Вероника Мелан - Ассасин
— Нет, ничего такого нет.
— Хорошо.
Багажник хлопнул, водитель вернулся на место и повернул ключ зажигания.
Стараясь не выказать любопытства, я тайком разглядывала сидящего рядом со мной мужчину. Теперь, когда черная куртка и майка уступили место бежевой рубашке и вытертым джинсам, он казался мне еще притягательнее. Расстегнутые верхние пуговицы открывали загорелую грудь и мощную шею, на которой висел серебряный медальон, выцветшая ткань джинсов обтягивала сильные ноги как вторая кожа, темные волосы (ранее зачесанные назад) разметались от быстрой езды. Казалось, это так просто — представить его жесткий и сосредоточенный профиль, когда он несется по улицам: воздух колышет короткие слегка вьющиеся пряди, брови нахмурены в задумчивости, красивые губы сжаты.
А я скучала по нему все это время. И куда только делась вся моя злость, стоило нам встретиться глазами? Терзал вопрос: неужели такая сильная любовь, которую я испытывала, все те чувства, что бушевали между нами, — неужели все это может остаться невостребованным, ненужным? Человеческая глупость безгранична.
Я неслышно вздохнула.
Ну и пусть. Даже если мне суждено пережить все это в одиночку, я все равно благодарна судьбе за возможность побыть с ним в эти, возможно, последние для меня дни.
— Готова? Можем ехать?
— Можем.
Рен положил широкую ладонь на руль и уверенным движением развернул автомобиль. Он совершил сие простое действие так красиво и элегантно, что у меня перехватило дыхание. Он все всегда делал красиво, умело, точно. Совершенно невпопад вспомнилось, как эти длинные пальцы, лежащие сейчас на руле, когда-то ласкали мою кожу, гладили волосы. Как обжигало шею его дыхание, как губы шептали слова, значение которых теперь стерлось…
Создатель, давно же это было — вечность назад.
Я оторвала взгляд от мужских рук и принялась смотреть на проносящиеся за окном дома. Стало ясно, что это путешествие будет для меня тяжелее, чем казалось поначалу. Если я не перестану смотреть на Рена как голодный на вазу с фруктами, оно превратится в настоящий кошмар уже через несколько часов.
«А ведь Рен даже не подозревает о моих мучениях. Он всего лишь оделся в самую красивую рубашку на свете и натянул самые узкие джинсы, которые изумительно подчеркивают сильные бедра».
И как при всем этом не заработать косоглазия? Главное, чтобы он ничего не заметил, иначе я провалюсь со стыда. Стоило подумать об этом, как раздался насмешливый голос водителя:
— Тебя охладить?
Через секунду на меня обрушился поток ледяного воздуха.
— Что ты делаешь? — взвизгнула я, закрывая пальцами решетку, из которой сквозил арктический холод. — Я получу обморожение прямо у тебя в машине! Выключи!
Он лишь рассмеялся.
— Я не хочу, чтобы ты расплавила кресло, на котором сидишь.
— Не расплавлю, не переживай! — Злая от издевательств, я мысленно пообещала больше не смотреть в его сторону.
— Ты очень быстро вскипаешь.
— Это хорошо или плохо?
— Смотря в какой ситуации, — продолжая улыбаться, ответил он, но кондиционер все-таки выключил.
Некоторое время мы ехали молча.
Я все еще кипела из-за его шуток, но злилась не на него — на себя. Не стоило так открыто разглядывать его, тем более в первые минуты встречи — теперь Рен подумает, что я готова упасть перед ним ниц, увидев распахнутый воротник рубашки. И не так уж окажется неправ.
Стоило выехать из города, как дорога начала витиевато кружить среди холмов, поросших густым желто-багряным лесом. Лента ее то вытягивалась длинной ровной полосой и стелилась до самого горизонта, то вдруг терялась за очередным холмом, чтобы вновь показаться через минуту. Я наблюдала за пейзажем, выискивая указатели. Спустя несколько минут, не увидев ни одного из них, решилась нарушить тишину:
— Сколько мы будем ехать?
— Столько, сколько я буду вести.
— Пожалуйста, скажи мне, сколько дней займет дорога?
Рен покосился на меня.
— Увидишь ты его, не нервничай.
Я нахмурилась. Он каждое слово сводил к Марку и от этого же злился сам. Пора бы нам уже поговорить, расставить все по местам, но у меня никак не хватало духу начать этот разговор. Да и как объяснить что-либо человеку, который напридумывал себе небылиц и свято в них верит? Можно до пены у рта доказывать, что между мной и Стэндэдом ничего нет, а олух на соседнем сиденье даже бровью не поведет.
Как можно быть таким красивым и таким упрямым? Таким умным и таким упрямым… Парадокс.
Я вздохнула.
— Он мне нужен совсем не для этого.
— Не для чего?
— Не для этого… — я осеклась. Так или иначе, мои слова звучали глупо. — Почему ты думаешь обо мне всякую ерунду?
Непробиваемый гранитный Рен молчал.
— У меня к нему дело, которое вообще не имеет ничего личного. Но мне очень нужно знать, сколько займет дорога, это важно, понимаешь? А ты мне два слова сказать не можешь.
Я расстроенно замолчала и отвернулась в сторону.
Через минуту до меня наконец снизошли:
— Мы будем ехать не меньше четырех дней. Если не повезет с погодой, то пять. Его особняк находится в горах, уж не знаю, какого черта он забрался так далеко, но по пути нам не встретится ни городов, ни дорожных отелей, так что ночевать будем в лесу.
Что? Четыре дня пути? И ночевать… в лесу? Не знаю, что из этого меня шокировало сильнее.
— В лесу так в лесу, — отозвалась я, стараясь скрыть истинные эмоции. — Я непривередливая.
Рен жестко усмехнулся.
— А у тебя нет выбора. Ты будешь спать там, где я скажу, — бросил он, и я вдруг разозлилась.
— Конечно, тебе же нравится, что я — кукла, которую можно подергать за ниточки. Сказал одно — сделала, сказал другое — тоже сделала. Не жизнь, а малина! Женщина вообще не должна иметь мозгов, да? Зачем они ей, если всегда можно кому-нибудь подчиняться? Вот только подчиняться хочется умным, мужественным, справедливым мужчинам. А тем, кто не может добиться уважения женщины нормальным путем, приходится правдами и неправдами вытягивать всякие обещания…
В гневном порыве я не заметила, что машина уже остановилась, а лицо Рена нависает в нескольких сантиметрах от моего.
— Ты закончила? — свистящим шепотом поинтересовался он.
— Наверное…
В этот момент все мое внимание почему-то сосредоточилось не на глазах, а на его губах — таких умопомрачительно-красивых, находящихся слишком близко. Подайся я вперед, и мы слились бы в обжигающем поцелуе — бурном и яростном… Мне хотелось этого — о да! — но я сидела, не смея шелохнуться. Ни к чему подтверждать сложившееся обо мне мнение, будто я — самая доступная из всех существующих женщин. Однако запах его кожи мутил остатки ума.
