Колин Уилсон - Метаморфозы вампиров-2
— Соблазнители, как правило, не убивают, — не задумываясь, отреагировал Карлсен.
— Но и груоды тоже. Они поглощают. А это, может быть, и честнее, чем оставлять женщину, которая чувствует себя после этого никчемной, попользованной вещью.
Карлсен медленно покачал головой.
— И все же, мне думается, женщина заслуживает сама делать выбор.
— Согласен. Лично я о груодах невысокого мнения. Но мне их действия понятны, точно так же как вам — выходки Казановы. Они пытаются эволюционировать: укреплять, наращивать в себе жизненную силу.
— И как же вы это делаете? — не удержался Карлсен.
— У нас много методов. Как обучается наша молодежь, вы видели. На ранней стадии это что-то вроде боевых дисциплин. Позднее это уже больше напоминает дисциплину духовную. Между ними есть период, когда молодые мужчины учатся сносить боль, для того чтобы подняться на седьмой уровень, представляющий собой границу между боевым и духовным. — Он встал. — Пойдемте. Время истекает, а вам еще многое предстоит увидеть.
Карлсен следом за гребисом пошел в лабораторию. Вместо того, чтобы направиться к двери, Клубин приблизился к каджеку, согнувшемуся в углу комнаты над микроскопом.
— Извини, что отрываю, К-90, — обратился он, — но нам надо пройти в гадрул.
К-90, кивнув, продолжал смотреть в микроскоп — удивительно, насколько непринужденно в сравнении с тем, что было полчаса назад. Наконец он выпрямился и подошел к задней стене, где торчали два выпуклых круга, состоящие из цветных сегментов. Каджек занялся ими одновременно. Клубин стоял спиной, занятый своими мыслями.
Поразительно: стена растворилась вдруг в воздухе — остались лишь два круга, зависшие без какой-либо опоры в трех футах над полом.
Клубин первым пошел по открывшемуся за стеной короткому коридору. Едва они очутились в нем оба, как стена сзади, сгустившись, вновь обрела монолитность.
— Я специально смотрел в сторону, чтобы не видеть комбинацию. Не ровен час, кто-нибудь проникнет в мой ум — беды не оберешься.
Хотелось спросить почему, ну да ладно.
Отъехала в сторону прозрачная дверь, и возле ног бездонным зевом зачернела шахта лифта. Карлсен встревожено вскрикнул, когда гребис беспечно шагнул вперед, но ничего, обошлось: спокойнехонько завис в пространстве.
— Давай сюда. Не бойся.
Ступить в зияющую пустоту было ох как не просто. Потому Карлсен облегчение испытал, ощутив под ногами твердый, хотя и невидимый, пол. Дверь за ними закрылась и забрезжил тускловатый свет. Спуск пошел быстро и гладко как с парашютом, в полной тишине.
— Еще одна мера предосторожности, — пояснил Клубин. — Без особой, архиважной причины доступ в гадрул не разрешается никому. Любой нарушитель расплющится вон там, в пяти милях.
Карлсен из любопытства ткнул носком вниз. Как ни странно, нога не встретила сопротивления. Получается, пола как такового все же нет.
— Как это, интересно, достигается?
— Обыкновенное силовое поле. Карлсен глянул вниз, но тут же опасливо вскинул голову: откуда-то снизу, как кулак, ударило сердце, норовя оборваться в пустоту.
Стены шахты, хотя и безукоризненно гладкие, не были покрыты каким-либо защитным материалом — просто прорезаны в темной толще породы, похожей на гранит. Мимо слоями пирога проносились каменные отложения — красная и желтая глина, что-то зеленое, напоминающее слежавшийся песок.
— «Гадрул» — это что? — спросил Карлсен никчемно громко, словно пытаясь перекричать.
— Что-то вроде узилища, или кельи — имеется в виду монастырской, а не тюремной.
Нежный спуск закончился внизу шахты: ноги будто погрузились в полунадутый борцовский ковер. Силовое поле истаяло — совсем как у аэротакси в момент парковки. С внезапной четкостью в памяти воскрес Нью— Йорк, придавая происходящему зыбкий оттенок сновидения.
Открывающийся отсюда коридор был, похоже, проделан в толще гранита: ни створов, ни стыков в стенах. Низехонький (буквально дюйм над головой), залит он был мутным свечением, непонятно откуда исходящим. Холодно, и тянет сыростью.
— Как в египетской гробнице, — поделился Карлсен, и голос катнулся глуховатым эхом.
— Примерно на это и рассчитывалось. Чтобы те, кто спускается сюда с пятой степенью, знали: пока не будет седьмой степени, пути отсюда нет.
— И как долго она достигается?
— Рекорд у нас — два депсида, что-то вроде шести ваших месяцев.
Если бы не гладкость стен, впечатление такое, что находишься в угольной шахте. Унылая серость необозримого коридора напоминала тюрьму — мысль еще более тягостная от того, что вверху — полторы мили породы и грунта.
Минут через десять Клубин остановился. Зачем, непонятно (коридору по— прежнему не было конца), хотя, гребису, безусловно, виднее. Протянув руку, он коснулся неприметного ржавого пятнышка на гранитной стене. Хорошо, что к встряскам у Карлсена выработался иммунитет, а то бы ненароком отпрыгнул. Участок гранитной стены будто превратился в стеклянный щит, за которым открывалась небольшая, — шесть на шесть, — келья, залитая холодным пронзительным светом. В нескольких футах (можно буквально дотянуться) под потолком висел голый человек — на крюке, вогнанном под кожу посередь груди. Голова запрокинута, струи черной запекшейся крови коростой склеили ему голени и ступни. Но главное впечат— ление производили распахнутые застывшие глаза, выпукло уставленные в потолок.
— Вы с ним, часом, не знакомы? — деликатно поинтересовался Клубин. Карлсен пригляделся.
— Господи, да это же Макрон! — Мелькнуло нелегкое подозрение. — А… за что его?
— Сказать, что он наказан, не совсем точно. Вернее будет сказать, он сам вызвался спуститься сюда пораньше, искупить допущенную в Хешмаре оплошность. А заодно проходит здесь шестую степень.
Карлсен, напряженно сузив веки, наблюдал (интересно, а сам потянул бы, так вот висеть?). Понятно: любое опрометчивое движение порвет Макрону кожу, и без того уже натянутую как резина; вон свежая кровь сочится из раны, мешаясь с сукровицей.
— Теперь вы понимаете, почему сюда никого не пускают без разрешения? Малейшее отвлечение — роковая грань между победой и неудачей. Здесь стены защищены даже от телепатии.
— И сколько ему здесь висеть?
— Минимум два дня. А сколько дальше, он уже сам решит. Причем если забудется больше чем на десять секунд, включится сигнал, и ему начинать все заново. — Карлсену показалось, что гребис смотрит на Макрона с мрачным удовлетворением. — После шестой степени он уже не будет выходить из себя, как случилось в Хешмаре. — У них на глазах Макрон невольно пошевелился, и из раны соскользнул липкий сгусток. Глаза у Макрона расширились, и лицо застыло в судорожной гримасе концентрации.
