Соблазнительная капитуляция (ЛП) - Кэмерон Челси М.

Я открыла письмо и увидела, что аккуратным почерком Луки исписаны страницы на лицевой и оборотной стороне. Я начала читать и поняла, что это скорее список, чем письмо. Список всего, чего я о нем не знала.

Когда мне было двенадцать, я впервые поцеловался с девушкой по имени Кэссиди. Это было во время «Бутылочки» на моей первой мальчишеской вечеринке. На вкус она была как жевательная резинка, и мы столкнулись носами.

Моей первой девушкой была Энни. Мы начали встречаться, когда мне было пятнадцать, и повстречались около полугода. Она начала встречаться с моим лучшим другом через неделю после того, как мы расстались, и они встречались всю старшую школу, а потом поженились. У них трое детей, и они до сих пор живут в моем родном городе.

Я потерял девственность с девушкой на своей первой вечеринке. Мне было шестнадцать, и я пытался вспомнить ее имя, но не мог. Она была из другой школы, и мы оба были пьяны, и я почти ничего не помню, кроме того, что у нас определенно был секс, и это определенно продолжалось около тридцати секунд.

Я никогда по-настоящему не любил девушку так, как люблю тебя. Я думал, что любил, но до тебя я понятия не имел, что это такое. Я сказал ровно пяти женщинам в своей жизни, что люблю их. Тебе, моей матери, моим племянницам и Энни.

Я не могу перестать думать о тебе, даже если бы захотел. Я никогда не верил в судьбу, и в любовь с первого взгляда тоже, но у меня нет другого способа описать то чувство, которое охватило меня, когда ты прошла по тому коридору и я увидел тебя в первый раз. О, да, это было вожделение. Я знал, что хочу тебя, и хотел быть внутри тебя. Я также знал, что не должен преследовать тебя. Это совсем, совсем против правил. Раньше, когда я работал под прикрытием, у меня были другие женщины, но тогда все было по-другому. Там не было никаких физических обязательств.

Он рассказал мне о многих других вещах, некоторые из которых мне хотелось знать, а некоторые было трудно понять. Например, о его родителях и о том, каково это — потерять их. Я даже представить себе не могла, каково это было для него, но я продолжала читать, даже когда по моему лицу потекли слезы, и страница стала расплывчатой.

Лука вложил в это письмо свою боль и свое прошлое, и единственный способ, которым это не повлияло бы на меня, — это если бы у меня не было сердца. Хорошо. У меня было сердце, но большую его часть я отдала ему. Вот что делает любовь. Заставляет отдавать кому-то часть себя, и он мог делать все, что хотел, а вы ничего не могли с этим поделать.

Я дочитала письмо, вернулась в начало и прочитала его еще раз. А потом и в третий раз. А потом я отложила его, отошла в укромный уголок за пределами кафе и заплакала. Было бы гораздо лучше, если бы я могла пойти домой и поплакать, но мне нужно было идти на работу. Отца не было в городе несколько дней, так что компания была в некотором роде в моих руках. Да, были и другие люди, которые разделяли это бремя, но он был моим отцом, и на мне лежало больше ответственности. Это также означало, что я не могла поговорить с ним о Луке, пока он не вернется. Это было не то, что стоит делать по телефону. Я собиралась откладывать это как можно дольше.

Я взяла себя в руки и заскочила обратно в кафе, чтобы привести в порядок лицо. Мои глаза были припухшими, но безумно дорогая тушь и макияж были на месте. Они должны были бы указать это в рекламе, чтобы не разбивать себе сердце и не плакать навзрыд.

Я ничего не могла поделать со своими опухшими глазами, поэтому намочила бумажное полотенце холодной водой и положила его под глаза на несколько минут. Несколько других женщин приходили и уходили, и одни пялились на меня, другие делали сочувственные лица, а третьи просто сердито смотрели на меня за то, что я занимаю место перед зеркалом.

Почему я не могу плакать, как девушки в кино? Даже если эти сучки и рыдали, они всегда выглядели мило, и их глаза никогда не краснели после этого. Так много людей говорили, что хотят мужчину из фильма или дома, но я хотела плакать, как девушки в кино. Это было бы здорово.

