.

Читаю.

И мое и без того разбитое сердце разбивается вдребезги, падая на пол, разрывая на части всю меня.

Завещание Ясмин Карам-Фарачи.

«Они убьют Вас.»

Я роняю бумаги из рук, как будто они в огне, в животе у меня все переворачивается, будто меня вырвет, если я останусь на одном месте.

Может быть, завещание — ошибка.

Может быть, это старые бумаги, ещё с тех времен, когда он меня шантажировал, до того, как всё изменилось.

Всё это возможно, и я хочу услышать его объяснение по каждому пункту. Но не сейчас, когда мои чувства так обострены, и я чувствую себя такой разбитой и преданной.

Было ли всё это для него просто игрой?

Я знаю, что не успокоюсь, пока не найду ответы. Глубоко дышу, пытаясь прийти в себя и не поддаваться шоку. Я всю жизнь убегала от проблем, и это ни к чему хорошему не привело.

Это то, из-за чего я оказалась в такой ситуации.

Я сползаю под стол и долго сижу на полу, уставившись на страницы, где написано, что если я умру, всё достанется Джулиану, и только когда раздается звонок в дверь, я выхожу из оцепенения, встаю и пытаюсь взять себя в руки, чтобы пройти через фойе и ответить на звонок. Уверена, у меня опухшие глаза и я выгляжу ужасно, но мне всё равно.

Даже не представляю, кто мог прийти.

Открывая дверь, я обнаруживаю за ней ассистента Джулиана, который медленно обводит меня взглядом с головы до ног.

— Выглядишь дерьмово, — замечает он.

Я отступаю в сторону, пропуская его, хотя всё во мне кричит, чтобы я его не пускала. Он здесь, чтобы убить меня?

— Мой отец умер, — отвечаю я равнодушно.

Иэн поворачивается и пялится на меня, его глаза расширяются.

— Что?

Я наклоняю голову.

— Ты не знал?

Он сглатывает, засовывает руки в карманы и оглядывается по сторонам.

— Нет. А где Джулиан?

Я морщу лоб.

— В офисе. Я думала, ты будешь с ним.

Он медленно качает головой.

— Нет. Я пришёл сюда, чтобы найти его.

— Позвони ему, наверное — говорю я, стараясь, чтобы моё тело не дрожало от волнения. — Чувствуй себя как дома, — я машу рукой вокруг. — Мне нужно позвонить.

Я оставляю его в холле и поднимаюсь по лестнице в комнату Джулиана, моё сердце бешено колотится, когда я хватаю телефон и звоню Рие.

Она не отвечает, но я оставляю ей сообщение, оглядываюсь и убеждаюсь, что моя дверь надёжно заперта.

— Привет, Рия, — говорю я шёпотом. — Мне нужна твоя помощь, пожалуйста, перезвони мне. У меня… — я провожу рукой по своим кудрям и вздыхаю. — Я не знаю, что делать. Баба умер. А потом я нашла поддельное завещание на моё имя, и… может быть, мне стоит позвонить Рэнди, но мне нужно, чтобы ты приехала и забрала меня отсюда. У меня эта лампа, и я не знаю, что с ней делать. Найти её было одним из последних желаний моего отца, и я просто… не уверена, кому я могу доверять. Так что перезвони мне. Пожалуйста.

Я надуваю щёки, упираю руки в бока и прижимаю телефон к себе, пытаясь сосредоточиться. Выхожу из комнаты и иду по коридору, проходя мимо Иэна на кухню.

— Хочешь чаю? — оборачиваюсь я, но не слышу ответа.

Потому что все, что происходит дальше, — это острая, ослепляющая боль в моем черепе, а затем тишина.

3

9. ДЖУЛИАН

Мне было тяжело прощаться с Ясмин этим утром. Она провела всю ночь в слезах, а я пытался смириться с мыслью о том, что единственный человек, который оказал хоть какое-то положительное влияние на мою жизнь, ушел навсегда.

Всё, что я так упорно пытался отнять у него, теперь кажется бессмысленным.

Это было его наследие.

Я только что вышел из офиса его адвоката, попросив его составить брачный контракт, который защищает её имущество, а не моё. Мне всё равно, примет ли она меня таким, какой я есть. Она может сжечь меня вместе с «Sultans», и я умру счастливым, зная, что она — королева пепла.

Но я должен показать ей, что для меня это реально. Это моё наказание за то, что я был так долго ослеплён жадностью, что не мог увидеть главное, фокусируясь на мелочных вещах.

Она знает, с чего всё началось, но я хочу, чтобы она поняла: если её нет в моём мире, то жизнь теряет смысл.

Она изменила меня к лучшему. Во всех отношениях, в которых я хотел бы измениться.

Я не уверен, что она когда-нибудь осознает, какое влияние она оказала на меня. Я влиятельный человек, и невероятно много работал, чтобы достичь того, чего я достиг в жизни. Подняться из грязи в князи и стать богатым и чего-то добиться.

Вместе с этим приходит некая уверенность, чувство гордости, которое я испытываю, и думаю, что никто не сможет отнять у меня это чувство.

Единственный человек, который может это сделать, скоро больше не будет иметь доступа в мою жизнь.

Я подумал о том, чтобы съездить к маме домой и в последний раз увидеть ее лично. Всю ночь напролет, пока я обнимал Ясмин, утешая её после потери отца, я представлял, каково было бы, если бы я был на её месте.

Если бы я внезапно потерял свою мать, стал бы я плакать? Почувствовал бы я боль? Все, что я почувствовал бы, — это тоску по свободе, которую это дало бы.

Она не заслуживает моего личного внимания. Я защищаю себя и маленького мальчика, который всё ещё жив и дышит где-то глубоко в моей душе, от того, чтобы снова столкнуться с ее жестоким обращением.

У людей есть только та власть, которую ты им даешь, а я больше не собираюсь давать ей свою.

Она поднимает трубку после второго гудка.

— Ты помнишь, когда я был маленьким? — спрашиваю я вместо приветствия. — И тебе пришлось отвезти меня в больницу, потому что у меня было сломано бедро?

— Ты теперь даже не здороваешься со своей матерью? — возмущается она.

— Просто ответь на вопрос.

— Не знаю. Ты тогда много болел.

— Нет, — гнев закипает во мне, как котёл. — Ты не имеешь права так поступать. Бедро сломалось, потому что ты так сильно наступила мне на ногу, что оно треснула, помнишь?

— Я не хочу об этом говорить, — перебивает она.

— Ты разозлилась, потому что в моём дневнике были все пятерки, и это был первый раз в моей жизни, когда папа сказал, что гордится мной.

Она фыркает.

— Гордится мной. Не тобой, — закончил я, и отвращение переполнило меня настолько, что, казалось, оно сочилось из каждой поры моего тела. — Ты всегда была ревнивой сукой.

— Как ты смеешь… — начала она.

Я прерываю её: — Я больше не заинтересован в этих отношениях.

Она усмехнулась: — Пожалуйста, Джулиан. Я твоя мать. Семья.

Я не буду врать, ее слова возымели желаемый эффект. Они вонзаются в меня, как крючки, пытаясь втянуть обратно, но потом я вспоминаю, что такое настоящая семья. Каково это, когда кто-то предпочитает тебя всем остальным.

Моя семья — Ясмин, и это всё, что мне когда-либо было нужно.