Анархия в школе Прескотт (ЛП) - Стунич С. М.

Я ушла от Оскара и направилась к двери в спальню мальчиков, которую специально закрыла за собой, когда вошла, ища его. Мы дважды занимались сексом с вечера танцев. Групповуха, а после нее я проснулась, и он был позади меня. Но вот в чем дело. Я чувствовала, что внутри Оскара таится очень много всего, ждущие своего часа быть выпущенным наружу. Я хрустнула костяшками, и он наконец повернулся и взглянул на меня.

— Чего ты хочешь? — спросил он, и я нахмурилась.

Тяжело.

— Чтобы ты перестал быть ублюдком. Почему притворяешься, что все еще можешь вести себя отчужденно и незаинтересованно, когда все, чего ты хочешь, — это связать меня и вытрахать из меня все дерьмо?

Оскар встал со своего кресла и резко направился ко мне, прислонившись предплечьями к дверной раме, положив их по обе стороны от меня. Дверь позади меня была закрыта, но я не была загнана в ловушку. Я могла потянуться за ручкой, если бы на самом деле хотела. Конечно же, я не хотела. Я не боялась Оскара Монтока, и он это знал.

— Ты же не собираешься попросить меня об этом? — спросил он, и я не была уверена имел ли он в виду момент с девственностью или комментарий про серийного убийцу, который он отпустил. — Разве тебе не хочется узнать?

— Либо ты расскажешь мне, либо нет, — резко ответила я, но я очень, очень, очень хотела бы, чтобы он рассказал мне о себе. О его семье, его отце, его девственности, о чем угодно. — Хочешь, чтобы я рассказала тебе об ужасных вещах взамен, чтобы тебе стало лучше? Должна ли я рассказать о том, как разозлилась на Пенелопу, за то что она всю ночь билась головой об изголовье кровати и не давала мне спать? Как она плакала, плакала и плакала, пока я вела себя как полная сука? — зная теперь то, что знала, я понимала, что с ней происходило, и от этого мне становилось плохо.

От этих воспоминаний мне хотелось умереть.

Оскар нахмурился сильнее, словно знал, что я только что выдала ему нечто особенное. Если он отвергнет меня сейчас, то может никогда не рассказывать мне о своих чувствах, потому что я всегда знала, что он — хороший лжец, настолько, что может врать самому себе.

— Мне жаль, что я не хорош в этом, Бернадетт, — в его голосе было что-то грустное, какая-то глубокая и бесконечная меланхолия, такое ощущение словно я смотрела в глубины океана. — Уязвимость оставляет человека восприимчивым к бесконечной боли.

Его татуированные пальцы легли мне на лицо в поглаживающем щеку движении и оставили тяжесть в груди, из-за которой мне хотелось плакать. Он трагичен, не так ли? Оскар Монток.

— Бесконечной боли и бесконечной любви, — прошептала я, это звучало довольно-таки безвкусно, что можно было напечатать на кружках Сары Янг.

Хотя, это предложение было правдой. Моя рука поднялась, чтобы коснуться груди Оскара, прямо поверх кроваво-красного галстука. Он слегка дернулся, но позволил мне коснуться его.

— Ты знала о том, что мой отец убил мою мать и моих братьев и сестер? — спросил он, беря мою руку в свою. Внезапно комментарий про серийного убийцу чертовским возымел смысл. — Он пытался убить и меня, но, полагаю, от меня не так-то и просто избавиться, — длинные пальцы сжали мои, они были теплыми и, боже, такими человечными. На самом деле он не такой демонический, каким себя считает. — Знаешь, как он это сделал? — продолжал он, а я, из страха, что он никогда больше не заговорит со мной, не смела перебивать. — Он пытался задушить меня. А теперь это стало моим фетишем. Насколько это извращенно?

Меня заворожили его глаза, их цвет настолько неописуемо прекрасен, что подойдет только пурпурная проза, только строки той бессмысленной поэзии, которую я нацарапала в своей тетради в грязном классе дряхлой школы. Глаза Оскара были похожи на туман с повышенной влажностью во время утренних похорон. Они были цвета той серой уличной кошки, что жила у мусорных баков возле средней школы, той, что когда-то была заветным котенком, а теперь ее никто не любит. Они были цвета пепла в урне или надгробного камня с настолько стертым именем, что прохожие не смогли бы его прочитать.

— Оскар.. — начала я, но затем он выпрямился, когда дверь позади меня открылась.

Это был Вик. Я знала это без надобности обернуться, потому что наши души были сплетены вместе и покрыты шипами. Стоило одному из нас отдалиться, это причиняло боль. Эти шипы резали и заставляли обоих истекать кровью.

В считанные секунды, в которые я даже не успела вздохнуть, Оскар закрылся, его рот сжался в резкую линию, глаза потемнели. Наш момент закончился, несмотря на то что рассказанное им было невероятно ужасным, я обрела надежду для нас обоих.

— Мы готовы, — сказал Виктор, но я не могла обернуться и посмотреть на него.

По сути, мы идем на день рождения его новой девушки. Я хотела блевать. Когда это я потеряла свои яичники и согласилась на это дерьмо?

— Хорошо, — сказала я, чувствую, как мой желудок превращается в яму.

Виктор ушел, не сказав ни слова, а Оскар вздохнул, ущипнув себя за переносицу двумя длинными, татуированными пальцами.

— Господи, вы оба станете моей погибелью, — огрызнулся он, снова открыв глаза, а затем схватив меня за руку.

Он повел меня из комнаты, прежде чем я вырвалась из его хватки, и мы оба быстро вместе спустились вниз.

Когда мы сели в машину, все были раздражены.

— Я хочу свою чертову Камаро обратно, — сказал Хаэль, заводя Файерберд и ругаясь, когда мотор издал забавный звук. — Сукин сын.

— Бриттани вернулась с лыжных трасс, — заговорил Оскар, потому что эта маленькая крыса на несколько недель уехала в Вейла в штате Колорадо на рождественские каникулы.

Сначала мы подумали, что она уехала, чтобы сохранить своего ребенка в секрете или из-за еще какого-то странного, средневекового бреда. Но она снова вернулась, и мы должны разобраться с ней.

— Да, я в курсе, — сказал Хаэль, выезжая с подъездной дорожки настолько быстро, что оставил за собой черные следы шин на асфальте.

Он врубил музыку на нечеловечную громкость, и мы поехали на скорости, в два раза превышающей обычную. Я сменила песню на ту, которая мне нравится, и закрыла глаза, позволяя ритму унести меня, когда мы выехали на шоссе, переезжая через реку, в направлении районе Оак Парк.

Шикарно.

По сравнению с ним дом Офелии и Тома в Оак Ривер Хайтс выглядел просто дерьмом.

Вик был за рулем Бронко вместе с Аароном и Кэлом, оставив меня с Хаэлем и Оскаром.

— Можешь признать, что ты пиздец как ревнуешь, — объяснил Хаэль, выключив музыку, когда мы доехали до роскошного района, и он значительно сбавил скорость, опустив окно и осматривая дома. Не думаю, что он разглядывал архитектуру. Уверена, что он искал места для ограбления. — Просто скажи это, чтобы мне не пришлось так сильно смеяться над тобой.

— Пожалуйста, перестань, — я повернулась к нему с резкой улыбкой на губах. Сегодня на них была черная помада. Черный. Я обращалась к своей внутренней девушке-готу. — Я бы правда не хотела оторвать тебе яйца.