Поездка на такси обратно в офис показалась мне недостаточно долгой, и когда я вошла в офис, мне захотелось развернуться и поехать домой.

От слез у меня разболелась голова, сердце разрывалось на части, и мне было просто наплевать на работу прямо сейчас. Но я одернула пиджак и направилась к лифту.

Глава 32

Луки не было за столом, когда я проходила мимо. На краю была записка.

У меня встреча. Вернусь позже.

— Лукас Блейн

Он не мог написать больше деталей, ведь кто-то мог пройти мимо стола и увидеть ее, и подписал ее своим псевдонимом.

Его псевдоним. Я действительно не думала об этом. Сколько раз он это делал? Сколько у него было имен? Как долго он работал корпоративным следователем? Как он этим занялся?

Даже после этого объемного письма вопросы остались, но я не смогла с ним поговорить. На самом деле я была рада, что его здесь не было, потому что тогда мне не нужно было закрывать дверь своего кабинета.

Я проверила свой телефон и увидела все пропущенные звонки и сообщения. В последнем он объяснял, что должен встретиться с Советом директоров и предоставить им свои доказательства и то, что он обнаружил. Я так долго смотрела на сообщение, что не услышала, как кто-то окликнул меня по имени.

— Рори? — Это был мистер Крейг. Тьфу, не сейчас. Я не хотела слышать ни о его дурацкой машине, ни о его дурацком поле для гольфа, ни о его дурацком летнем домике на Бора-Бора.

— О, да? Извини, я, кажется, попалась. — Сотовые телефоны, кроме как для работы, были запрещены. Я попыталась небрежно рассмеяться, но это прозвучало как-то невменяемо, но он, похоже, этого не заметил.

— Я просто хотел узнать, не оставил ли тебе твой отец какие-нибудь файлы? Мне нужно было кое-что найти в одном из них. — Я непонимающе уставилась на него на секунду, а затем вспомнила, что папа оставил мне какие-то файлы. Мне действительно нужно было собраться с мыслями, если я собиралась пережить остаток этого дня.

— О, да, конечно. Они прямо здесь. — Я протянула ему стопку файлов, и он пролистал их.

— Большое спасибо, это как раз то, что мне было нужно. — Он был поглощен файлами и продолжал смотреть на них, когда выходил из моего кабинета. Похоже, не я одна была такой рассеянной.

***

Когда я, наконец, вернулась домой после самого долгого дня в истории «долгих дней», Слоан ждала меня прямо у двери с бокалом в руке.

— Молчи, просто пей. — Обычно мы пили вино, но это был крепкий напиток. Я опрокинула бокал и проглотила, потому что оно обожгло мне горло. Я не собиралась спрашивать, что в нем было.

— Мне это было нужно. Спасибо. — Я взяла свой напиток и подошла к дивану, на ходу снимая туфли на каблуках. Слоан взяла бокал, присоединилась ко мне и стала ждать, когда я заговорю.

— Он написал письмо. Большое длинное письмо, в котором он рассказывал мне все о своей жизни, о своем прошлом и о том, чего я не знала, и он говорил о потере своих родителей и Слоан… Я… — Мне пришлось отставить бокал, потому что я снова могла сорваться, а я не хотела проливать содержимое по всему полу.

— О, милая. — Она крепко обняла меня и дала мне выплакаться еще немного. Неужели я не могла перестать плакать? В тот момент я понятия не имела, откуда берутся слезы и для чего они нужны. Мои эмоции были на пределе, и нужно было что-то предпринять.

— И, хотя он солгал и оказался не тем, за кого я его принимала, я все равно чертовски люблю его. Я люблю этого сукина сына, — сказала я сквозь слезы.

— Конечно, любишь, Рори. Вот что такое безусловная любовь.

— Но я не хочу его любить, — сказала я, когда она протянула мне салфетку, чтобы я могла промокнуть свой нос. — Я хочу его ненавидеть. Я хочу, немного, но не настолько, чтобы перестать его любить. Я имею в виду, он не изменял мне, он не сделал ничего технически неправильного. Он просто выполнял свою работу и не собирался влюбляться в меня. Засранец.